— Ну вот, я же говорил, — удовлетворенно произнес Каллен.

В словах Тэвиса, обращенных к служанке, он не нашел ничего удивительного, они лишь подтверждали его собственные мысли. Однако Эвелинда вновь издала жалобный стон, ее голова, горестно качнувшись, еще ниже опустилась на грудь, и его вдруг осенило. С какой стати Тэвис стоит тут, уставившись на лилейно-белую кожу невесты своего лэрда, независимо от того, в пятнах она или нет? Строго говоря, если бы все шло как положено, Тэвис и четверо остальных шотландцев увидели бы более чем достаточно, присутствуя в качестве обязательных свидетелей во время церемонии первой брачной ночи. Но сейчас не первая брачная ночь, и вообще неизвестно, будет ли эта церемония. Судя по всему, в его женитьбе ничто не шло как положено.

— Отвернись! — приказал он. — И что ты здесь делаешь?

Усмехнувшись, Тэвис исполнил приказ и пояснил:

— Тебя не было слишком долго. Эдда грозилась подняться наверх и выяснить, что происходит. Ну я и вызвался пойти посмотреть. — Он оглянулся на Эвелинду и спросил: — А что это с ней?

— Они ее опоили, — холодно ответил Каллен.

— Это чистая случайность, — возразила Милдред. — Элис перепутала мои лечебные травы.

Тэвис поднял брови, затем коротко поинтересовался:

— Венчание будет?

— Да, — твердо сказал Каллен. — Только для начала надо ее одеть.

Тэвис понимающе кивнул:

— Моя помощь нужна?

Каллен недолго поколебался и отклонил предложение:

— Нет. Встань возле двери и не впускай гнусную мачеху, если она появится.

— Ладно.

Тэвис отошел, и Каллен полностью сосредоточился на одевании невесты. Милдред уже натянула сорочку на руки и голову Эвелинды и теперь пыталась продвинуться дальше.

— Вы не могли бы ее поднять? — попросила горничная.

Каллен приподнял Эвелинду за руки так, чтобы ее тело не касалось кровати, и служанка быстро опустила сорочку донизу, наконец прикрыв наготу хозяйки.

Очередной стук в дверь раздался, когда они уже трудились над платьем. Каллен обернулся и взглянул на Тэвиса, занявшего выгодную позицию рядом с выходом из комнаты. Он стоял, прислонясь к стене, и увлеченно наблюдал за процессом. Однако, услышав стук, выпрямился и повернулся к двери.

Увидев Фергуса, входящего в комнату, Каллен с отвращением тряхнул головой и вернулся к своему занятию. Очевидно, Эдда просто сгорала от желания узнать, что происходит наверху. В таком случае все его спутники окажутся в комнате существенно раньше, чем Эвелинда будет полностью одета.

— Нет! Одного венчания недостаточно. Перед отъездом вы должны вступить в супружеские отношения. Дело будет доведено до конца. Я не желаю, чтобы вы забрали отсюда Эвелинду просто так, а потом передумали, возвратили ее и потребовали признания соглашения недействительным. Брак не должен быть расторгнут. — Эдда твердо настаивала на своем.

Если бы Эвелинда могла склонить голову еще ниже, она обязательно сделала бы это сейчас, когда услышала предположение, что Каллен скоро сочтет молодую жену абсолютно никчемной и вернет обратно. День свадьбы грозил превратиться в самый унизительный день ее жизни. Она совершенно разбита, вся в синяках, видимо, имеет очевидное сходство с коровой и категорически не в состоянии управлять собственным телом.

После того как Эвелинду наконец удалось полностью одеть, Каллен на руках отнес ее вниз, опустил на ноги, прижал к себе и одной рукой крепко обхватил за талию, а другой — придерживал ей голову так, чтобы невеста могла видеть священника. Настало время произнести слова брачного обета, но губы совсем не слушались ее, с них срывались лишь слабые нечленораздельные звуки. Отец Сондерс впал в сильнейшее расстройство и отказался принимать лепет Эвелинды за клятву. Этот человек все больше выводил Каллена из себя. К счастью, Милдред уберегла святого отца от неприятностей, подсказав, что невеста кивает лучше, чем говорит. Священник взглянул на Эвелинду, и она продемонстрировала свои возможности. Кивок, конечно, тоже получился не очень качественный, но венчание все-таки состоялось.

Прокивав свои клятвы перед алтарем, Эвелинда испытала огромное облегчение. Она думала, что самое страшное уже позади, ровно до того момента, когда Каллен объявил о своем желании немедленно покинуть замок. Вот тут Эдда и потребовала от него подтверждения брака до отъезда. Наверное, мачеха сошла с ума, о чем может идти речь, когда Эвелинда не держится на ногах?

Очевидно, думая точно так же, Каллен свирепо спросил:

— Какие супружеские отношения? Эта женщина не может даже пошевелиться!

Судя по всему, Эдда не видела здесь никакой проблемы. Смело решившись и дальше испытывать терпение Каллена — видимо, потому, что его руки были заняты удержанием Эвелинды в вертикальном положении, — Эдда, явно развлекаясь, сказала:

— Я вдова всего два года и вполне отчетливо припоминаю: ей совершенно не обязательно при этом шевелиться. Достаточно задрать ее юбку и сделать свое дело, если вам не хочется чего-нибудь большего.

— Леди д'Омсбери!

Эвелинда услышала возмущенный возглас отца Сондерса, но не обратила на него особого внимания, поглощенная только тем, как внезапно оцепенел Каллен. Вероятно, ярость отразилась на его обычно невозмутимом лице, потому что Эдда, переходя к обороне, нервно добавила:

— Она этого даже и не почувствует. А я просто хотела сказать, что если уж такая спешка, то можно управиться очень быстро.

Эвелинда, тесно прижатая к груди мужа, услышала глухой рокот. Она чувствовала его нарастающий гнев. Рука, поддерживавшая ее, сжималась, усиливая давление. Благодаря действию зелья Эвелинда не чувствовала боли, но подозревала: на теле появится еще один синяк. Впрочем, одним синяком больше, одним меньше, какая разница?

— Так как же, милорд? — Эдда вновь перешла в наступление. — Будете подтверждать брак сейчас или подождете, пока ей станет лучше, и уедете на день-два позже?

Вместо ответа Каллен слегка отодвинул от себя Эвелинду, подхватил ее на руки и ринулся к лестнице.

Казалось бы, предстоящее испытание должно было повергнуть Эвелинду в смятение, но, честно говоря, она слабо представляла себе, что именно ее ожидает. Стремительное развитие событий не оставило Милдред ни малейшей возможности посвятить госпожу в подробности происходящего в первую брачную ночь, а раньше они никогда об этом не говорили. Однако, как ни странно, Эвелинду совершенно не пугала такая неопределенность. До сих пор мужчина, ставший ее мужем, относился к ней очень бережно, и теперь она безропотно покорилась ему. Эвелинда чувствовала — главная опасность исходит от Эдды, мачеха не упустит случая напоследок оскорбить ее.

Эвелинда собралась с духом. Придется потерпеть еще один раз, последний. Главное — перенести все испытания с высоко поднятой головой. Конечно, не в буквальном смысле слова, потому что именно сейчас высоко поднять голову она никак не могла.

Поднимаясь по лестнице и проходя по холлу второго этажа, Каллен не переставая бормотал себе под нос неясные ругательства. Эвелинда испытывала некоторое удовлетворение. Очевидно, не она одна находила Эдду невыносимой.

Он остановился перед комнатой Эвелинды, открыл дверь, но вместо того, чтобы войти, резко обернулся к Эдде, которая, тяжело дыша, торопливо двигалась вслед за ним.

— Церемония первой брачной ночи…

— Надеюсь, мадам, вы не собираетесь настаивать на своем праве присутствовать в качестве свидетеля? — предостерегающе прорычал он.

Эвелинда нисколько не сомневалась — именно на этом мачеха и собиралась настаивать. От такого унижения падчерицы она получила бы особое наслаждение.

— Я… — начала было Эдда, но Каллен не дал ей продолжить:

— Мое терпение на исходе, а я никак не желал бы ударить женщину в день своей свадьбы.

До чего же хотелось Эвелинде посмотреть налицо мачехи в этот момент! Но она только услышала, как Эдда судорожно сглотнула и дрожащим голосом вымолвила:

— Нет, милорд. Конечно, нет.

Он молча ждал. Эвелинда смогла увидеть юбку мачехи, стремительно удаляющуюся прочь. Когда Эдда скрылась из виду, Каллен обратился к шотландцам, которые, вероятно, шли следом за ними:

— Готовьте лошадей. Совсем скоро мы будем внизу.

Совсем скоро? Эвелинда встревожилась. Он в самом деле собирается задрать ее юбку и?..

Каллен развернулся, вошел в спальню, и, судя по звуку, ногой захлопнул за собой дверь. Затем приблизился к кровати и некоторое время стоял неподвижно. Эвелинда испытывала большое желание заглянуть ему в лицо и по его выражению попробовать угадать, что он думает делать дальше. Внезапно он повернулся, пронес ее на руках через всю комнату и положил на расстеленную перед камином шкуру. Он был очень заботлив и даже подогнул край шкуры, соорудив под головой нечто вроде подушки. На секунду встретившись с Эвелиндой взглядом, он кивнул, потом выпрямился и отошел.

Провожая Каллена глазами, Эвелинда раздумывала, что обозначает этот кивок и можно ли считать его обнадеживающим знаком?

Каллен вернулся к кровати, схватил покрывало и одеяло и отодвинул их в сторону. Затем он совершил нечто приведшее Эвелинду в полное замешательство. Он вынул из ножен узкий длинный кинжал, висевший у него на поясе, провел им по своей руке и размазал появившуюся кровь по простыне. Потом выпрямился и двинулся по направлению к Эвелинде. Она следила за приближением своего мужа, совершенно не понимая, чего от него ожидать в следующую минуту. Однако она по-прежнему не боялась его… до тех пор, пока он, пробормотав что-то похожее на извинения, не взялся за подол ее юбки.

Глаза Эвелинды расширились, когда он раздвинул ей ноги. Она почувствовала короткое легкое прикосновение, затем он вернул юбку на место и снова взял ее на руки.

Каллен возвратился к кровати, опустил Эвелинду как раз там, где недавно размазал свою кровь, и быстро прошелся по комнате. Эвелинда следила за ним во все глаза, но он неожиданно скрылся из поля зрения, подойдя к ее раскрытым сундукам, стоявшим в дальнем углу спальни. Она слышала раздававшееся оттуда шуршание, но совсем ничего не видела. Напряженные попытки дотянуться до него взглядом привели к тому, что глаза заболели, и она закрыла их, давая себе отдохнуть.