– Знаю, о чем вы думаете, – произнес он спокойно. – Вам не терпится известить шерифа, что я принимал во всем этом участие и вы можете меня опознать. Однако позвольте заверить вас, что у меня уже готово алиби. Одна очаровательная юная особа в Голдсборо подтвердит, что я провел с ней весь вечер и не имею никакого отношения к тому, что произошло здесь этой ночью. Поэтому не тратьте понапрасну ваши силы, выдвигая обвинения против меня. И скажите спасибо за то, что я не напустил на вас своих людей, так как для них не имеет ни малейшего значения то, что вы уже на сносях. Они не питают к вам ничего, кроме презрения, и обошлись бы с вами, как с животным. Так что будьте признательны мне хотя бы за это. – Он помолчал. – Могу дать вам еще одно основание для благодарности. Загляните ко мне через пару дней, и я предложу вам справедливую цену за вашу землю, несмотря на то, что ваш дом обратился в пепел. Видите ли, я вовсе не такой бессовестный подлипала, каким вы меня себе представляете.

Ее замерзшие, окоченевшие на холоде ладони то открывались, то снова сжимались в кулаки. Как ей хотелось впиться ногтями в его лицо! Не будь оно прикрыто этим нелепым капюшоном, она, скорее всего, поддалась бы искушению, невзирая на последствия. Китти уже собиралась бросить ему в лицо слова презрения, когда ночной воздух снова пронизал ружейный выстрел.

– Что… что там происходит? – шептала она, охваченная болью и страхом. – Джекоб… они убили Джекоба…

Раздалось еще несколько выстрелов, и Джером рассмеялся:

– Нет, старый негр, скорее всего, уже за многие мили отсюда, мчится во весь опор, только бы быть от нас подальше. Это мои люди, дорогая, стреляют в вашу живность – скот, цыплят, все, что попадется под руку. Они не оставят тут камня на камне. Еще до того как вы попытались помешать нам этой ночью, мы намеревались спалить ваш дом, покарать за то, что вы дали приют тому выродку.

– Боже праведный! – пробормотала Китти, сердце ее сжималось от боли при виде дома, который рухнул, подняв в воздух сноп искр; последние языки алчного, всепожирающего пламени взметнулись вверх. Она закрыла лицо руками, не в силах больше смотреть. Все пропало! У нее не осталось ничего. В самый разгар зимы дом обратился в пепел, скот и прочая живность перебита. Все кончено.

– Дантон! – Один из его людей мчался обратно по тропе, крича во весь голос. – Там, на дороге, всадники! Они скачут в нашу сторону! Должно быть, черномазому удалось найти помощь. Нужно выбираться отсюда, и как можно скорее. Мы выбросили тело. Сейчас с ним некогда возиться. Придется пробираться через болота…

Все поскакали прочь в разные стороны. Джером вскочил на круп лошади, усевшись за спиной своего спутника – его лошадь забрал с собой Джекоб. В отблесках пламени от догоравшего дома, все еще пронизывавших ночное небо, две удалявшиеся фигуры были превосходной мишенью. Китти действовала быстро, невзирая на боль, терзавшую тело и душу.

Она судорожно сжала ружье. У нее оставалось мало времени, чтобы прицелиться, так как беглецы на полном скаку направлялись к лесу, за которым лежали болота. Но Китти по праву считалась метким стрелком. Она нажала курок, и тишину ночи нарушил оглушительный звук выстрела. В воздухе раздался чей-то вопль, однако лошадь не остановила своего бега. Они скрылись в лесу… но один из них был ранен. Китти надеялась, что Джером Дантон. Она молила Бога, чтобы он умер, и его черная душа была обречена на веки вечные гореть в аду.

– Ноли… – простонала Китти, охваченная приступом мучительной боли. У нее начались схватки. Боже праведный, Ребенок вот-вот родится! – Ноли, помоги мне… Умоляю…

Она медленно поползла на четвереньках по промерзшей земле, нащупывая дорогу. Оказавшись рядом со старой негритянкой, взглянула сверху вниз на ее лицо, освещенное сзади огненным заревом.

Ноли не пошевелилась, даже когда Китти принялась осторожно похлопывать ее по щекам. Что же ей теперь делать – здесь, одной, в преддверии родов? И этот холод… Боже милосердный, и она сама, и младенец замерзнут до смерти на таком холоде! Где Джекоб? И почему она никак не приведет в чувство Ноли? Она молила Бога дать ей силы, чтобы доползти до одной из хижин слуг. По крайней мере, там она сможет укрыться на ночь. Оставалось только надеяться, что ей удастся пережить родовые муки и остаться в полном сознании, чтобы самой, без посторонней помощи, произвести на свет ребенка.

Внезапно в воздухе разнеслись голоса, перекрывавшие стук лошадиных копыт о мерзлую почву.

– Стреляли оттуда. Эй, там! Я вижу кого-то.

Китти обхватила руками раздавшийся, терзаемый схватками живот, перевернувшись на спину. Боль тотчас переметнулась вниз, словно ястреб, хватающий добычу.

– Мой ребенок… спасите моего ребенка…

Кто-то склонился над ней, откинув волосы с ее лба:

– Все будет в порядке, Китти. Я сам позабочусь о вас. Доверьтесь мне.

Все казалось смутным в странном багряном сиянии ночи. Благостное забвение словно порывалось унести ее прочь от этого чудовищного кошмара, положить конец мукам.

Она сделала над собой усилие, чтобы сосредоточить взгляд. Лицо человека казалось оранжевым при свете огня, охватившею дом и амбар. На одно драгоценное мгновение ей показалось, что она видит перед собой глаза цвета стали, и ее сердце бешено заколотилось. Тревис. Он вернулся, как она и предполагала. Но затем, к ее отчаянию, серый цвет померк, и перед ней предстала пара блестящих черных глаз, уставившихся на нее из-под густых бровей. Она разглядела ямочку на подбородке, аккуратно подстриженные усы…

Забвение поглотило ее. Не кто иной, как Кори Макрей, осторожно поднял ее на руки и понес к своей лошади.

Глава 15

Кори Макрей стоял перед мраморным камином, заложив руки за спину и не сводя глаз с потрескивавшего огня. Над каминной полкой висел его портрет, заказанный им одному художнику в Пенсильвании. Выражение лица Кори на написанной масляными красками картине было весьма схоже с тем, которое проступало на нем сейчас – холодное, задумчивое. В пронзительном взгляде блестящих черных глаз отражались властность и уверенность в себе.

Первые лучи солнца, пробивавшиеся через окно, упали на дорогой персидский ковер, отбросили пурпурные отблески на яркие алые, золотистые и желтые краски. В комнате пахло лимонным маслом. Слуги знали, что каждый предмет мебели из дорогого красного дерева нужно каждый день протирать и полировать до зеркального блеска. Он не терпел никакого беспорядка в своем доме, равно как и в своей жизни.

Он отвел взгляд от камина, любуясь окружавшей его красотой. Его гостиная! Ему так нравились бархатные занавеси густого пурпурного оттенка – в них присутствовало нечто королевское. Ценные гобелены на стенах и диваны, обитые белым атласом, подчеркивали роскошь обстановки.

Он улыбнулся: эта комната, особняк, плантация, простиравшаяся на сотни акров, – все такое красивое и величественное. Поистине он многого добился в жизни!

Его счастье могло бы стать полным – если бы не два обстоятельства.

Он снова перевел взгляд на камин, в глазах сверкали гнев и досада. Джетро и Карл так и не вернулись с тех пор, как он послал их с поручением убить Колтрейна. Прошло уже много месяцев, а от них не было ни слова. Он отправил за ними следом еще нескольких людей, чтобы выяснить, в чем дело, однако им пришлось вернуться несолоно хлебавши, так ничего и не узнав. Впрочем, Колтрейн тоже не вернулся.

Это, безусловно, хороший знак. Вероятно, произошла перестрелка, в которой никто из участников не уцелел. Что ж, тем лучше, ему не грозит опасность быть замешанным в дело об убийстве.

Кори поднял глаза к потолку. Другой предмет его желаний лежал наверху, в одной из спален Он хотел, чтобы Китти Райт стала его женой, однако был по-своему горд и не собирался ее умолять. Его устраивала только полная покорность с ее стороны. Это тело, полное пылкой страсти, обещало столько наслаждения! Она окажется в его постели и будет беспрекословно слушаться его, готовая удовлетворить любое его желание, каким бы странным оно ни показалось.

Ему хотелось, чтобы она разделяла с ним наслаждения плоти. Кори подумал о небольшом сундучке, который прятал в тайнике стенного шкафа у себя в спальне, где хранились всевозможные приспособления, способные приносить боль и удовольствие одновременно. Рано или поздно он растянет ее на постели, разведет ноги как можно шире и закрепит веревками, а затем сделает с ней все, о чем так давно мечтал: поставит на колени, приподнимет бедра и будет овладевать ею как животное, и ей это понравится, и она будет умолять его повторить снова и снова…

Желание его стало нестерпимым. Как бы он ни был пресыщен обществом Нэнси, ему необходимо утолить свою похоть. Сделав шаг к шнуру звонка, он вызвал слугу. Спустя считанные мгновения дверь в гостиную открылась. Даже не обернувшись, он распорядился:

– Сейчас же пришлите сюда миссис Стоунер.

– Э-э… миссис Стоунер говорит, что останется у себя в комнате, пока мисс Райт не выгонят из дома, – произнес испуганным тоном чернокожий слуга. – И еще она говорит…

– Мне ровным счетом наплевать, что говорит миссис Стоунер – Резкий голос Кори прозвучал, словно удар кнута. – Я хочу, чтобы ее немедленно привели ко мне, даже если придется тащить ее на руках. И передай, что если она не подчинится, то горько об этом пожалеет.

– Слушаюсь! – Дверь с тихим щелчком закрылась.

Он принялся снимать с себя одежду, небрежно швыряя ее на диван. Нэнси – презренное создание, и он с нетерпением ждал того дня, когда вышвырнет ее из своего особняка раз и навсегда. Однако она обладала совершенным телом и покорялась любым его причудам Нэнси не скрывала от него своих намерений: ее не устраивала участь любовницы, она хотела во что бы то ни стало стать миссис Макрей, а он не собирался жениться на ней.

Дверь открылась, и, обернувшись, он увидел Нэнси. На лице ее застыла маска гнева, глаза злобно сверкали. Она была полностью одета, хотя наверняка знала, чего он от нее ждал. Он звал ее лишь тогда, когда его обуревала похоть.