Наконец он потянулся, как делал всегда, выгнулся, вскинул руки, и эта прекрасная дуга натянула что-то и в ней, как тетиву лука. Она ощущала это тянущее, упругое ощущение внутри себя.

Он взревел, как делал по утрам и раньше, но резко замолчал и поморщился. Затем положил ладони на перила и начал глубоко дышать. Большие плечи двигались медленно и мощно.

Как будто у него что-то болело и он пытался справиться с болью таким способом.

Тэнзи могла подтвердить, что похмелье слишком мучительно. Нельзя сказать, что она уж совсем лишена опыта.

Может быть, разбивая сердца, он окончательно истощил свою несчастную душу.

Рыбий жир, напомнила себе Тэнзи. Высокомерно хмыкнула. И отошла от окна.

Глава 11

– Вы уверены, что не хотите пойти? – Женевьева остановилась в дверях, натягивая перчатки. – Вы могли бы вместе с Оливией отправиться на встречу Общества защиты бедняков Суссекса. Уверена, они будут вам очень рады.

Тэнзи сильно сомневалась, что Оливия ей будет рада. Кроме того, у нее имелись другие планы, и в них не входила возможность провести день с пугающе красивой Оливией Эверси, а Тэнзи уже стала считать ее в некотором роде соперницей или, точнее, планкой, выше которой она намеревалась подняться в Суссексе. Потому что каждой женщине необходима цель. По меньшей мере четыре букета, думала она. И книга.

Тут, словно вызванный силой мысли, на пороге появился лакей с большой вазой, полной белых и розовых цветов.

– Это для вас, мисс Дэнфорт. Куда поставить?

Еще цветы! Она захлопала в ладоши.

– Большое спасибо! Какая прелесть!

Кинула взгляд на вложенную карточку и прочитала вслух:

– «Их яркость и непорочность напоминают мне о вас. Генри Торп, лорд Лестер».

«Непорочность», вот как, лорд Лестер? Что, ради всего святого, вызвало у него такое впечатление? Все же предполагалось, что это комплимент, и Тэнзи стало приятно.

– Получается, сегодня утром принесли пять букетов для вас и четыре для Оливии, – заметила Женевьева лукаво. – Святые небеса, в жизни бы не подумала, что кто-то сможет соперничать с Оливией в получении букетов!

– Ой, мне бы никогда и в голову не пришло их подсчитывать! – отозвалась Тэнзи, все еще глядя на записку. – До чего молодые мужчины Суссекса великодушны и щедры!

– Полагаю, да.

Тэнзи повернулась к лакею:

– Нельзя ли распределить цветы как-то посвободнее? Например, отнесите один букет миссис де Витт и, возможно, еще один викарию, чтобы положить цветок-другой на могилу каждого, у кого их нет.

Лакей определенно тоже подпал под ее чары. Он просиял.

– Все что пожелаете, мисс Дэнфорт.

Женевьева посмотрела ему вслед. Уголок ее рта как-то криво дернулся.

– Вы уверены, что вам будет хорошо весь день в одиночестве, Тэнзи? Мы, скорее всего, уходим до самого вечера. Если повезет, вернемся к обеду.

В голосе Женевьевы звучало искреннее беспокойство.

– О, вы обе так добры, что пригласили меня, но мне нужно разобраться с письмами из дома, их слишком много – всякие деловые вопросы, вы же понимаете. Так что это чудесная возможность наконец-то ими заняться. А завтрашний день будет таким насыщенным и оживленным с этим состязанием по стрельбе! Но, может быть, я смогу убедить грума прокатиться со мной верхом? Совсем недолго, но я так люблю верховую езду!

– Чудесная мысль! Конечно! Я скажу, чтобы для вас оседлали мою кобылу. Она замечательная. А грум будет счастлив сопровождать вас.

У Тэнзи не было ни малейшего намерения брать с собой грума, но она не сомневалась, что сумеет придумать какую-нибудь историю и убедить того остаться дома, не поднимая при этом шума. Зачем ей брать кого-то с собой? Она ездит верхом так, будто родилась в седле (собственно, почти так и было), и привыкла дома ездить по своим землям в одиночестве или с отцом. Далеко она не поедет. Собственно, она может увидеть место своего назначения, если пристально посмотрит из окна спальни. И вряд ли на нее нападут разбойники. Здесь им просто негде спрятаться, разве только все они переоденутся в зеленое и залягут за кустами, а потом оттуда выскочат. Любому из них надоест дожидаться, когда хоть кто-нибудь проедет мимо, так что он, скорее всего, там, в засаде, и заснет.

А она просто не хочет, чтобы кто-нибудь видел, чем она собирается сегодня заняться. Даже грум, хотя он, скорее всего, никому не скажет ни слова – в конце концов, слугам платят, чтобы они хранили секреты.

Тэнзи сказала груму, что хочет встретиться с приятельницей на том конце подъездной дорожки, и, пришпорив небольшую кобылку прежде, чем он успел ответить, пустила ее в галоп.

Она направлялась к небольшой рощице у речки, неподалеку от дороги, по которой они с Женевьевой ходили в город.

Воздух был восхитительным, опьяняющим; Тэнзи и кобыла обе не могли надышаться, встряхивая головами. Тэнзи с удовольствием скинула бы шляпку и распустила волосы.

Она потянула за поводья, заставив лошадь остановиться.

У речки сидела девушка, обхватив руками колени. Поверх коричневого платья, украшенного только узкой полоской кружев на рукавах, она повязала длинный передник.

– О. Доброе утро, – осторожно произнесла Тэнзи.

– Доброе утро, – с той же осторожностью отозвалась незнакомка. Очень вежливо.

Казалось, на этом разговор и закончится. Они молча изучали друг друга. Затем девушка спросила:

– Вы мисс Дэнфорт?

– Да, это я. – В маленьком городке ничто не может долго храниться в секрете, и эта девушка наверняка знает тут всех, кого стоит знать.

– Как поживаете, мисс Дэнфорт? Я Полли Хоторн. Мой отец – хозяин «Свиньи и свистка». Паба.

– О, конечно! Я его видела! Мне показалось, это совершенно прелестное местечко. Надеюсь сходить туда, пока я в Суссексе.

Она сказала именно то, что нужно. Полли заулыбалась. Она была хорошенькая, прямо как фея, миниатюрная, изящная, с большими темными глазами, заостренным подбородком и черными волосами, заплетенными в косу.

Обе девушки молча продолжали рассматривать друг друга. Тэнзи чувствовала – о том, что Полли здесь, тоже никто не знает. А та несомненно понимала, что юные леди из хорошей семьи не катаются верхом в одиночестве, если не задумали что-то тайное.

– Я просто люблю немного посидеть тут и подумать, если улучаю минутку от работы в пабе, – пояснила Полли. – О жизни, о пабе, о семействе Эверси и все такое.

Тэнзи пожала плечами, как будто это само собой разумелось.

– Осмелюсь заметить, трудно не думать про Эверси. Их так много, и куда ни глянь – везде они. Надо признать, все они весьма привлекательны.

Полли усмехнулась:

– Да уж, они здорово оживляют «Свинью и чертополох». Только подумать, что многие из них едва не погибли!

Это сильно удивило Тэнзи.

– Да вы что?

– Понимаете, я только сегодня утром об этом думала, потому что услышала, что капитан Йен Эверси снова собирается в путешествие, причем в опасное. Мастер Колин едва не расстался с жизнью на виселице, хорошо, что там случился взрыв и он сбежал. А мастер Чейз – другой капитан Эверси – у него повреждена нога. И мне говорили, что мастера Йена чуть не убили на войне. В пабе гораздо веселее, когда они все приезжают домой, и они оставляют очень щедрые чаевые. И еще они такие добрые! Иногда мне кажется, что мастер Йен – самый добрый из всех.

Очень, очень увлекательный рассказ. Колин попал на виселицу? А Йен едва не погиб? При этой мысли сердце Тэнзи сжалось. Только представить, что она могла бы никогда не увидеть его в переполненном бальном зале (и не утратить при этом столь многого: способность думать, разговаривать, очаровывать).

И он уезжает? А когда?

Внутри образовалась странная пустота.

Тэнзи тряхнула головой. Это не имеет для нее никакого значения!

Вот так вот. Она в любом случае дала себе зарок, что он для нее ничто. И куда приятнее, когда тобой восхищаются, чем когда тебя игнорируют.

– Вы нашли славное местечко для размышлений. Я и сама искала что-нибудь похожее, – нерешительно сказала она Полли.

– Тогда не буду вас задерживать.

Тэнзи едва не рассмеялась. Ей нравилась эта на удивление сдержанная юная девушка, не по какой-то особой причине, а просто потому, что она так хорошо владеет собой. И еще Тэнзи не сомневалась – Полли никому не скажет, что видела ее здесь.

– Может быть, увидимся в «Свинье и свистке».

Полли вежливо кивнула. Тэнзи повернула лошадь и направилась к роще. А Полли, вероятно, стала дальше размышлять об Эверси. Полли, которая, скорее всего, проживет всю свою жизнь и умрет в Пеннироял-Грин и никогда не увидит Лондон, и Эверси, такие, какие они есть, определяют погоду ее маленького мирка.

В небольшой роще приятно шелестели листья. Часть деревьев казалась древней, как сама земля. Тэнзи поднялась между березами и боярышником на невысокий холм и наконец увидела полянку.

Маленькую, заросшую мхом, окруженную огромными дубами и, как подковой, кустами, но света здесь хватало, и если все пойдет по плану, то в один прекрасный день, возможно, следующей весной, любой, кто сюда забредет, подумает, что наткнулся на жилище фей.

Только нужно поспешить. Солнце поднимается все выше, а ей совсем не хочется вспотеть в своем муслиновом платье.

Тэнзи спешилась, привязала кобылку к боярышнику и развернула привезенный с собой сверток.

Примерно через час грязной, но доставляющей удовлетворение работы она почти закончила. Отошла назад, сняла рабочие перчатки и оглядела результаты своего труда. Затем осторожно побрызгала на все водой из двух фляжек, которые тоже привезла с собой.

Подвела кобылку к стволу упавшего дерева, снова забралась в седло.

Полли уже исчезла. Наверняка вернулась в «Свинью и свисток».

По пути домой Тэнзи поддалась искушению – ослабила ленты шляпки, позволив ей болтаться за спиной, чтобы ветерок смог забраться своими пальцами ей в волосы. Вряд ли она загорит до черноты за те несколько минут, что потребуются для возвращения из рощи.