— Если так рассуждать, то конечно. Но получается, мы все проститутки, и вы мужики тоже. Чем вы лучше нас? Ведь есть те, кто тоже спят с женщинами за деньги.

— А эти сосунки, ненавижу их…

Я пожалела, что сказала об этом.

— Понимаешь, если смотреть с твоей точки зрения, все продается и покупается.

— Это я и хотел сказать. Ладно, время вышло… если бы тебя подослали, нас бы уже давно взяли. Видимо, ты просто не по адресу.

— Да… да… Пока.

Я встала с дивана. Рустам наблюдал за тем, как я удаляюсь. Схватила свой плащ, упавший с вешалки, и вышла из квартиры — дверь не была заперта. Не дожидаясь лифта, я побежала по лестнице. Цокот каблуков был слышен на весь подъезд, и от этого мне становилось жутко. Я представляла себя героиней фильма ужасов, которая бежит по лестнице, спасаясь от убийцы, гонящегося за ней с огромным ножом. По закону жанра я должна была добежать до первого этажа, но на последней ступеньке оступиться и упасть, кое-как подняться, но убийца успевал меня схватить, когда я была почти у цели и открывала дверь.

Я была где-то на втором этаже, когда действительно услышала чьи-то шаги. Сердце забилось в два раза быстрее. Я задыхалась. Оказавшись в пролете между вторым и первым этажом, я почувствовала, как чья-то рука схватила меня за плечо. Я закричала: «А…а…»

— Что ты кричишь, — сказал Рустам, — это я.

Я попыталась вырваться, думая, что он передумал.

— Да остановись ты. Ты говорила, что тебе нужны деньги, для чего?

— Для моего друга, он в больнице, нечем заплатить за лечение.

— Передоз?

— Да, — соврала я.

— На, — он протянул пачку денег.

— Не надо.

— Бери!

— Но я не буду с тобой спать, извини, я действительно не проститутка.

— Бери! А то я не понял… Друга своего спасай.

— А тебе зачем это?

— Зачем? У меня столько друзей отдали концы — вовремя не откачали, так что на… может, ты его спасешь, — я поняла, что он поверил в мою ложь.

— Спасибо, — я взяла деньги и, посмотрев последний раз в эти холодные, бездушные глаза, выбежала из подъезда.

Поймав такси, села и поехала к Диане. Она отпаивала меня коньяком и называла «дурой», что я влезла в такую авантюру и тем более без нее.

Глава XVII

На следующее утро я первым делом отправилась в больницу, где оплатила большую часть счета, ведь лечение еще не остановилось, поэтому сумма увеличивалась каждый день. Я заверила всех в бухгалтерии, что в скором времени рассчитаюсь по оставшейся части долга. Потом я пришла к Дане и убедила его, чтобы он разрешил мне вести дела от его имени. На следующий день мы пригласили нотариуса, и я оформила доверенность на свое имя. Потом целыми днями я разъезжала по страховым компаниям. Я приезжала к Дане по вечерам, как сумасшедшая рассказывала ему о том, как классно, что нам выплатят деньги. Но его это, кажется, не волновало.

Даня выглядел потерянным, а его безжизненный равнодушный взгляд был направлен не на меня, а куда-то в сторону, словно меня и не было в комнате. И я знала, что причиной всему этому была смерть Насти. Он мало говорил со мной, отвечая односложно. Врачи сетовали на то, что он не выполняет их указания. Я решила с ним серьезно поговорить. Даня лежал на кровати, читал.

— Я тебе привезла сок, фрукты.

— Спасибо.

— Как ты?

— Хорошо.

— Даня, а ты уверен, что хорошо?

— Да.

— А по-моему, нет. Ты посмотри на себя. Лицо у тебя серое, ты не брит. Ни на что не реагируешь, как будто тебе все равно, что происходит вокруг.

— А мне именно все равно.

— Но вокруг тебя жизнь, вокруг тебя люди.

— Ну и что.

— Что? Да как так можно. Ты что, хочешь всю жизнь провести в этих стенах, тебе нужно поправляться, нужно двигаться дальше. У тебя работа.

— Меня это не интересует.

— А что тебя интересует?

— Ничего.

— Даня, но так нельзя.

— А как можно, Маша? Отстань.

— Нет, не отстану. Я не могу смотреть на то, как мой друг обвиняет себя непонятно в чем, не желает жить дальше.

— Непонятно в чем? Непонятно? Из-за меня, из-за меня погибла моя любимая девушка, мать моего будущего ребенка, которого теперь у меня никогда не будет. И ты говоришь, что не понимаешь. Да я не могу представить себе, как буду жить с этой болью.

— Я понимаю, но…

— Нет, ты не понимаешь. Ко мне приходила ее бабушка, навещала. Да на ней лица нет. Она смотрела, а я как будто видел ее мысли: «Почему он жив, а моя внучка нет». Понимаешь ты это? Я жив, а она нет. Лучше бы я умер, а она выжила. Родила бы ребенка, моего сына, и тогда было бы хоть какое-то продолжение меня. А сейчас ее нет… и меня нет.

— Не говори ерунды. Да, она умерла. Значит, такая судьба. Ты выжил, тебе Бог дал шанс жить дальше. А бабушка смотрела так на тебя, потому что была рада, что хоть кто-то из вас остался жив. Я уверена.

— Не думаю, что ты права.

— Пусть, но ты тоже… нужно продолжать жить дальше, нужно возвращаться к работе. У тебя столько дел.

— Я закрою бизнес и уеду куда-нибудь, квартиру оставлю тебе. Кому сейчас все это нужно?

— Как кому? Тебе. У тебя еще могут быть дети, ты еще встретишь женщину, которую полюбишь и будешь с ней счастлив.

Даня посмотрел на меня, но ничего не произнес. Наступило долгое тяжелое молчание. Мне почему-то стало очень не по себе, словно я говорила не со своим другом, а с чужим человеком. Я поставила фрукты и сок на столик рядом с кроватью, поцеловала его и ушла.

Приехала домой. Села на диван. Я думала, как ему помочь, но я не знала, что можно сделать в подобной ситуации, ведь он сам в первую очередь должен захотеть продолжать жить, получать удовольствие от жизни. Можно отправиться отдыхать, можно начать заниматься новым делом, но никакая психотерапия не поможет, если пациент сам не хочет вылечиться. А Даня именно не хотел.

У меня не было ни одной идеи. Я молча смотрела в одну точку. Но тут как будто меня что-то ударило. «Дата… дата…» — мелькнуло в голове. Я пошла в комнату и стала искать тот листок с результатом Настиного УЗИ.

«Куда же я его дела… куда?..» — говорила я вслух. Потом вспомнила, что положила его в кабинете, на письменный стол Дани. Я пошла в кабинет. Там было так пусто и тихо. Это комната стала какой-то другой. Даня хотел сделать из нее детскую… Пока он лежал в больнице, я снова переставила сюда его рабочий стол и кресло, а детскую мебель убрала в кладовку наверх, до лучших времен, как говорится, правда, не зная, когда они наступят.

Я подошла к столу. Взяла листок с УЗИ. О, Господи! Ну, Настя, — это было то, чего я так боялась. Вот почему эта дата так запомнилась мне. На листке стояло «15 марта». Неужели она думала, что он не заметит дату… Настя приехала 22 марта, а УЗИ было сделано 15. Значит, она уже тогда была беременна. Она хотела обвести Даню вокруг пальца, хотела сделать его отцом чужого ребенка… Ну и дела… Как она могла? Эта информация не укладывалась в моей голове. Сразу же возник вопрос, говорить ли об этом Дане или нет. Что, если это расстроит его еще больше? А если нет, если он поймет, что причин так страдать нет! Конечно, Настю назад не вернешь, но хоть он не будет винить себя в том, что не родился его ребенок. Настоящая шоковая терапия. Я поняла, что надо ему все рассказать. Решила не откладывать в долгий ящик, собралась и поехала снова к Дане в больницу.

— Второй раз за день, — сказал он раздраженно, — чем обязан?

— Мне нужно кое-что тебе рассказать. Надеюсь, что это вернет тебя к действительности.

Даня равнодушно смотрел на меня, давая возможность начать.

— Ты помнишь, когда Настя приезжала в марте?

— Зачем тебе? Зачем ты мне все время пытаешься напомнить о ней?!

— Отвечай! Вспомни! — почти выкрикнула я.

— Ну, в конце марта, в двадцатых числах.

— В двадцатых, именно.

— К чему это?

— А теперь посмотри на это, — я протянула ему листок с УЗИ.

— Я это уже видел, — Даня не захотел брать листок.

— Видел! — сказала я жестко и добавила, закричав: — А ты на дату не обратил внимания, когда сделано УЗИ? — Я говорила с ним так, как будто вдалбливала в голову тупому школьнику какой-нибудь простейший закон арифметики, который он никак не желал понять. А ведь все так просто… Несколько цифр, и все становится ясно.

Даня взял листок.

— Не может быть, — сказал он. — Ты это специально, ты, наверное, что-то сделала.

— Не глупи, ты просто не хочешь в это поверить.

Даня смотрел на листок.

— Она хотела тебя обмануть, это был не твой ребенок. Она уже была на четвертой неделе беременности, когда приехала к тебе в марте.

— Этого не может быть… я ведь ей доверял… как она могла…

— Вот именно, на это она и рассчитывала. Значит, могла и решила, что ты поверишь.

— Маша, Маша… — он закрыл глаза. Я понимала, что он сдерживает слезы.

— Все будет хорошо, думай о себе. Тебе нужно поправиться.

— Да.


После этого Даня пошел на поправку. Ему сняли гипс, начались восстанавливающие процедуры. В конце мая его выписали. А мне пришло приглашение на выставку, где должна была быть фотография моих глаз.

Даня ходил дома на костылях. Я старательно за ним ухаживала. О том, что случилось, а тем более о Насте, мы не говорили. Нам несколько раз звонила ее бабушка, спрашивала, когда он навестит ее могилу. Я объяснила ей, что Дане пока трудно передвигаться. Но конечно, это была неправда. Даня категорически дал мне понять, что не собирается туда ехать. Делами Даня занимался дома. В компании возникли трудности, пока Даня болел, они растеряли многих важных клиентов. Пришлось работать с несколькими небольшими фирмами, отчего доход сразу же снизился. Несколько сотрудников уволились. Даня пытался решать все эти вопросы, у него это получалось с трудом. Я, конечно, предложила свою помощь, но он отказался, сказав, что я и так делаю очень многое.