– Я написала генералу Шерману. – Китти качала на руках малыша, улыбаясь ему. – Известила его о рождении ребенка и попросила либо самому связаться с Тревисом, либо дать знать мне, где я могу его найти. Дульси отнесла письмо в город. Мы наверняка услышим что-нибудь со дня на день. Как ты полагаешь, Дульси?

Дульси ничего не ответила, и Китти бросила на нее строгий взгляд:

– Ты ведь отослала письмо, не так ли? – Ей не понравилось выражение лица негритянки.

– Да, конечно, мэм. Я отдала его кому нужно. Честное слово, отдала!

Китти заметила, что девушка взволнована. Она даже забыл о безукоризненной речи, которой Кори требовал от своих слуг. Китти заподозрила, что письмо не было отослано. Что ж, она сама займется этим. Как только Джекоб доставит ее и ребенка домой, она напишет другое письмо и отправит его через Джекоба, которому, разумеется, полностью доверяет. На этот раз она попросит его передать письмо генералу Скофилду или какому-нибудь другому лиц из высшего командования оккупационными войсками в Голдсборо. И все же ей была неприятна мысль о том, что она не может больше полагаться на Дульси.

Джекоб смотрел с сияющим лицом на малыша, и Китти радостно засмеялась, когда маленький Джон проснулся и стал с любопытством осматриваться вокруг, поджав ротик в ожидании, когда его покормят.

Никто из них не слышал, как Кори Макрей зашел в комнату. Только Дульси заметила его и поспешно отступила, стараясь проскользнуть мимо него в дверь.

– Что здесь происходит? – гневно спросил он, стиснув зубы при виде картины, представшей его взору.

– А, Кори! Доброе утро и с Рождеством вас. – Китти лишь на одно мгновение подняла на него глаза, после чего снова перевела взгляд на своего сына. – Джекоб принес подарок, и он еще ни разу не видел малыша. О, Джекоб, ты только взгляни! Снова закрыл глазки и как будто улыбается.

– Моя матушка всегда говорила, что когда ребенок улыбается во сне, сами ангелы ведут с ним беседу, – заметил старый негр, совершенно очарованный малышом.

– Прекрасно сказано. – Китти взглянула на него в восхищении. – И думаю, что в этом есть доля правды. Разве дети не приходят к нам с небес?

– Китти, ужин готов, – снова раздался голос Кори, на этот раз громкий и резкий, словно удар кнута. Он не на шутку разгневался. – Я был бы вам крайне признателен, если бы вы переоделись. Вы знаете, что ребенок должен придерживаться режима дня, как советовал доктор. Сейчас не время возиться с малышом. По-моему, ему уже пора спать. Что до Джекоба, то, полагаю, вам обоим известны мои правила касательно полевых работников в доме…

– Джекоб не ваш полевой работник, – ответила Китти, кипя от негодования. – Он мой друг и пришел сюда, чтобы поздравить меня с Рождеством. А насчет так называемого режима дня, Кори: Джон – мой сын, и, хотя я ценю все то, что вы сделали для нас, я одна вправе принимать решения, когда речь идет о нем.

Джекоб попятился к двери, чувствуя себя крайне неловко. Китти сказала ему, что он может идти.

– Я пришлю за тобой завтра утром. А пока займись приготовлениями.

Слуга кивнул и поспешно вышел из комнаты, старательно обходя Кори Макрея.

Кори захлопнул дверь ногой.

– Какими такими приготовлениями должен заняться этот черномазый, Китти?

Она подошла к креслу-качалке перед камином, села в него, крепко прижимая ребенка к груди.

– Я уезжаю завтра утром, Кори. – Она придала своему голосу веселое, беспечное выражение. – Я уже и так слишком долго злоупотребляла вашим гостеприимством. Джекоб подготовит все к нашему возвращению.

Усмехнувшись, Кори подошел и встал между ней и камином. Он надел красный бархатный сюртук, темно-синие брюки и белоснежную рубашку с гофрированными манжетами и воротником. Китти не могла отрицать, что он выглядел весьма привлекательным.

– И куда же вы собрались, моя дорогая? – спросил он тихо.

– Домой, разумеется.

– Разве вы забыли, что ваш дом сожгли? Вам некуда идти. Зима обещает быть суровой, и вам следовало бы принимать в расчет, что теперь у вас есть ребенок. Оставайтесь здесь, со мной, и пользуйтесь моим гостеприимством, по крайней мере, до весны, когда станет теплее.

Она энергично покачала головой:

– Нет. Я не могу больше задерживаться, Кори. Пожалуйста, не сочтите меня неблагодарной, потому что я всегда буду в долгу перед вами. Но мне и маленькому Джону пришла пора покинуть ваш дом. Все в округе станут говорить, будто я ваша любовница, занявшая место Нэнси, а я не хочу, чтобы подобные слухи дошли до Тревиса, когда он вернется.

Кори стиснул зубы, едва сдерживаясь.

– И где же вы будете жить?

– Те люди не сожгли хижины у самого края болота. Они маленькие, но вполне пригодные для жилья. Мы с Джоном поселимся в одной из них, а Джекоб – в другой, рядом. Вместе мы как-нибудь протянем до весны, да и Тревис может вернуться со дня на день.

– Тревис мертв.

Ей показалось, словно в лицо ей плеснули ледяной водой. Едва не выронив из рук ребенка, Китти с трудом поднялась на ноги:

– Как вы смеете так говорить? Тревис жив! Если бы он умер, я бы знала это. Он болен или ранен… или у него есть какое-нибудь поручение, и он не может вырваться. Должна же быть причина!

– Не может вырваться за целых девять месяцев? – съязвил он, подойдя к шнуру звонка и изо всех сил дернув за него. – Моя дорогая, будьте благоразумны! Ни одному солдату нет необходимости оставаться на службе спустя девять месяцев после того, как война подошла к концу. Если бы он хотел вернуться к вам, он бы уже был здесь. Пришло время взглянуть правде в глаза. Люди уже начинают ухмыляться вам вслед. Даже слуги шепчутся между собой, что вы, наверное, не в себе. Это становится смешным, Китти. Очнитесь, дорогая моя, и поймите: Тревис Колтрейн не вернется. Вам нужно беспокоиться о ребенке, ребенке, которого придется растить без отца. У вас еще осталась земля, но нет приличного жилья. Скоро вам нужно будет уплатить налог на собственность. Как вы собираетесь его внести?

Она смотрела на него, приоткрыв рот, совершенно ошеломленная. Тут появилась Дульси. Кори указал ей на ребенка, щелкнув пальцами, молодая негритянка поспешно приняла маленького Джона из неподвижных рук Китти и удалилась так же быстро, как и вошла.

– Итак, Китти, вы подумали обо всем этом? – вздохнул Кори, чувствуя все большее раздражение. – Как можно быть такой эгоистичной? Ведь речь сейчас идет не только о вас, но и о беспомощном младенце. Он ничего не может сделать со своей матерью, которая слишком упряма и не хочет взглянуть правде в глаза. Неужели вы готовы убить его, лишь бы настоять на своем?

– Убить? – отозвалась она, охваченная ужасом.

– Вот именно, убить. Неужели вы полагаете, что он выживет там, в лачуге на болотах? У вас совсем нет молока, и если вы уедете отсюда, вряд ли я смогу отправить вместе с вами и кормилицу. Здесь, на плантации, есть много других детей, которые нуждаются в ней. Чем вы собираетесь его кормить?

Китти осторожно дотронулась рукой до груди:

– У меня было молоко. Я сама видела. Может быть, если я попробую кормить его сейчас, оно появится… – Она говорила словно в забытьи.

Одним внезапным движением Кори заключил ее в объятия и силой привлек к груди.

– Вам никуда не нужно уезжать, Китти, – с жаром прошептан он. – Выходите за меня замуж. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я приму вашего сына как родного и дам ему свое имя. Все, что у меня есть, перейдет потом к вам и к нему.

– Нет! – воскликнула она в ужасе, отталкивая его обеими руками. – Тревис обязательно вернется. Я знаю, вернется! Он тот человек, которого я люблю.

– Я сумею заслужить вашу любовь. – Кори запустил пальцы в ее длинные золотистые волосы и, запрокинув ей голову, приблизил к ней свое лицо. – Моя дорогая, сколько времени прошло с тех пор, как ваши губы в последний раз обжигал поцелуй мужчины, а по вашим жилам бежал огонь неукротимой страсти? Я хочу заставить вас вновь испытать все это.

Он грубо припал к ее рту губами. Китти отчаянно сопротивлялась, била его по спине кулаками, однако не могла сравниться с ним в силе – он вынудил ее податься назад, пока колени у нее не подогнулись, и она не упала на кровать. Он тотчас же накрыл ее своим телом.

– Не пытайтесь противиться мне, – хрипло проговорил Кори. Китти все еще ощущала на своих губах его поцелуй. – Иначе мне придется сделать вам больно, а мне бы того не хотелось. Я просто хочу держать вас в объятиях, поцеловать вас … говорить о том, как я люблю и желаю вас Я знаю, вы еще не вполне оправились после родов, и потому не стану брать вас силой – во всяком случае, не сейчас. Но, по крайней мере, это я могу себе позволить. О Боже. Китти, разрешите мне любить вас!

Из глубины его горла вырвался стон, он снова прильнул к ней алчными губами. Охваченная страхом, она боролась, как умела, но он быстро схватил ее за запястья и, заломив их одной рукой ей за голову, другой распахнул ее халат и стиснул грудь – сначала мягко, затем грубо. Китти слышала его неровное, прерывистое дыхание, словно он испытывал сильнейшую боль.

Он отпустил ее грудь лишь на один короткий миг, чтобы задрать подол халата и прижаться своей разгоряченной плотью к ее обнаженному бедру. Кончики его пальцев больно теребили ее сосок, а бедра равномерно двигались. Ей оставалось лишь беспомощно лежать под ним. Движения его становились все быстрее и неистовее, и вдруг он застонал – громко и мучительно.

Кори оторвал губы от ее рта и, сделав еще несколько судорожных движений, отстранился от нее. Китти, напутанная, измученная, откинулась на подушки, стараясь отодвинуться от него как можно дальше, в ужасе глядя на пятно, расплывавшееся на его брюках. Он довел себя до высшей степени удовлетворения. А если бы она не чувствовала себя слабой после родов? Он бы просто изнасиловал ее.

Соскочив с кровати, она запахнула как можно плотнее халат и воскликнула: