Анастасия Логинова - Гувернантка

Что может означать это исчезновение? Если и он стал случайной жертвой Сорокина… я не знаю, как стану смотреть в глаза Мари. Да и как смогу жить с этим, не знаю.

Правда, все могло развиваться и по совершенно иному сценарию. Ведь кто-то убил Якимова! Убил явно человек, работавший на Британию. А Якимов, раз завел довольно тесное знакомство с семьей Полесовых, очевидно подозревал британского агента в ком-то из членов семьи или в друзьях… Возможно, как раз в Алексе. Или Полесове.

Не рано ли мы сбросили Полесова со счетов? Мне вспомнилось, как плакал и унижался Георгий Павлович в момент задержания. И мигом сделалось дурно при мысли, что он обвел нас вокруг пальца – заставил поверить в собственную свою ничтожность. Право, разве будет кто подозревать агента и шпиона в таком жалком человеке?

Так и не сумев решить хоть что-то, я снова опустила глаза в телеграмму Кошкина. Он обещает, что здесь скоро будет полиция – я знала, что дом еще с ночи был окружен людьми Кошкина, так что, кажется, мне и правда не о чем волноваться.

И тотчас, словно в ответ на мои мысли, от двери, хорошо видимой мне, стоящей у лестницы на втором этаже, раздался мелодичный звон колокольчика. Пока я нервно раздумывала, стоит ли открывать, из своей будочки вышел швейцар Федор и тотчас отпер дверь.

На пороге стоял Стенин Денис Ионович, собственной персоной.

Я совершенно приросла к месту и со второго этажа наблюдала, как Стенин отсчитывает Федору несколько копеек и о чем-то распоряжается – а после швейцар откланялся и вышел на улицу. Стенин же поднял глаза на меня, будто заранее знал, кого застанет на лестнице.

– Здравствуйте-здравствуйте, Лидия Гавриловна, – раскланялся он, как ни в чем не бывало. – А мне вот наскучило уже общество этих стариков – бросил я их. Пустите к детишкам?

– Здравствуйте, Денис Ионович, – голос мой все же дрогнул, – к детям нельзя – они занимаются…

– Нельзя говорите?… – хмыкнул Стенин. И едва слышно добавил: – Я отослал вашего швейцара в аптеку, за микстуркою. Голова, знаете ли, разболелась что-то.

В эту минуту я уже не сомневалась, что была права: этот человек и есть Сорокин, которого мы ищем. Где же полиция?!…

А Стенин вдруг заговорил снова:

– Я знаю, что сейчас сюда вломятся ваши люди, – сказал он еще тише и смотрел на меня так, будто видел насквозь. – Я не стану сопротивляться. И буду с вами работать. Слово офицера. Я лишь прошу – дайте мне попрощаться с детьми.

Господи, Боже мой, ну где же полиция!

Если бы они вошли прямо сейчас – это избавило бы меня от необходимости отвечать. Что мне было делать? Поверить его высокопарному обещанию и пустить к детям? Поверить обещанию человека, который приказал убить беззащитную девушку, доверившуюся ему и считавшую его своим отцом?

Не могла я этого сделать. Поэтому, судорожно сглотнув, ответила, как могла твердо:

– Дети занимаются.

Выцветшие голубые глаза Стенина теперь смотрели на меня из полумрака прихожей не просто с холодом – с холодной ненавистью. Уверена, точно так же он смотрел на Балдинского за мгновение до того, как вытащил «бульдог». Мне сделалось страшно. Мы были здесь, в парадной, совершенно одни, и, вынь он сейчас оружие…

Стенин хотел меня уничтожить – я отлично это видела.

Нервы мои, меж тем, были натянуты до предела и едва не оборвались, когда – в дверь снова позвонили. Громко и требовательно.

Неужели полиция? – захватила меня спасительная мысль.

Однако в дверь звонили, а мы со Стениным не шевелились, чтобы открыть – словно боясь упустить из виду глаза друг друга.

– Откройте, Денис Ионович, будьте так любезны, – попросила, наконец, я.

На что Стенин изумленно поднял брови:

– Спуститесь и сами откройте, Лидочка, – он ухмыльнулся. – Или вы меня боитесь?

Да, я боялась этого человека и не рисковала приблизиться к нему. Но ответить ничего не успела – мимо меня вихрем пронеслась вниз неугомонная Аннушка, бормоча на ходу:

– Звонют-звонют, а я и не слышу! Куда Федор-то запропастился?… – И в следующее мгновение Анна уже отперла дверь, ахнув: – Батюшки-святы…

На пороге и правда была полиция – двое статных плечистых полицейских в форменных кителях и фуражках.

Еще более Анна перепугалась, когда я выкрикнула, не в силах справляться со своими нервами:

– У этого человека оружие, задержите его немедленно!

Полицейский чуть замешкался, потому что тяжелым взглядом смотрел в это время на меня, а Стенин, который и правда, кажется, не ожидал такого развития событий, дернулся к дверям. Но как-то не слишком уверенно – он и сейчас трезво оценивал свое положение и понимал, должно быть, что уйти далеко ему все равно не дадут.

И правда – опомнившись, оба полицейских тотчас скрутили ему руки, а один из них, ловко обследовав его карманы, и впрямь вынул короткий револьвер. Наверное, я все же правильно поступила, не пустив его к детям…

Аннушка держалась за сердце и крестилась не переставая.

На шум в парадной выбежали и другие слуги, и Мари, глядящая распахнутыми глазами то на меня, то на скрученного полицейскими Стенина. У своей юбки она удерживала близнецов, не давая им приблизиться.

– Вы Тальянова? – поправляя съехавшую на бок фуражку, обратился ко мне полицейский. – Извольте поехать с нами, у нас приказ…

– Да-да, я знаю, – недослушав, кивнула я, – разрешите, я только возьму пальто и тотчас выйду.

Полицейский, помедлив, согласился, но, к моему удивлению, когда я двинулась по коридору в свою комнату, он направился следом. Вошел за мной и в спальню, встав на пороге, и, пока я надевала пальто и крепила шляпку, бесстыдно меня разглядывал. Я старалась не обращать внимания – видимо, это было для моей же безопасности.

Замешкавшись, я взяла с комода свой ридикюль – тот самый, в который укладывала Смит-Вессон Ильицкого. Сумка была непривычно тяжелой, но с револьвером мне и впрямь стало вдруг намного спокойнее.

Я уже выходила, когда в мою комнату, оттолкнув полицейского, ворвалась Мари – одна, без братьев:

– Что происходит? Куда полиция вас увозит – разве вы что-то сделали?

Кажется, она решила, что меня арестовали, и страшно паниковала:

– Мари, все в порядке, – быстро ответила я, – мне придется уехать сейчас, но в доме останется полиция. Так нужно, поверьте.

– А Денис Ионович?… – дрогнувшим отчего-то голосом спросила она.

Я не знала, что ответить. Кажется, мне и впрямь придется объяснять ей, что Денис Ионович – это ее дед. И что он английский шпион и предатель. Мне нужно будет это ей объяснить, это было бы честно. Но после – не здесь, и не при этих людях.

– Если нам не удастся увидеться больше, Мари, то я непременно напишу вам, – пообещала я вместо ответа. – Присматривайте за братьями.

И, отведя взгляд, я торопливо прошла мимо полицейского в коридор, а после спустилась на улицу и села в экипаж.

Это была не простая полицейская карета, а с отсеком для перевозки задержанных. Именно туда и поместили Стенина, а меня, подав руку, пригласили сесть в кабину. Напротив меня расположились двое полицейских; еще трое, как успела я отметить, остались в доме.

Мы не доехали и до ближайшего перекрестка, когда я вдруг заметила во встречном потоке сперва белую лошадь – очень знакомую мне, а после и всадника на ней. Это был Алекс.

В следующее мгновение и Алекс увидел меня, посуровел лицом и тотчас бросился наперерез полицейской карете.

– Позвольте, господа, по какому праву вы удерживаете эту даму?! – рывком открывая дверцу кареты, вскричал он. – Куда вы ее везете?

– Алекс, Алекс, все хорошо, я уверяю вас! – Больше всего я была рада сейчас, что он жив и здоров, и попыталась все уладить: – Скажите лучше вы, почему вы не в Березовом?

Тот замялся на мгновение, бросив взгляд на полицейских, и ответил.

– У меня… срочное дело. К Мари. Мне нужно с нею поговорить.

Однако вопреки слову «срочное» Алекс стоял, открыв дверь экипажа, задерживая и нас, и движение на Пречистенке. А когда, не слушая возражений и даже запретов полицейских, Алекс вовсе бросил свою белую лошадь и сел рядом со мной, мне стало как-то не по себе. Если он так торопится к Мари, то отчего задерживается возле меня? Что, если он и был подозреваемым Якимова? Что, если он его и убил?

Только присутствие рядом полицейских позволяло мне держать себя в руках.

Разнервничавшись, я не обратила внимание, что дверь справа от меня открылась – я думала, еще один из полицейских вошел, чтобы добром уговорить Алекса нас оставить. Но младший Курбатов вдруг вскинул брови и сказал:

– Лев Кириллыч?! Утро доброе… я отчего-то думал, что вы давно в Петербурге.

Не поверив еще в услышанное, я резко обернулась и – не сдержала короткий вскрик, когда увидела сидящего рядом с собой Якимова. Вполне живого и невредимого.

Он, отметив такую мою реакцию, довольно хмыкнул. Алекса он будто вовсе не заметил, а мне сказал:

– Здравствуйте, m-lle Тальянова. Не ожидали? Увы, пришлось пойти на эти меры, потому как вы и ваш жених стали слишком много внимания уделять моей персоне.

Я в ужасе попыталась отпрянуть от того, кого полагала мертвым, но он не дал мне этого сделать, цепко ухватив за руку. И тотчас на моем запястье защелкнулся металлический браслет, неприятно холодя кожу. И на другом запястье тоже. На меня надели наручники, а я сидела, испытывая животный ужас, и не понимала, что происходит.

– Вы арестованы, Лидия Гавриловна.

– Лев Кириллыч, что вы себе позволяете?… – ошарашено спросил Алекс, проследив за его манипуляциями – я все еще не могла вымолвить ни слова.

Сказано это было с вызовом, так что Якимову пришлось удостоить того взглядом:

– Господин Курбатов, – сказал он, будто и не слышал вопроса, – не в добрый час вы забрались в этот экипаж. К сожалению, отпустить вас мы уже не сможем. Отдайте оружие, если оно у вас есть.