Так что он умудрялся улыбаться, кланяться и говорить положенные банальности проходящим мимо гостям. Бывали вечера и похуже, переживет и этот. Нужно просто все время двигаться по залу, улыбаться, кивать. Тогда, если кто-нибудь спросит: «Вы видели Йена?», многие кивнут и скажут «да», и все будут знать, что он добросовестно выполняет свои обязанности. О, он великий стратег!

А завтра можно будет уехать в Лондон. Расстояние поможет. Как и опиум, оно не избавит от боли, но обязательно поможет ее приглушить.

Блистающие ряды пришедших на бал гостей пополнялись. Все, кого он знал, в нарядах, которые он видит от приема к приему, входили в зал. Прошел слух, что подопечная герцога, мисс Титания Дэнфорт, так бурно всколыхнувшая тихие воды светского общества Суссекса, обручится с человеком, который тоже станет герцогом, и все желали при этом присутствовать. Какая восхитительная симметрия, вздыхали некоторые. Это, несомненно, судьба.

Йен ее еще не видел.

Собственно, он не видел ее почти две недели.

Точнее, двенадцать дней, четыре часа, тридцать две минуты и сорок одну секунду. Перед балом он собирался еще раз посмотреть на свою карту, но отодвинул ее и убил некоторое время, производя эти самые вычисления.

За эти подсчитанные часы и минуты он успел съездить в Лондон, начал покупать припасы в дорогу и заказывать одежду, подходящую для путешествия по Африке и прочим местам. А она, предполагал он, в эти же часы и минуты каталась в пролетке, ходила на пикники, прогулки и все такое. Йен весьма невеликодушно надеялся, что ей скучно и что она постоянно о нем думает, потому что если ей и предстоит его забыть, то у нее на это будет полно времени после того, как его корабль отплывет.

А потом он понадеялся (и характер собственного бескорыстия его поразил), что ей не очень скучно, потому что сама мысль о ее несчастливости, о том, что ее живость и блеск потускнеют, ввергла его в состояние, близкое к панике. Словно под угрозой оказалась его жизнь.

– Ты на что, дьявол тебя побери, так злобно смотришь?

Прямо перед Йеном остановился Колин, сердито на него взглянув.

– Вовсе не злобно, – машинально ответил Йен.

– Прошу прощения. Ты перепугал всех тех юных леди, что стоят напротив.

Йен моргнул. Напротив него действительно стояли юные леди, все до единой с побледневшими лицами и широко распахнутыми глазами. Ну что ж.

– А. Думаю, мне нужно посетить уборную, – сказал он Колину, скорчившему сочувственную мину.

Йен вышел в коридор и направился туда, где когда-то помешал сержанту Саттону, пытавшемуся убедить Тэнзи в их духовной гармонии. Не в уборную, просто подальше от зала.

И тут кто-то остановился перед ним.

Он застыл.

Красивая брюнетка, обиженно надувшая губки. Он даже слегка испугался – ему потребовалось несколько секунд, чтобы ее узнать.

Он почти забыл о ее существовании.

Но теперь нет никаких причин, чтобы ее избе-гать.

– Мои извинения, леди Карстерс, за то, что не написал вам раньше. Мне решительно помешали дела как тут, в Суссексе, так и в Лондоне. Но я так рад видеть вас здесь.

– Я попытаюсь вас простить. Некоторые вещи только улучшаются от предвкушения.

Предвкушение.

Она просто обязана была сказать «предвкушение».

Ему как будто всадили стрелу в живот.

Он на мгновение замер.

– Что-то случилось, капитан Эверси? – Она протянула ручку и коснулась его руки.

– Нет. Нет, все в порядке. – Он выдавил улыбку, посмотрел на ее ладонь, лежащую на его руке, и ощутил сильное желание ее стряхнуть. Прелестная ручка, изящная, ухоженная, но смотрелась на его руке… неправильно, как паук. – Не хотите сказать, где расположены ваши комнаты?

– Второй этаж. Третья дверь от лестницы.

Они услышали шаги, цокающие по коридору.

Женские шаги.

Леди Карстерс пробормотала:

– До встречи, – и, проведя пальцами по его руке, ускользнула прочь с ловкостью человека, привыкшего ускользать.

Йен резко повернулся на звук шагов.

И замер.

Перед ним стояла Тэнзи.

Она наблюдала за ними.

Лицо ее побелело.

Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Наслаждение просто смотреть друг на друга, находиться рядом друг с другом было отравлено невысказанными словами.

У нее нет ни малейшего права смотреть на него как на предателя.

И все же…

Наконец Йен заговорил.

– Чем могу быть полезен, мисс Дэнфорт? – произнес он спокойно, но грубовато.

Это казалось странным. Словно он в первый раз за долгое время говорит на своем родном языке после того, как разговаривал с кем-то на другом.

Двенадцать дней, четыре часа, тридцать две минуты и сорок одну секунду.

И какое это облегчение – просто находиться рядом с ней. Внезапно земное притяжение перестало так сильно на него давить.

Она долго молчала. Очевидно, набиралась смелости.

– Ты собираешься заняться с ней любовью?

Он едва не выругался. Будь проклята она и ее привычка наскакивать на него с вопросами!

Он был готов сделать все что угодно, лишь бы это выражение исчезло с ее лица, и при этом… при этом ему хотелось наорать на нее за наивность. Все идет так, как идет.

– А ты собираешься выйти замуж за будущего герцога?

Шум бала доносился до них как во сне. Один из этих голосов принадлежал будущему герцогу. Молодому человеку с благородной судьбой, большим влиянием, деньгами и титулом. Молодому человеку, никогда не наставлявшему рога герцогу Фальконбриджу.

– Возможно, – ответила она дрогнувшим голосом. Страдальческим. Оборонительным.

И сердитым.

Он откинул голову назад и с силой кивнул.

Затем пожал плечами.

Вот и все.

Повисло еще более нелепое молчание.

А леди Карстерс ждет его у себя в комнате, и через несколько минут она наверняка начнет нетерпеливо постукивать ножкой в атласной туфельке. Йен представил ее роскошное белое тело под своими ладонями, представил стоны, которые он так хорошо умел вызывать. Она закинет одну ногу ему на бедро, и он быстро возьмет ее у стены или в углу. Забудет обо всем, испытает восхитительное наслаждение, погрузившись в ее тело. Временная передышка.

Тэнзи стояла молча, не шелохнувшись.

Йен так быстро шагнул к ней, что она вздрогнула.

– Чего ты от меня хочешь, Тэнзи? – Он произнес это тихо, яростно, настойчиво.

Она сцепила перед собой руки. Он глянул на ее побелевшие кулачки, потом на побелевшее лицо. Высоко на скулах у нее появились два лихорадочных, ярких пятна.

Он хотел прикоснуться к ней, успокоить, сделать так, чтобы пятна исчезли.

Но не решился.

Он ждал.

И ждал.

И наконец она едва слышно прошептала:

– Я не хочу, чтобы ты занимался с ней любовью.

Йен резко втянул в себя воздух. Эти слова подействовали на него, как стрела. Та, которая убивает.

Та, которыми Купидон стреляет в свои жертвы.

Он так много мог ей сказать. Мог указать на лицемерие, на тщетность, на честность и справедливость. Мог напомнить, что хотя кое в чем она и мудра, у нее нет никакого жизненного опыта, и она совершенно наивна в том, что касается мужских нужд и прочей ерунды, и у нее нет, нет никакого права стоять тут с таким лицом! Что все сказанное о нем – правда, и она это знает. Мог бы сказать, что это она его довела. И она не имеет права!

Паршиво, Тэнзи, не повезло тебе.

И это будет самое милосердное, что он может сказать. После этого она пойдет своим путем, а он своим, как и должно быть. Позволит ей ненавидеть себя, сначала чуть-чуть, потом сильно, а потом она забудет.

Именно это он и собрался сказать.

Но вместо этого произнес, очень нежно:

– Тогда я не буду.

Это было равносильно признанию.

Йен больше не знал, кто он такой.

Все, что он знал – она должна получить то, что хочет, и неважно, что это. Неважно, какой ценой.

И решив таким образом свою судьбу, Йен круто повернулся и ушел, оставив Тэнзи как раз в тот миг, когда ее лицо осветилось почти божественным светом, потому что не мог на это смотреть.


Во время перерыва между танцами Стэнхоуп подошел к нему, его молодое, красивое, открытое лицо сияло. У него наглый подбородок, решил Йен без капли милосердия. Что-то в нем, квадратном и таком безукоризненном, страшно его раздражало.

– Я просто хотел поблагодарить вас, Эверси, за ваше письмо, сообщившее мне про мисс Дэнфорт.

– Нет нужды, – коротко бросил Йен.

– О, прошу вас, не отказывайте мне в удовольствии выразить свою благодарность, – произнес тот величественно, просто упиваясь своими словами.

– Вы будете герцогом. Я далек от того, чтобы отказать вам хоть в чем-то.

По лицу Стэнхоупа на мгновение мелькнуло сомнение, но он тут же кивнул, так и не поняв иронии. Опять же, ирония – способ защиты тех, кто хотя бы иногда испытывал разочарование, подумал Йен, а молодому лорду наверняка не доводилось сталкиваться ни с чем подобным.

– Я решительно думаю, что мое ухаживание за мисс Дэнфорт прошло прекрасно. Просто замеча-тельно.

– В самом деле? – стиснул зубы Йен.

– Это было легко, старина. Право же, пустяк. – Тот щелкнул пальцами. – Несколько букетов, несколько комплиментов о ее глазах, несколько поездок в моей старой пролетке, и она моя! Честное слово, она совсем простодушная и незатейливая.

– Прямо вот так легко?

– Конечно. Она еще совсем юная, личность только формируется. Веселая и покладистая, и я думаю, что из нее можно вылепить все что хочешь.

– А. Неужели она настолько податливая? – Йен не сознавал, что с каждым новым предложением повышает голос. Впрочем, ничего удивительного, если разговариваешь сквозь стиснутые зубы.

– О, безусловно, сэр, – серьезно, доверительно ответил Стэнхоуп. – О, она не идеальна. Немножко тщеславная и легкомысленная. Слегка банальна и поверхностна. Но это все юность. Несколько младенцев все изменят. Зато, клянусь Богом, она выглядит самим совершенством.