Хотя его лицо и было искажено болью, в глазах горела бешеная злоба. С вытянутой руки на деревянные ступени капала кровь. В раненой руке не было прежней силы, но пальцы все равно тянулись к Саманте.

Ее лицо исказилось, и она отпрянула назад.

— Ты — loko! — прошипела она. Саманту начало тошнить от вида капавшей крови. Он стоял перед ней, словно неуклюжий бык, не имеющий достаточно разума, чтобы уступить.

— Я не хотела тебя ранить, — прошептала она, — но была вынуждена это сделать. Тебе нужно было только уйти, Будь ты проклят! Уйдешь ты наконец?

Убирайся!

Но упрямый дурак вновь шагнул вперед и вытянутыми пальцами коснулся ее платья. После пятого выстрела рыдания стали душить ее. Пуля зацепила подбородок. Из-за трясущихся рук она могла бы промахнуться. Писли споткнулся, потерял равновесие, грохнулся на ступени и покатился по ним вниз. Саманта, затаив дыхание, смотрела на лежавшего Тома. Жив ли он? Она не хотела его смерти. Она никогда никого не убивала и не хотела убивать.

Том зашевелился. Он попытался подняться на ноги, его качало, но он упорно смотрел только на Саманту. Они оба знали, что в барабане револьвера осталась последняя пуля. Сумеет ли он выдержать еще один выстрел и войти в отель, чтобы убить ее? Она угадала его мысли.

— Ты — дурак! — крикнула она. — Я убью тебя в любой момент! У меня последняя пуля, но, если ты меня вынудишь, я всажу ее тебе прямо в сердце. Не заставляй меня больше стрелять!

Казалось, Писли колебался целую вечность. Наконец он повернулся и захромал вдоль стены отеля.

Саманта не знала, сколько времени она простояла, ожидая, пока он скроется из виду. На улице было тепло, но ее колотил озноб. Наконец она вернулась в отель, быстро прошла к номеру мимо выстроившихся в коридоре жильцов и захлопнула дверь, чтобы не видеть их любопытных лиц.

Обессиленная, она вбежала в спальню и упала на кровать. Черт бы тебя побрал, Том Писли. Надеюсь, ты сдохнешь от потери крови, всхлипывая, подумала она, забыв, что совсем не хотела его смерти.

Но Саманте было бы еще хуже, если бы она знала, что свидетелем сцены на лестнице был высокий темноволосый незнакомец.

Глава 2


Отель, в котором остановилась Саманта Кингсли, был расположен на окраине Денвера, в непрерывно растущем новом районе. Фасад отеля выходил на улицу, заполненную магазинами, парой салунов, банком, еще двумя небольшими отелями, продовольственным рынком и совсем недавно открывшимся театром. Местность за отелем была пустынной — на нее город пока не заявил своих прав.

Хэнк Чавес медленно ехал верхом. Архитектура здания отеля, у которого он остановился, не внушала опасений, что плата за комнату будет слишком высокой. Ему страшно надоели поиски временного пристанища, и он решил остаться здесь. Привязывая лошадь к дереву, он увидел странную сцену перед входом в отель. В ярком полуденном свете Хэнк разглядел мужчину и молодую женщину. Мужчина был весь в крови. Неужели он ранен юной леди, сжимавшей в руке револьвер? В это трудно было поверить. И тут в полуденной тишине, как бы в подтверждение догадкам Хэнка, женщина выстрелила в стоявшего перед ней мужчину. Выстрел раздался в тот самый момент, когда он, немного подавшись вперед, протянул к ней руку.

Хэнк в изумлении таращил глаза. Женщина, да нет, девушка не старше восемнадцати, была просто красавица. Ее волосы, выглядевшие при солнечном свете огненно-рыжими, были распущены.

Подавшись вперед, Хэнк оперся рукой о переднюю луку седла и неотрывно наблюдал за происходящим. Он дорого бы дал, чтобы услышать, о чем они говорят, но расстояние было слишком велико. Мужчина рухнул на ступени лестницы и покатился вниз. Хэнк не отрываясь смотрел на девушку, словно хотел внушить ей мысль повернуться, чтобы хорошенько ее разглядеть. Так ли она красива, как ему показалось?

Но она не повернулась. Мгновение спустя она исчезла, и желание Хэнка познакомиться с ней ушло столь же быстро, как и появилось. Красивая девушка с револьвером? Нет, ему не хочется знакомиться. У него здесь слишком важное дело, и нет времени впутываться в истории с разъяренными женщинами.

Путь из Далласа в Денвер, занявший у Хэнка несколько месяцев, потребовал огромной затраты сил, а упущенные возможности и вынужденные отступления вконец измотали его. Но по дороге в Денвер он избегал городов, в которых искушение передохнуть было слишком велико.

Если бы не подлое бегство Пэта Макклюра, который уехал из Далласа за несколько дней до того, как Хэнк начал его разыскивать… Прочитав записку Пэта, Хэнк пришел в такую ярость, что разгромил комнату в отеле, а потом отправился в салун и разнес, в свою очередь, его. Денег на возмещение ущерба не хватило, и его упекли в тюрьму на целый месяц.

Он мог бы взять деньги у Брэдфорда Мейтланда, богача, которому Хэнк однажды спас жизнь. Но он был слишком горд, чтобы просить. К тому же Мейтланду принадлежала женщина, которой домогался и Хэнк. И хотя он проиграл вполне достойно, все же в душе остались обида и сожаление. Она ведь была единственной женщиной, которой Хэнк предлагал разделить судьбу. По правде говоря, с Анджелой шансов у него не было. Еще до знакомства с Хэнком она была предана Мейтланду душой и телом. Конечно, Мейтланд был слишком глуп, чтобы догадаться об этом.

Никогда он не будет просить помощи ни у Мейтланда, ни у Анджелы, которая сама была богата. Он уже брал у нее деньги. Действительно брал, когда ограбил почтовую карету, где среди других путешественников была и Анджела.

Именно так он познакомился с Анджелой Шерингтон. Забыть ее Хэнк не мог и стал разыскивать, чтобы вернуть половину, да, только половину, украденного. Конечно, увидев его, она пришла в ярость — и в какую ярость, — пока не увидела своих драгоценностей. Чтобы повидать Анджелу опять, Хэнк заехал извиниться еще раз. Но к тому времени вернулся Мейтланд.

Вконец потерявший голову Хэнк звал Анджелу уехать с ним в Мексику, но получил отказ. Она относилась к тем женщинам, которые в жизни любят единственного мужчину, и им был Брэдфорд Мейтланд. Хэнка это приводило просто в какое-то недоуменное восхищение. Все же он задержался в Далласе, надеясь, что она изменит свое решение. Но, когда Мейтланд воззвал к совести Хэнка, Анджела была потеряна для него навсегда.

— Пэт Макклюр присоединился к Хэнку в Далласе, обещая поехать с ним в Мексику, чтобы помочь выкупить родовое имение. Хэнк жил в отеле, а Пэт у хорошенькой senorita в глинобитном домике на окраине города. Поэтому Хэнк не знал, что Пэт уехал в Денвер, пока не разыскал senorita и не прочитал загадочную записку Пэта, содержание которой для Хэнка означало одновременно все и ничего. Хэнк убил бы Пэта прямо тут же, не обратив внимания на их прежнюю дружбу. Пэт забрал не только свои деньги, но и Хэнка, лишив его возможности выкупить родовую hasienda в Мексике.

Последние годы Хэнк жил только этой мечтой. С тех пор, как в 1859 году банда Хуареса ворвалась к ним в hasienda и устроила кровавую резню, он мечтал отомстить. Эти бандиты, убивавшие ради выгоды и удовольствия, использовали мексиканскую революцию как прикрытие.

Хуарес заявил, что родовое имение Чавес — собственность церкви. Все знали, что это не правда. Для Хуареса и ему подобных это расхожее утверждение позволяло грабить «на законном основании»: по их мнению, церковь в Мексике поддерживала консерваторов.

Хэнку никогда не забыть vaqueros, с которыми он вырос. Их убили только за то, что они не хотели служить в армии, их жен и дочерей изнасиловали. А его бабушка умерла от сердечного приступа, увидев, как был убит ее сын, отец Хэнка, попытавшийся преградить дорогу бандитам.

Хэнку удалось остаться в живых, хотя потом он не раз сожалел об этом. После ужаса увиденного он пришел в себя только оказавшись в армии, куда его забрали под угрозой расстрела. А еще Хэнку объяснили, что с землей ему придется расстаться: революция нуждается в деньгах.

Все это делалось «во имя революции», черт бы ее побрал. Но что Хэнк мог поделать? Даже публично обвинить убийцу Хуареса он не мог. И он затаился, в глубине души лелея мечту вернуть то, что ему принадлежало.

Мечта вернуть потерянное родовое имение помогала Хэнку выдержать те полтора года, которые ему пришлось сражаться на стороне либералов.

Лишь двое из его семьи остались в живых — при нападении банды они были в другом месте. Его дедушка, дон Викториано, забрал сестру Хэнка Доротею в Испанию, где жила одна из ветвей рода — семья Вега. Она написала Хэнку, что дедушка тяжело болен, что врачи уже не надеются на его выздоровление. Хэнк взбунтовался, требуя разрешения поехать к деду. За это его засадили в тюрьму и продержали там почти два года. Пока он сидел в грязной и вонючей дыре, дедушка умер, а дом его был продан…

Никто не знал его настоящего имени. Энрико Антонио де Вега и Чавес перестал существовать. Хэнком его называли gringos, сидевшие с ним в тюрьме.

Наконец ему удалось сбежать из тюрьмы. Он покинул Мексику. Это был единственный способ избежать службы в «революционной армии». Хэнк работал в Техасе, пока не накопил денег на поездку в Испанию. Там он узнал, что Доротея вышла замуж за англичанина и уехала с ним. Хэнк добрался до Англии. Сестра встретила его с искренней радостью, но вскоре он остро ощутил свою ненужность: Доротея была поглощена заботами о своей новой семье. К тому же спокойно жить мешала всепоглощающая страсть — вернуть родовое имение. Для этого нужны были деньги, много денег.

Вернувшись в Штаты в 1864 году, он пытался побольше зарабатывать, но это было практически невозможно, даже с его хорошим образованием. Он все чаще приходил в отчаяние. В один из таких дней ему и встретился промышлявший грабежом Пэтрик Макклюр.

Оказавшись по сути вне закона, Хэнк не стал отъявленным негодяем и грабил только тех, кто, по его мнению, не лишался после этого всего состояния. Он не трогал, как Пэтрик со своими людьми, шахтеров Среднего Запада, потому что понимал, сколь скуден и труден их заработок. Других денег у них просто не было. Хэнк обходил стороной банки, в которых наивные люди держали свои последние сбережения. Его добычей становились почтовые кареты, разъезжавшие по Техасу. Как правило, пассажиры не брали в дорогу всех денег, и это обстоятельство утешало Хэнка, который мог и вернуть награбленное, если жертве удавалось убедить его, что эти деньги — последние.