Они направились в сторону бального зала мимо влюбленных пар, наводнивших дом.

— Вот вы где! — поспешил им навстречу Лентон. — Как раз мой танец.

Мадлен улыбнулась.

— А я как раз вас искала. — Она бросила извиняющийся взгляд на Гейбриела и направилась вместе с Лентоном в центр зала.

Дьявол! Это означало, что отъезд откладывается еще как минимум на четверть часа. Но как бы ни хотелось Гейбриелу поскорее сбежать, еще один танец давал ему возможность понаблюдать за Лентоном. Молодой человек смотрел за тем, как виконт кружит Мадлен в танце. Лентон был настоящим светским хлыщом. К тому же не слишком умным. Гейбриел сомневался, что он в чем-то виновен, но оставил его в списке подозреваемых до тех пор, пока не получит веских доказательств его непричастности к преступлениям.

Гейбриел обошел вокруг колонны, чтобы не упускать Мадлен с ее кавалером из виду. Конечно, она не знала о его расследовании, но лучше не подвергать ее опасности.

Лентон и Мадлен двинулись в сторону дверей, ведущих на террасу.

— Хантфорд?

Гейбриел обернулся на звук смутно знакомого голоса.

К нему направлялся высокий крепкий мужчина.

— Я так и знал, что это ты.

Гейбриел приветственно кивнул.

— Дэнбери.

Просто удивительно, что он встретил в этой толчее друга, которого не видел несколько лет. И все же внимание Гейбриела вновь сосредоточилось на Мадлен.

Она что-то сказала своему кавалеру, и они вновь присоединились к остальным танцующим.

— Я видел, как ты сбежал из столовой, когда началось сражение.

Гейбриел бросил взгляд на друга.

— Смотрю, ты тоже остался невредим. И такой загорелый. Как идут дела на плантациях твоей семьи?

— Хорошо. Они процветают под моим началом. А ты где пропадал? Последний раз я видел тебя в Оксфорде. — Широкий лоб Дэнбери прорезали морщины. — Постой-ка, я, кажется, слышал, будто ты стал полицейским?

— Так и есть.

Дэнбери тихонько присвистнул.

— Завидую. Защищаешь порядочных людей от разного рода преступников.

А еще он постоянно видит грязь, жестокость и смерть. Вслух же Гейбриел произнес:

— Мы делаем все от нас зависящее. — В конце концов, Дэнбери всегда был очень высокого мнения о правосудии. Не стоило его разочаровывать. — Как давно ты в Лондоне?

— Я уже собирался возвращаться домой, но корабль моего отца потребовал ремонта, и я вынужден был отложить отъезд. А потом я услышал об аукционе. — Дэнбери заговорщически посмотрел на Гейбриела. — Почему вы с очаровательной мисс Вальдан отсутствовали целых полчаса?

— У нас чисто деловые отношения.

Дэнбери многозначительно посмотрел на друга.

— И кто кому помогает: ты ей или она тебе?

Ничто не заставило бы Мадлен отказаться от его услуг быстрее, чем пересуды подобного рода.

— Я приставлен к ней в качестве телохранителя. Для всего остального я недостаточно богат.

— Если она не твоя дама, Хантфорд, ты не возражаешь, если я приму участие в аукционе?

Возражает. Но лишь потому, что не хочет, чтобы Мадлен одурачила его друга. А впрочем, какое ему дело?

Гейбриел пожал плечами:

— Поступай как хочешь. Мне все равно.

Последние аккорды растаяли в воздухе, и, когда многочисленные поклонники мисс Вальдан вновь сгрудились вокруг нее, Гейбриел с удовлетворением отметил, что Лентона оттеснили в сторону.

Последив за его взглядом, Дэнбери поморщился.

— Я не собираюсь принимать участия в этом безумии. Пусть лучше моя ставка говорит за меня. — Он нахмурился, заметив стоящую за спиной Мадлен пару. — Интересно, Тенету известно, что у бывшего покровителя его любовницы был сифилис? Пожалуй, стоит его предупредить. — С этими словами Дэнбери направился к своему знакомому.

— Готовы? — раздался голос Мадлен. Она стояла рядом с Гейбриелом, вопросительно вскинув бровь. — Если да, то идем. — Она рассмеялась.

Лакей подал Гейбриелу шляпу и пальто, и они с Мадлен спустились по ступеням. По улицам города медленно полз туман, шарахаясь от горящих факелов Чатем-Хауса.

— Жду вас завтра в десять, — произнесла Мадлен, поеживаясь от холода.

Гейбриел с трудом подавил желание накинуть на женщину свое пальто. Но он знал, что она не одобрит подобного порыва.

— Где ваш экипаж? Я сообщил лакею, что вы собираетесь уезжать.

Мадлен быстро погладила Гейбриела по руке.

— Я думала, вы наймете кеб. На сегодня вы свободны.

— И что же? Мне бросить вас одну на темной безлюдной улице? — Очевидно, наставления матери пустили корни гораздо глубже, чем Гейбриел ожидал. Джентльмен никогда не бросает леди. Правда, он не был джентльменом, а Мадлен — леди, и все равно Гейбриел никак не мог оставить ее здесь одну.

Раздался глухой стук копыт по булыжной мостовой, и перед ними остановился экипаж.

Кучер приветственно снял шляпу.

— В больнице Святой Марии не было мест, поэтому пришлось отвезти ее на Грин-стрит.

Больница Святой Марии — благотворительная больница. Что за дела у Мадлен…

— Вы…

— Я уже сказала, это не ваше дело. Почему бы вам не поискать кеб?

Только не теперь, когда Мадлен так его заинтриговала.

— Я решил, что поеду с вами.

Глава 7

Мадлен напряженно сидела, отвернувшись от взгляда бледно-зеленых глаз, изучавших ее в темноте экипажа. И почему она уступила напору Гейбриела, позволив поехать с ней? И вот теперь Мадлен пришлось терпеть его самодовольную усмешку, как если бы он узнал о ней какую-то ужасную тайну.

Но это не так. Он ничего не знал.

Мадлен и раньше видела такое выражение довольства на лице Хантфорда. Ее красота всегда заставляла мужчин искать доказательства того, что она прекрасна и душой. И когда они считали, что нашли эти самые доказательства, они расслаблялись, уверенные в стабильности и разумности окружающего мира. Мадлен использовала это, чтобы завоевать доверие мужчин по всей Европе. Чтобы выведать у них государственные тайны и выудить из их карманов секретные документы.

Но в отношении Гейбриела она не обманывалась. Его никак нельзя было назвать легковерным.

— Я помогла той женщине, чтобы она не испортила мое представление. Ведь при виде окровавленной дамы английские джентльмены начинают чувствовать себя крайне неуютно. Это вносит сумятицу в их мысли, и они теряют способность к концентрации. Я хочу, чтобы завтра все говорили лишь обо мне, а не об этой бедняжке, попавшейся, к своему несчастью, на глаза Уэбстеру.

— Я так и понял, — произнес Гейбриел, хотя на его губах по-прежнему играла покровительственная полуулыбка. — Зачем вы устроили аукцион?

Гейбриел подался вперед, поставил локти на собственные колени и теперь снисходительно взирал на Мадлен. О, это уже слишком.

Мадлен крепко сцепила пальцы и изобразила на лице страдание.

— Моя бабушка больна, а доктора берут за свои услуги слишком дорого. Я не могу позволить ей умереть от голода.

Гейбриел хотел взять Мадлен за руку, но она увернулась и прижала палец к губам. С каждой секундой она все больше входила в роль.

— А еще у меня есть младший брат. Ему предстоит идти в школу, и я не хочу, чтобы он жил на улице, так же как я. Наш отец лишился фермы, на которой работал всю свою жизнь. Наши дед и прадед возделывали эту землю, но от нее ничего не осталось, кроме мозолей на руках.

С каждой новой фразой улыбка Гейбриела постепенно угасала и вскоре уступила место привычному равнодушному выражению.

— А ваша мать?

— Совсем ослепла, работая швеей, чтобы прокормить всех нас. Но теперь она умерла. От гриппа прошлой зимой. А у меня даже не было денег на то, чтобы установить надгробие на ее могиле…

— А истинная причина? — Гейбриел откинулся на спинку сиденья, и его лицо утонуло в тени. Однако тон, каким он задал вопрос, мог бы заморозить Темзу.

— Деньги. — И ничего больше. Никакой веской и благородной причины, которая могла бы ее оправдать.

— Но деньги у вас есть. Я смотрел финансовые отчеты. Вы не задолжали ни одному магазину. У вас вообще нет долгов.

Да, Мадлен предпочла продать тело, но не душу.

А Гейбриел продолжал:

— Дом вы снимаете, но зато у вас собственный экипаж, лошади и одежда. Все это стоит очень дорого. Так почему бы не продать их и жить на вырученные деньги?

— Вы предлагаете мне провести остаток жизни в нищете? Считать каждый кусок угля? Штопать, перешивать и пытаться замаскировать обтрепавшиеся подолы оборками, изготовленными из старых платьев? — Мадлен не хотела ложиться в постель голодной. Не хотела спать на полу, потому что в матрасе поселились вши. Такая жизнь осталась в прошлом, и она не собиралась к ней возвращаться.

Мадлен не видела выражения лица Гейбриела, но во всей его фигуре читалось осуждение.

— Это лучше, чем торговать собой.

— Почему? Какое благородство в том, чтобы молча страдать, когда есть другой выход? Мужчинам с детства внушают, что они должны быть лучше всех, а я женщина, и поэтому должна довольствоваться малым и безропотно принимать свое нищенское положение, навязанное мне жизнью? — Мадлен медленно перевела дыхание, чтобы взять себя в руки. Ее объяснение было логичным и четким.

А также лишенным излишней эмоциональности.

— Вы могли бы выйти замуж.

Чтобы какой-то мужчина получил власть над ее телом и деньгами? Чтобы он насиловал ее и бил до тех пор, пока она не покорится его воле? Мадлен видела, что стало с ее матерью. Видела, как жизнь опустошила ее, совсем ничего не оставив.

— Нет.

Хантфорд молчал. Мадлен знала, что он ждет объяснений, но как и все остальное в ее жизни, это его не касалось.

— Где вы жили до того, как появились в Лондоне шесть месяцев назад? — наконец спросил он.