— Вот так родители! Пустили малыша босиком по грязи. И ведь не жарко уже, как не боялись простудить ребенка.

— Свят, свят, свят, — зашептала вдруг бабушка, мелко крестясь, — а где ж ты тут, Таня, родителей видишь?

Я внимательно посмотрела на дорогу и тотчас отметила одну странную деталь. Впереди не было следов взрослого человека — ни отпечатков босых ног, ни обуви. Не было лошадиного, колесного или велосипедного следа. По этой дороге, влажной после ночного дождя, ночью или рано утром шел ребенок примерно пятилетнего возраста. И, судя по всему, совершенно один.

— Как же это, бабуль? Кому понадобилось ночью здесь с ребенком тащиться? И взрослые-то следы где?

На семь километров вокруг никакого жилья, никто в здравом уме не поедет здесь на машине, тем более дождь и ночь… Откуда мог появиться на дороге босоногий малыш?

Мы переглянулись с бабушкой и медленно последовали за цепочкой отпечатков детских ступней. Следы были свежими и очень четкими, хорошо видны ямочки от маленьких пальчиков и углубления от пятки. Но вскоре нас ожидал новый сюрприз. Примерно через шестьдесят метров следы пропали, просто исчезли, будто дитя взлетело или испарилось. Вот два последних крохотных следочка на высохшей бурой глине и впереди нетронутое пространство дороги. Никаких больше отпечатков: ни колес, ни лап, ни копыт, ни человеческих ног…

В тот день мы все-таки набрали травниковскую малину с кустов возле обвалившейся околицы. Мы с опаской проходили мимо полуразрушенных домишек со снятым шифером, с выломанными оконными проемами.

Я заглянула через порог вросшей в землю почерневшей от времени избенки — разломанная печь красного кирпича, перевернутый стол, ножками кверху и маленький чугунок в углу. С полатей свешивалось длинное серое полотенце. Тонкое, будто марля, оно покачивалось от порывов ветра, что привычно хозяйничал в опустевших хороминах.

Осторожно прошла я по скрипучим доскам внутрь избы. Во второй комнатушке был почти полностью разобран пол, обнажив убранство вместительного погреба. Затянутые клубами ветхой паутины, обросшие по днищу сизоватым мхом, здесь сохранялись трехлитровые банки с заготовками. Но что там внутри, уже не разобрать за налетом трухи и пыли. А ведь когда-то руки хозяюшки бережно прибирали эти банки в подпол, чтобы зимним вечером подать на стол семьи маринованные огурчики или вареньице к чаю.

Уехали люди, забыли припасы свои, не до мелочей, вывезти бы скарб покрупнее, пока в колхозе подводу дают. И воришки ушлые, наведываясь позже в оставленное гнездо, не заметили сразу или побрезговали чужими харчами. Так, видно, и гнить избе, вместе со всеми своими ухоронками.

— Таня! Ой, пошли скорее до дому, худо мне здесь.

Обратная дорога далась бабушке не легко, даже не обсуждая, обе мы с ней понимали, что больше в Травниково вряд ли попадем, сбили охотку.

Глава 3. Городское житье

Итак, в последний день августа на второй Луговой улице Зареки мне предстояло отыскать дом Марии Васильевны Вологодской. Выйдя из маршрутного такси на нужной остановке, я уже долго блуждала по частному сектору, вглядывалась в ржавые таблички с номерами.

Окончательно заблудившись посреди этой большой «деревни», я решил просить подмоги у седого старичка, который грелся на лавке возле собственного палисадника. Дедушка согнал с колен рыжую откормленную кошку и выставил вперед ухо, чтобы лучше расслышать мой вопрос. Ответили же мне так громко, что слетела с сирени стайка испуганных воробьев:

— Марию? Каку Марию? А-а… колдовку надо тебе! Так иди вон туда прямо, мимо цыганских дворов, там крышу красную увидишь, это будет ее дворец.

Такое описание будущего жилья меня привело в некоторое замешательство. Но, собравшись с духом, я медленно побрела мимо аккуратных стареньких домиков со свежевыкрашенными заборами, потом мимо двухэтажных «цыганских» коттеджей за сайдинговой оградой. Главное, чтобы никто не пристал, этот район пользуется у горожан дурной славой.

Лица немногочисленных прохожих меня и впрямь настораживали. Вот парочка не в меру раскрашенных девиц в коротких юбках прошли мимо, обсуждая приключения минувшей ночи. Худой как палка, высокий мужчина, коловший дрова перед домом, вдруг отставил топор и долго смотрел мне вслед, заставляя невольно ускорить шаг.

Дальше ко мне привязалась молоденькая цыганка с хнычущим дитем на руках. Но в ответ на ее назойливость, я еще раз спросила, как дойти до гадалки Марии. Девушка тут же отстала, неопределенно махнув рукой вперед. Видимо, уважала авторитетную конкурентку или даже побаивалась. Кажется, тетю Машу в этих краях знали все.

Нужный мне коттедж с новенькой мансардой оказался в самом конце улицы, горделиво возвышаясь над скромными домишками соседей. Единственная в округе красная крыша была видна издалека и как маяк притягивала взгляды. Немного робея, я поправила на плече тяжелую сумку и направилась к воротам.

И как мне подать знак хозяевам, что я здесь? Стучать по металлическим дверям? Неловко. Собак не слышно, а может, их Вологодские и не держат. Из окон меня за высоким заборищем не видно, разве только со второго этажа…

Я нерешительно топталась на месте, не зная, как правильно поступить. Номера телефона тети Маши у меня тоже не было — позвонить не смогу. И тут прямо перед воротами затормозила белая иномарка с незнакомой эмблемой. Наверно, очень дорогая машина. Из нее выпорхнула, иначе и не скажешь, элегантная женщина неопределенного возраста и сразу мелкими шажочками поспешила к воротам.

Не глядя на меня, нажала какую-то неприметную кнопку на высоте поднятой руки, и я услышала приглушенный звуковой сигнал. Вот никогда бы не догадаться мне таким простым образом оповестить обитателей дома о своем прибытии. Я просто не заметила бы звонок.

Между тем, «автоледи» раздраженно теребила края розовой меховой безрукавки, потом начала вертеть в руках солнцезащитные очки. Женщина явно нервничала, но ее ожидание было недолгим. Ворота почти бесшумно распахнулись, и к нам вышла девушка, примерно моих лет или чуть постарше. Приветливо кивнула даме в мехах, приглашающе протянула руку:

— Ждем! Уже ждем. Проходите, пожалуйста.

Длинноволосая красотка шмыгнула в ограду и только тогда девушка занялась мной:

— Вы записаны? На какое время?

— Я Таня… Из Совиново. Меня Мария Васильевна берет как помощницу в дом. Они с бабушкой договорились… Я приехала… вот.

Девушка пренебрежительно хмыкнула, окидывая меня дерзким взором с головы до ног:

— Ха-ха! Еще одна бедная родственница. Поня-атно… Ну, что ж, будем знакомы, я — Аня Худякова, я тут до зимы проживу, а ты, наверно, потом будешь вместо меня. Так, сразу предупреждаю, Васе глазки не строить, он занят.

Я растерянно смотрела на Анну и даже не могла понять, о ком она сейчас говорит. Но девушка не давала опомниться:

— Ты студентка? Первый год еще? Четвертый? Ого! Нормально, я-то думала, ты маленькая совсем. Вид какой-то испуганный и бледный. Ну, пошли в дом уже, мне работать надо, устроишься сама. Деревня твоя далеко? Ты из какого района?

Анина манера общаться без особых церемоний меня поначалу немного сковывала, но я постепенно привыкла. Мы даже подружились потом. В первый же вечер она все рассказала о себе:

— Физкультурный закончила, но работаю на ресепшн в Фитнесс-клубе «Титан», иногда и сама занятия провожу. Платят мало, там никто особо не задерживался до меня. Тем более Зарека близко, а тут цыгане одни, наркоманы, да пенсионеры. Я еще продержусь до зимы, а там мы с Васей переедем поближе к центру. У него сейчас в городской квартире ремонт.

Оказалось, что Анна крутит роман с сыном тети Маши, вот это новость. Хотя, мне-то какое дело. Потихоньку узнала, что Василий уже был женат, платит алименты на маленькую дочку. Мне показалось немного странным, что тетя Маша допустила такие неприятности в семье единственного сына. Неужели заранее не знала, чем закончится его брак, неужели не могла сохранить семью своим необыкновенным даром. Как-то я даже поделилась такими раздумьями с Анной, и она высказала свое предположение:

— Знаешь, я тоже сначала не понимала, а потом до меня дошло. Если тебе что-то ценное дано, другое отнимется. Или есть еще поговорка — сапожник без сапог. Да пыталась она, конечно, их соединить, раз уж Ваське приспичило взять за себя эту стерву. Но, понимаешь, теть Маша ведь не Пресвятая Дева Мария, что-то может, а что-то и нет. А про дочку Вологодских ты слышала? Вот уж где настоящее горе…

У меня холодок пробежал по спине, когда Аня рассказала печальную историю Марины. Ребенком она росла капризным и нервным, после школы поступила учиться в какой-то колледж, а там связалась с наркоманами. Тетя Маша лечила ее сама, возила по разным врачам, но в день двадцатилетия девушка покончила с собой. Это был страшный удар для Вологодской, от которого она, впрочем, как будто бы скоро оправилась. «Бог дал — Бог взял, на все его воля». Аня объясняла это так:

— Тетя Маша говорит, что за такие способности, как у нее, надо тяжко расплачиваться всю жизнь. И сама бы рада быть обычным человеком, но такая уж у нее судьба. Значит, надо терпеть. После того случая с Мариной, Вологодские вскоре Зареку переехали, здесь раньше, говорят, притон на притоне был, но теперь стало потише. Тетя Маша у цыганского барона вылечила жену, и поэтому нас тут никто не тронет, все это знают. Я всегда вечерами без опаски хожу и тебе совет, если пристанет кто, так прямо и скажи — я племянница гадалки Марии. Ее так все местные называют. Поняла?

— Поняла… Спасибо.

Поселили меня, кстати, наверху вместе с Аней. Дом у Вологодских, и впрямь, был большой, но все помещения оказались строго приспособлены под определенные нужды хозяев.

На первом этаже ближе к входным дверям находились: прихожая-пятачок, небольшая ванная комната, просторная гостиная и кухня-столовая. Тут же внизу размещались покои, где Мария принимала клиентов — в первой комнатке проходили сеансы лечения и гадания, а вторая представляла собой коморку-склад для хранения всякой «колдовской атрибутики», здесь хранились многочисленные иконы, целебные настои и травяные сборы. Все, что положено иметь заправской «ведунье».