мгновенно распространяется по полу, превращаясь из одной крохотной капли в огромную

лужу. Незаметно для себя, мое отчаяние сменяется на гнев. Гнев, распирающий меня

изнутри. Я ненавижу этих людей. Я хочу, чтобы они сдохли от любви друг к другу. Мне

хочется, чтобы они раскаивались предо мной, молили о своем прощении. Я просто

сгораю от желания схватить их за горло и придушить или утопить в своей же собственной

луже крови. Но я не в состоянии этого сделать. Всё, что я могу — это не сдерживать

рвущийся наружу вопль, и я не сдерживаю его…

Распахивая глаза, я часто дышу. Пока уравновешиваю свое дыхание, взгляд впивается в

потолок. Это был сон. Просто очередной сон.

— Твою мать, — выдыхаю и поворачиваю голову, чтобы взглянуть на время. Семь часов

утра. Приподнимаясь на локтях, чувствую, как голова пульсирует от дикой боли. Черт.

Похоже, я вчера немного перебрал. Смотрю по сторонам. Отлично. Ни одной киски

рядом. Это уже радует. Ненавижу выпроваживать по утрам оттраханных мною телочек. У

них всегда один и тот же обиженный вид. Будто я жениться им обещал. Я что, похож на

идиота? Хорошо, что сегодня выходной, иначе с похмелья у меня были бы проблемы.

Я пытаюсь встать с кровати, но, опираясь на правую руку, сразу же чувствую острую и

жгучую боль. Подношу её к лицу и вижу в засохшей крови опухшую кисть. Мне трудно

пошевелить рукой, но, кажется, все пальцы на месте. Этого мне еще не хватало. Шеф

опять будет мною недоволен. С ней срочно надо что-то делать, иначе выговора мне вновь

не избежать. Ладно, у меня в запасе еще два дня. Стоп. А что, вообще, вчера произошло?

Не успеваю прийти в себя, как слышу рингтон своего телефона, воющий с утра пораньше

о какой-то там неземной любви. Поменять бы мелодию…

— Да, — стону я, даже не посмотрев на входящий вызов.

— Эй, засранец, — слышу я в трубке хрипловатый голос своего брата. — Башка трещит

по швам с самого утра? — ухмыляется говнюк.

— И тебе доброе, — отвечаю я, разминая свою затекшую шею. — Чем обязан?

— Хочу приехать и надрать твою задницу в очередной раз, — пауза. — Ты хоть помнишь

вчерашний вечер? Бро, я всё понимаю, но и ты меня пойми. Так больше продолжаться не

может. Возьми себя в руки, нащупай в паху свои яйца и убедись, что ты мужик. Тем

более, прошло уже столько времени после… — он замолкает, явно не хочет бередить

раны не очень приятными для меня воспоминаниями. — Она этого не стоит. Её в твоей

жизни больше нет. — Последние его слова отдаются эхом в ушах, вызывая у меня голове

неприятную пульсацию.

— В том-то и дело, я ни черта не помню. Неужели что-то настолько серьезное?

— В последнее время твой сценарий не меняется. Но если учитывать, что парень, на

которого ты напал, приходится сыном босса моего босса, то дело — дрянь.

— Да ладно? Черт… — зажимаю пальцами свою переносицу, пытаясь хоть что-то

припомнить, но от этого моя голова еще больше раскалывается, а поврежденная рука

отдается резкой болью. Если, как говорит мой брат, сценарий один и тот же, значит, я

был с девушкой, вот только… — С одной или с двумя? — интересуюсь у него, уверен, он

догадывается, о чем идет речь.

— С одной, — сразу же следует ответ. — Но проблема в том, что она была с этим парнем,

а он — её бойфренд. Ты напился до чертиков и, видимо, посчитал себя всевышним, раз

откровенно начал её лапать у Джейса на глазах.

— Джейс — это его имя?

— Да.

— Я избил его?

— Если ты о причиненных телесных повреждениях, то ему повезло больше, чем тебе. Но

ты всё равно счастливчик. Ведь, благодаря Заре, я сразу же направился в бар. Она

позвонила мне, как только тебя увидела там. Ты её должник. Не окажись меня рядом,

Кейн, сегодня бы ты проснулся не на своих мягких шелковых простынях, а в вонючей

камере с не менее вонючими крысами, — оповещает он меня и тут же спрашивает. — Как

твоя рука?

— Выглядит жутковато. Он порезал её ножом?

— Нет. Ты сам виновен. Тискал его женщину и после нескольких резких замечаний в

твою сторону, неожиданно кинулся на него с бутылкой, но, со своей в стельку пьяной

задницей, ты не рассчитал и грохнулся на пол, с треснувшим осколком в руке. Повезло,

что повредил только одну руку, а не ещё что-нибудь. С твоей-то работой.

— Да, я знаю, — не нужно мне напоминать про мою долбаную работу. Мне еще

предстоит как-то объясниться. — И как она? — пытаюсь сменить тему. — Хорошенькая?

— Ты сейчас серьезно? Да у меня из-за тебя могло быть куча проблем! — орет он в

трубку.

— Остынь, Джон, — ухмыляюсь, — я просто пошутил.

— Значит, шутник, слушай меня внимательно, — мой брат сейчас серьезен как никогда.

— На этот раз я всё уладил, Джейс без единой царапины на теле и обещал молчать. Но ты

задел его сраную гордость. Он просил передать тебе, держаться от него и его телки

подальше, иначе убьет тебя, не церемонясь. Уяснил? А от себя добавлю: бросай идею

напиваться до беспамятства и трахать всех подряд, очнись и начни, в конце концов, жить,

— не дожидаясь от меня ответа, он продолжает. — Давай, вставай, прими душ, приведи

себя в порядок, а я приеду за тобой. Поедем в больницу зашиваться.

Я молчу. Мне нечего ему возразить или сказать. Поэтому, он первый нажимает «отбой».

Последние два года я сам не свой, не знаю, чего хочу от своей жизни. Я как кусок дерьма,

плывущий по направлению течения и не желающий хоть как-то изменить это положение.

Но благодаря Джону, моему брату, я стараюсь. Он мой старший брат, и единственная моя

семья, опора и поддержка. К сожалению, наших родителей давно нет в живых. При жизни

они настолько сильно любили друг друга, что даже смерть не надолго разлучила их.

Сначала от рака умерла мать, а потом, спустя два месяца, ушел из жизни отец. Он просто

заснул и не проснулся.

Мама долго не могла забеременеть, и они с отцом уже почти отчаялись. Однако мечтам

свойственно сбываться. И когда это, наконец-то, произошло, ей было тридцать пять лет. А

спустя ещё три года, на свет появился я.

В детстве мы с Джоном были не разлей вода, и, несмотря на разницу в возрасте, мы всегда

держались друг друга. У нас была одна компания, одни и те же друзья, даже девушки

были похожи чем-то между собой. Джон хороший малый и отличный полицейский. Не

знаю, как бы я смог существовать, если бы его не было рядом.

Громко вздыхая, решаю, что пора заканчивать с детскими воспоминаниями и

философским дерьмом. Кое-как встаю с кровати и ковыляю сначала в туалет, чтобы

отлить, а затем в ванную, чтобы принять бодрящий душ.

Смотрю в зеркало. Видок у меня, конечно, не очень. Волосы уже давно отрасли и в

полном беспорядке. Их не мешало бы состричь. Я не могу вспомнить, когда вообще в

последний раз брился. Но мне кажется, что-то есть симпатичное в этой бородке. Пожалуй,

так и оставлю.

Я включаю воду, снимаю нижнее белье и захожу под душ. Спустя некоторое время

рассматриваю поврежденную руку и ощущаю в ней ноющую боль. Да, медицинской

помощи мне не избежать.

Глава 3

Дилан

Смена все никак не заканчивалась. В промежутках между приемами пациентов, я то и

делаю, что напиваюсь кофе. Из операционной для наблюдения перемещаюсь в палаты,

затем меня перекидывают в приемную. И ни одна из этих работ не является хуже другой,

это просто хирургический интерес, низшее звено. Мы омываем, зашиваем, делаем уколы,

берем анализы и бегаем по кругу. Сегодня уже третьи сутки моего пребывания в

госпитале, поэтому я чувствую себя словно робот.

— Вскрыть, отрезать, зашить… — повторяю раз за разом. Эта мысль крутится у меня в

голове после операции на аппендицит.

— Вскрыть, отрезать, зашить…зашить… — врезаюсь в парня из реанимации.

— Дилан, очнись. Двое — на приход, — показывает мне рукой на дверь приемной.

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и бегу со всех ног на улицу. Сирена скорой

помощи звучит очень близко. Машина выезжает из-за угла, и сразу же открываются

двери.

— Мужчина, сорок восемь лет. Лобовое столкновение. На стекле трещины от удара.

Давление нестабильное. Требуется обследование. В сознании. — Вытягиваю каталку и

направляюсь в открывшиеся двери.

— Вызовите Доктора Томпсона, — кричу я и направляю её в рентген кабинет. — Не

переживайте, вами займется наш нейрохирург. А пока мы сделаем вам снимок, чтоб

убедиться, нет ли кровоизлияния, — обращаюсь к пациенту.

Мы поднимаемся в лифте, и для дальнейших действий, я передаю пациента медсестре.

Возвращаясь в приемную, облокачиваюсь на стену и закрываю глаза. Двери лифта

открываются, и входит мой отец.

— Дилан, ты почему все еще на работе? Твоя смена закончилась двенадцать часов назад.

Ты хоть спала сегодня? — отец обеспокоен и это сразу заметно по его дрожащему голосу.

— Все хорошо, я поспала в ординаторской четыре часа и чувствую себя нормально.

Осталось каких-то шесть часов, и я буду дома. Завтра обед у вас, я помню, — пытаюсь

вымучить улыбку и кидаюсь ему в объятия, пока никто не видит.

— Родная, сон и еда. Не забывай. Надеюсь, этого больше не произойдет. Майкл и мизинца

твоего не стоит, — отец гладит меня по голове и отходит на шаг, когда открываются

двери.

— Хорошо. — Прохожу мимо него, не оглядываясь. Не хочу, чтобы он видел, как я

вымотана.

В приемной на пострадавшего заполняю документы. Вокруг много пациентов, в основном