– Он настиг Скофилда и задержал именно там, где ты сказала, и, как я слышал, взял в плен около полутора тысяч человек. Но и сам он тоже понес тяжелые потери. Как только он услышал о том, что Шерман спешно направляется к Голдсборо, он отступил сюда, и его люди соорудили брустверы.

– Я уже слышала о них, – отозвалась Китти, встревоженно кивнув. – И что потом? Укрепления вокруг города были достаточно мощными…

– Брэггу так и не пришлось пустить их в ход. Шерман следовал за ним по пятам, поэтому он отступил, чтобы избежать плена. Ходят слухи, что он переправился через реку и направился к Смитфилду вдогонку за Джонстоном.

– И жители Голдсборо встретили янки с распростертыми объятиями? – прищурилась Китти. – Не понимаю.

– Ну, разумеется, – отрезал Тревис. – Ты не отдаешь себе отчета в том, что проклятая война почти окончена. Юг начисто разгромлен.

Сэм сказал, что рано утром мэр города верхом на лошади выехал навстречу высшим офицерам армии северян, чтобы сделать их вход в Голдсборо по возможности мирным. В обмен на мир жители города предлагали разделить с ними кров.

– Генерал Скофилд и генерал Терри уже вошли туда.

– Мэр Джеймс Привет! – фыркнула Китти. – Жалкий трус! Им следовало бы взять оружие.

Тревис обернулся на разгневанную женщину, размахивавшую руками.

– Ты, видно, не в себе, Китти! Неужели совсем лишилась рассудка? Мы бы ворвались в город, сожгли бы его дотла и никого не оставили бы в живых. Умный человек знает, когда его дело проиграно. И если ты умна, то должна сообразить, что и ты проиграла. И не только в борьбе с янки, но и со мной.

Сэм рассмеялся, за ним Тревис, и это еще больше разъярило Китти. Она не позволит ему обращаться с собой, словно с трофеем, будь он проклят!

– Я не останусь в лагере! – закричала она и соскочила с лошади, едва удержавшись на ногах. – Я отказываюсь войти в город маршем вместе с проклятыми янки и отправляюсь вперед. Я могу понадобиться в госпитале.

Тревис спешился и схватил ее за руку, когда она еще не успела отойти и на шаг. Развернув ее к себе, он сердито проворчал:

– Заруби на своем прелестном носике, Китти Райт, ты никуда без меня не пойдешь. Мы устроим себе на ночь лагерь здесь, в чаще леса, искупаем тебя в реке, чтобы смыть кровь и грязь, и, когда завтра утром войдем в город, ты снова будешь похожа на ту красавицу, какую я знал. Если я позволю тебе таскаться повсюду одной в таком виде, нет нужды говорить о том, что может с тобой случиться. Я, как и Сэм, не знаю, какое положение сейчас в городе. Мы руководствуемся только слухами.

– Я не твоя пленница.

Она попыталась отстраниться от него, но он крепко держал ее.

– Теперь – да, черт бы тебя побрал. Если ты будешь вести себя как дурочка, я стану обращаться с тобой как с дурочкой. Иногда я нахожу твой пылкий нрав очаровательным, но сейчас он просто выводит меня из себя. Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, я переброшу тебя через колено и устрою крепкую взбучку. Я люблю тебя всем сердцем. Китти, – добавил он уже более спокойно. – Но я не позволю тебе изводить меня. И поверь, я говорю совершенно серьезно. Ты страстная женщина, и это хорошо в постели. Но в обычных обстоятельствах я хочу, чтобы ты делала то, что тебе говорят.

– Тогда вам чертовски долго придется ждать, сэр! – фыркнула она.

– И перестань ругаться.

– Буду ругаться, когда захочу. Будь ты проклят, ублюдок! Кем ты себя возомнил? То ты нежен и полон любви, а то просто несносен. Я никогда не стану твоей женой! Никогда не превращусь в твою рабыню! Я вообще не выйду замуж. Все мужчины одинаковы. Я сейчас же отправляюсь в Голдсборо – пешком!

Она резко обернулась и выхватила его саблю, притороченную к седлу. Ее ярость только усилилась, когда Сэм и Тревис, стоявшие рядом, уперев руки в бока, рассмеялись так, что у них едва не перехватило дух. Китти не представляла, что бы сделала, если бы один из них приблизился к ней хоть на шаг.

– Сэм, кажется, река где-то рядом, – сказал Тревис. – Не мог бы ты присмотреть для меня какое-нибудь красивое, тихое местечко?

Сэм кивнул и, все еще смеясь, направился напролом через заросли кустарника.

– Китти, ты ведешь себя, как неразумное дитя. Сейчас же положи обратно саблю, иди сюда и попроси прощения. Тогда, возможно, я не стану обходиться с тобой слишком круто.

– Негодяй! Сейчас же отойди на обочину дороги, прочь с моего пути, а я заберу твою лошадь. Мне нужно попасть в город, в госпиталь, проверить, как у них там дела. Наверное, они нуждаются в помощи, ведь раненые поступают с обеих сторон.

– Да, без сомнения, и я сам провожу тебя туда завтра. Но ты никуда не поедешь без меня. Я отвечаю за твою безопасность.

– Как это благородно с твоей стороны, – съязвила она. – Заботишься обо мне точно так же, как о своей лошади, следя лишь за тем, чтобы у меня было побольше овса и крыша над головой. Ты не мой хозяин, Тревис Колтрейн, и если ты так будешь со мной обращаться, я никогда не выйду за тебя замуж!

– Ну что ж, так или иначе, сейчас я и сам не уверен в том, что хочу жениться на тебе. – Его насмешка приводила ее в бешенство. – Думаю, для начала мне стоит просто сделать тебя своей любовницей. А потом, когда я устану от твоего упрямства – а я уверен, что рано или поздно так оно и случится, – тогда я вышвырну тебя на улицу, только и всего.

– О, будь ты проклят, Тревис Колтрейн! Я тебя ненавижу!

Как раз в эту минуту из-за кустов показался Сэм, глаза его блестели.

– Я нашел чудесное место, укромное и очень красивое, у самого берега реки. Мы сможем искупаться и отдохнуть до завтрашнего утра. А я отправляюсь за кроликом, которого только что приметил, чтобы к ужину он был у нас на вертеле.

Тревис подошел к Китти и быстро выхватил саблю из ее поднятых рук. Ведя под уздцы лошадь и крепко держа за руку Китти, он спустился вниз по склону и пробрался через кустарник.

Неширокая река сонно катила свои воды, словно не обращая внимания на тысячи солдат, расположившихся вдоль моста чуть поодаль. Где-то над головой, среди верхушек деревьев, выводили свои трели птицы. Крупная черепаха, напуганная появлением незваных гостей, свалилась в воду с упавшего дерева, на котором расположилась для отдыха.

– Раздевайся.

Привязав лошадь к ближайшему дереву, Тревис грубо подтолкнул Китти в бок. Та осталась стоять на месте, бросив на него недоуменный взгляд.

– Я сказал тебе, женщина, раздевайся. Если хочешь, чтобы я разорвал на тебе одежду, и завтра ты въехала в город нагой, пусть будет по-твоему.

Он сделал шаг вперед, и Китти, словно защищаясь, закрылась руками, а потом, выругавшись себе под нос, принялась снимать грязную военную форму. Она подошла к реке и нагнулась, пытаясь свести с тонкого материала хотя бы некоторые пятна. Она чувствовала, что Тревис все это время следит за ней, окидывая взглядом ее большие крепкие груди и обнаженные ягодицы.

Китти выбила одежду о камни, прополоскала ее, выжала и развесила на кусте для просушки. Отступив за ветки, она присела на корточки.

– Не выйду отсюда, пока одежда не просохнет. Я не собираюсь расхаживать перед тобой нагишом, словно какая-нибудь уличная девка.

– О, я и раньше видел тебя без одежды, и ты нисколько не была против. Правда, иногда делала вид, будто возражала из-за своей глупой женской гордости, но я помню ночи, когда мы спали обнаженными в объятиях друг друга, и тебе это доставляло удовольствие. Я даже помню, как мы однажды плавали вместе обнаженными, и, похоже, тебе понравилось.

– Ты когда-нибудь замолчишь и оставишь меня в покое? – В ярости она закрыла руками уши. – Почему тебе так нравится меня мучить? Ты говоришь, что любишь меня, однако стараешься унизить при каждом удобном случае.

– Я люблю тебя, Китти, – произнес он, стоя прямо за ее спиной, и она подскочила от удивления. – Ты сама вынуждаешь меня так с тобой обращаться.

– Значит, только отдавая приказы, ты чувствуешь себя мужчиной? А что будет, когда война закончится, и ты уже не сможешь больше распоряжаться своими подчиненными?

– Я говорю сейчас не о своих подчиненных, а о своей женщине, – пробормотал он, властно притянув ее к себе. – Иди сюда и покажи мне, что значит быть женщиной. Покажи, как сильно ты любишь и желаешь меня. Видеть тебя такой для меня нестерпимо, и ты это знаешь. У тебя самая чудесная грудь, к которой я когда-либо прикасался…

Он обхватил руками ее груди, но она резко оттолкнула его.

– Не смей притрагиваться ко мне после того, что ты мне наговорил!

Он усмехнулся:

– Знаешь, а я уже совсем забыл, что обещал устроить тебе взбучку.

И прежде чем Китти успела обратиться в бегство, он схватил ее за запястья, уселся на пень, перебросил ее через колени и принялся шлепать по обнаженным ягодицам.

– Перестань! – закричала она, яростно брыкаясь. – Тревис, как ты смеешь? Перестань сейчас же, негодяй!

– Разве это речь леди? – засмеялся он в ответ. Удары становились сильнее, ее нежно-белая кожа стала ярко-красной. – Неужели тебе не стыдно? Благородная южанка, а используешь выражения, которые больше пристали девке из салуна. Да, пожалуй, ты действительно заслужила хорошую взбучку.

Китти продолжала отчаянно сопротивляться. Но тут удары Тревиса стали спокойнее и мягче, пальцы принялись поглаживать нежную кожу. И затем он перестал ее бить и пробормотал, проведя пальцами по ее ягодицам.

– Ты готова извиниться передо мной, моя прелесть? Надеюсь, моя любовь покажется тебе слаще моей кары.

Не дожидаясь ответа, он перевернул ее на коленях, сжав ладонями ее груди. Нагнувшись, он восторженно прильнул губами к обоим розовым соскам, превращая их в плотные, упругие бугорки. Китти закрыла глаза, сразу растаяв от одного его прикосновения. Он знал, как пробудить в ней неукротимое желание. Она перестала сопротивляться, охваченная приливом бурной страсти, которую мог вызвать лишь он один. Обвив руками его шею, она притянула его к себе, и их губы слились. Они мягко опустились на землю, и он раздвинул ее ноги.