Джулия Лонг - Грешная и желанная

– ПОГОДА ПРЕЛЕСТНА! А ЧТО, ОБЫЧНО ВЕСНА У ВАС ХОЛОДНАЯ?

Глаза его так расширились, что она увидела только белки.

– Весной у нас восхитительно, мисс Дэнфорт. Вам очень понравится, – вмешалась Оливия, мягко, осторожно, словно демонстрируя подобающий для беседы в помещении тон.

– У вас есть еще один брат? – снова повторила свою попытку Тэнзи, на этот раз тише, начиная что-то подозревать.

– Каковы ваши интересы и стремления, мисс Дэнфорт? – это спросил Колин. Явная смена темы, но глаза его многообещающе засверкали.

– О, боюсь, я в некотором роде превратилась в домашний цветок. Но мне не терпится выяснить, чем увлекаются жители Суссекса.

Она заметила, что Колин воспринял это как флирт. Этот точно из распутников – или был таковым раньше.

– Колин любит коров, – резко и раздраженно бросил Чейз. – Очень, очень любит.

– Коров… – протянула Тэнзи. – Ну, я могу придумать более интересное занятие, чем выращивание бычка.

Наступило недоуменное молчание.

Колин выглядел так, словно разрывается между мыслью о том, что это полная бессмыслица, и тем, что ему в общем-то наплевать, так это или нет, ведь услышать-то он хотел именно это.

– Мисс Дэнфорт, вы бывали когда-нибудь в Ист-Индии? – вмешался Чейз. Это прозвучало так, будто он задал вопрос наобум.

Она повернула голову к нему.

– Нет, этого удовольствия я еще не имела, но мне кажется, что работа на Ист-Индийскую компанию должна быть такой впечатляющей. Должно быть, вы оба исключительно талантливы. Надеюсь, вы расскажете мне об этом все, пока я тут живу.

И просияла, глядя на обоих поочередно.

Все за столом заметили миг, когда Колин и Чейз, капитулировав перед огромными глазами, длинными ресницами и улыбкой, просияли в ответ.

Снова наступила почти осязаемая тишина.

А затем Чейз и Колин, перебивая друг друга, заговорили о коровах и Ист-Индийской компании и не замолкали до тех пор, пока лакей не внес бланманже.

– Домашний цветочек, подумать только! – сказала Оливия Женевеьеве после обеда. Она сидела на краю кровати Женевьевы, потирая щиколотку. – Сегодня вечером под столом столько пинались и щипались! Нам что, придется все время следить за тем, что мы говорим, пока она здесь? «Я могу придумать более увлекательное занятие, чем выращивание бычков». Нет, ну честное слово! И ведь в один прекрасный миг она все равно увидит Йена. Мы не сможем вечно скрывать правду о его существовании. И вообще, может, она вовсе не сочтет его привлекательным. Она такая юная штучка, а у Йена бывает такой потасканный вид.

Женевьева поколебалась. Последние ироничные слова платной компаньонки Тэнзи все еще звучали у нее в ушах: «Удачи, ваша светлость».

Она благоразумно решила не делиться ими с Оливией. Во всяком случае, пока.

– Ну, мы же не будем все время делить с ней трапезу. Я думаю, она очаровательна. Одна в этом мире, и мне кажется, она просто пытается всем угодить. Она так очаровательна со всеми, включая меня, и наверняка будет такой же с тобой, если ты дашь ей шанс.

Женевьева была настолько великодушна в своем счастье, что с готовностью закрывала глаза на любые напоминания о том, что из своего прошлого лелеял ее супруг.

– Посмотрим, – сказала Оливия зеркалу. К ней любовь была куда менее добра, и она больше не собиралась доверять так легко.

Наскоро заскочив в свою комнату, чтобы пощипать щеки, покусать губы и расправить после долгого сидения за обедом платье, Тэнзи направилась в бальный зал.

Она ступила на порог как раз, когда превосходный оркестр заиграл рил, и сердце ее внезапно взмыло вверх и закружилось.

Энергичная музыка была сродни идеальному счастью. Ее жизнь слишком долго заполняли передвижения, ни одно не было особенно приятным, ни одно не было ее выбором. Но сегодня вечером она с радостью забудется в танце, словно бабочка, порхающая с цветка на цветок.

Тэнзи сделала еще один робкий шажок в зал.

Гости его еще не заполнили, но девушка не узнала ни одного из обернувшихся к ней лиц. Странно думать, что к концу вечера все будет наоборот.

Еще один шаг. Все равно что входишь в холодную воду. Постепенно к ней привыкая, шажок за шажком.

Улыбаясь, Тэнзи сделала еще шаг.

И застыла.

Случилось что-то ужасное.

Из легких внезапно вышел весь воздух, словно ее сбросили с большой высоты. Перед глазами замелькали искры. Тэнзи обернулась назад, будто надеялась увидеть обидчика, обрушившего лопату ей на голову и внесшего смятение в ее душу.

Затем медленно, осторожно повернула голову обратно и посмотрела в бальный зал. На ту стену.

Увы, она уже знала, что обидчик с лопатой тут ни при чем. Все гораздо хуже.

Это мужчина.

Восхитительное возбуждающее тепло обожгло кожу. Мир вокруг необъяснимо укрупнился. Внезапно все сделалось громче и ярче, и Тэнзи стало неловко, казалось, она разучилась ими пользоваться.

Да ради всего святого! Можно подумать, она никогда прежде не видела красивых мужчин. Да она с привычной легкостью кукловода обращалась с влюбленными красавцами! И дело вовсе не в том, что она какое-то время оставалась вне игры. От Джанкарло, несмотря на всю его красоту, у нее даже пульс не участился.

Так что, бога ради, изменилось сейчас? Может, дело в том, как он держится – словно ему принадлежит весь мир? В слегка насмешливом, отстраненном выражении лица, словно он намерен использовать все и всех, да еще сделать так, чтобы им это понравилось? В его идеально сидящей, безупречно сшитой, элегантно простой одежде, которая невольно заставила ее гадать (потрясенно!), как он выглядит без нее? В надменном профиле? В его восхитительном, почти пугающем росте?

Причина во всем этом и ни в чем из этого. Тэнзи точно знала только одно – для нее это что-то совершенно новое и в голове пусто, как у новорожденного младенца.

Сообразив, что неприлично на него таращится, Тэнзи заставила себя посмотреть в другую сторону, по непонятной причине – вверх.

На потолке только одна вещь могла представлять хоть какой-то интерес – люстра, и Тэнзи изобразила необычайное восхищение. А когда снова опустила взгляд, обнаружила, что тот мужчина наблюдает за ней. Явно озадаченно.

Ее сердце неистово заколотилось.

Уголок его рта слегка приподнялся, голова склонилась в едва заметном поклоне, вежливом, немного снисходительном.

Взгляд лениво блуждал по залу.

Причем Тэнзи он пропустил. Как будто она кресло, или люстра, или – немыслимо… простушка.

И вот уже второй раз за несколько минут она испытала ощущение удара по голове.

Ей пришла ужасная мысль: а что, если в Англии она привлекательной не считается? Что, если в ее чертах есть нечто, что англичане находят комичным? Что, если золотистые волосы тут считаются блеклыми и немодными? Тэнзи чувствовала себя так, словно у нее только что вырвали меч.

И едва не выпрыгнула из платья, когда кто-то прикоснулся к ее локтю. Она совсем забыла, что в мире есть и другие люди.

Тэнзи резко обернулась и увидела рядом с собой Женевьеву.

– А, вот вы где! Боже правый, вы просто красавица! Пойдемте со мной, Тэнзи. Заверяю вас, ваша бальная карточка заполнится за несколько секунд. – Женевьева дружески взяла свою подопечную под руку и решительно повела куда-то. – Пожалуйста, не стесняйтесь. Обещаю, все будут просто счастливы с вами познакомиться.

Тэнзи позволила увлечь себя прочь, прочь от этого мужчины, послав при этом сияющую безрассудную улыбку куда-то в толпу. Молодой человек, оказавшийся на пути этой улыбки, залился румянцем, лицо его исполнилось томления, и Тэнзи поняла, почувствовала, что он смотрит ей вслед.

И пока они с Женевьевой шли по бальному залу, она ощущала, как один за другим оборачиваются мужчины, словно цветы на лугу под летним ветерком.

Прежде чем этот вечер закончится, она заставит обратить на себя внимание и того мужчину.

Женевьева вела ее по бальному залу, представляя гостям. Немало взглядов их провожало (очень приятно); разговоры обрывались; танцы выпрашивались. Словом, все было так, как и должно быть, и Тэнзи начала успокаиваться и даже получать от этого удовольствие. Скупо, с дальним прицелом она записала один вальс за случайно выбранным кавалером, заставив остальных гадать, почему она выбрала его. А затем обратилась к Женевьеве:

– От всех этих разговоров у меня разыгралась жажда. Нельзя ли нам наведаться к чаше с пуншем?

И направилась в ту сторону прежде, чем Женевьева успела ответить или приступить к знакомству ее с кем-нибудь еще.

Незнакомец по-прежнему в одиночестве стоял у стены, рассматривая бальный зал. Когда Тэнзи к нему приблизилась, время словно замедлило ход.

Она как во сне увидела, что он выпрямился, повернулся и произнес:

– Ну, добрый вечер, Женевьева. Куда это ты так поспешно убежала?

Он называет герцогиню по имени!

Та проговорила:

– Мисс Дэнфорт, познакомьтесь с моим братом, мистером Йеном Эверси. Капитаном Эверси после повышения по службе.

Ее брат! Брат, о котором никто и не заикнулся!

Йен. Йен. Йен Йен Йен.

Не Ланселот, конечно, но и так сойдет.

Его поклон, исключительно грациозный, показался чересчур обворожительным. Она подозревала, что обворожительным будет все, что он делает – зевает, почесывается, по утрам после сна протирает глаза. Впрочем, трудно представить, что он делает настолько заурядные вещи.

Вблизи его лицо оказалось чуть жестче, чуть более пугающе и намного красивее. Скулы, челюсть и лоб объединились в бескомпромиссной, отшлифованной, алмазоподобной симметрии. Рот изящно очерчен. Глаза над скулами, крутыми и грозными, как стены крепости, были голубыми, насмешливыми и чуть циничными. Он оказался старше, чем она предположила сначала. Крупнее, чем ей показалось издали. Плечи его уходили в бесконечность. И смотрел он на нее, не смущаясь, как столь многие прочие кавалеры.