Александр ласково потрепал его по густым кудрям.

– Да, сказал, но все равно это неподходящее слово. – Он посмотрел на Мауру и хитро улыбнулся. – Подходящее слово намного хуже.

– Итак, – начал Александр неделю спустя после визита Алана Пинкертона. – Все деньги, за вычетом нескольких сотен долларов, найдены. Бандитов и след простыл. Надежды выследить их практически нет. Мне очень жаль, Маура, правда.

– А мне – нет, – отозвалась Маура и, увидев его удивленные глаза, поняла, что Александру даже в голову не приходит, насколько она боится предстоящего процесса. Она улыбнулась, на щеках у нее появились ямочки. – Так мне легче будет забыть весь этот ужас, Александр. Давай больше никогда не будем говорить о том, что случилось. Никогда.

Широким жестом, который вызвал даже большую сенсацию, чем ожидавшийся процесс, Александр пожертвовал все деньги, которые вернул ему Алан Пинкертон, на благотворительные цели по выбору Мауры. И сразу же после фурора, вызванного этим сообщением, газеты написали, что Изабел возвращается в Ирландию.

– Это было во вчерашней светской хронике «Пост», – сказал ей Генри как-то днем, когда Александр и Чарли отправились в Центральный парк с Сашей и Феликсом кататься с горок на санках. Маура и Генри играли в шахматы, и рука у Мауры дрогнула, когда она передвигала ладью, чтобы взять ферзя Генри. – Не так давно она сказала Чарли, что написала лорду Клэнмару письмо, в котором просит позволить ей поселиться в ее родном доме в графстве Уиклоу. Очевидно, он согласился, раз «Пост» напечатал, что она возвращается в Ирландию, а не в Англию. Баллачармиш.

Маура крепко сжала руки, воспоминания нахлынули на нес. Буйство оттенков и аромат роз, которые они сажали втроем, солнечные блики на зеркальной поверхности озера Суир; утренние верховые прогулки к подножию гор Кидин и Лушаквиллия. Генри отодвинул шахматную доску в сторону и тихо сказал:

– Пора вам помириться, Маура. У Изабел последнее время такой несчастный и нездоровый вид. Я вижу, и ты мучаешься из-за вашей размолвки.

– Когда она уезжает? – негромко спросила Маура, глаза у нее подозрительно заблестели.

– В конце месяца, лайнером компании «Кунард». – Из-под седых бровей на нее внимательно смотрели обеспокоенные глаза Генри. – Понимаю, ты считаешь, что Изабел не оправдала твоего доверия. Но ты забываешь о других, куда более серьезных предательствах. Неужели твое сердце так ожесточилось, что ты не можешь простить Изабел!

Мауре стоило больших усилий не расплакаться. Она ничего не ответила, встала со стула, подошла к окну, выходящему на улицу, и застыла, глядя на особняк Шермехонов.

– Ты же знаешь, я не люблю давать советы, – серьезно сказал Генри. – Но сейчас все же предложу тебе один. Помирись с Изабел. Жизнь слишком коротка, чтобы ссориться с теми, кого любишь.

Генри тихо ушел, а Маура все стояла у окна и пустыми глазами смотрела на улицу. Там ее и застал Александр, когда вошел в комнату.

– А где Генри? – удивленно спросил он. – Я думал, вы играете в шахматы.

Маура повернулась к мужу. Ее бледное лицо напоминало камею, под глазами залегли тени.

– Ушел несколько минут назад. Он сказал, что Изабел скоро уезжает. Возвращается в Ирландию. Ты знаешь об этом?

– Нет, – ответил Александр и понял, почему у Мауры такой несчастный вид. – Хотя что-то слышал. Бесси говорила с матерью Чарли и сказала, что Изабел может уехать, не дождавшись весны.

– Она уезжает в конце месяца.

Александр внимательно посмотрел на Мауру и понял, что она вот-вот расплачется.

– Тогда сейчас же иди к Бесси. Надо поговорить с Изабел, сказать, что ты не хотела обидеть ее, когда написала то письмо. Вы должны помириться, пока не поздно.

– Сначала мне надо кое-что прояснить, Александр. – Маура посмотрела ему в глаза. – Я давно хотела спросить тебя.

– Это связано с Изабел?

Она кивнула.

– В чем дело? – Александр озадаченно нахмурился. – Почему у тебя такой серьезный вид?

Он вошел к ней прямо с улицы, и снежинки быстро таяли у него на волосах. Серебряные виски наглядно подтверждали, как сильно он страдал, пока не нашли Мауру, и ничуть не портили его красоту. Наоборот, они подчеркивали черноту волос и добавляли зрелости его беспечному, удальскому лицу.

– Вы с Изабел любили друг друга… там, в Ньюпорте? – с превеликим трудом произнесла Маура.

Ответом было его неподдельное изумление:

– Боже правый! Нет! Ты думаешь… Я и Изабел?

Радость охватила Мауру и тут же сменилась стыдом.

– Просто я знаю, что Изабел восхищается тобой, Ариадны в Ньюпорте не было, а Изабел была рядом, и…

– Как тебе в голову пришло такое? – недоумевал Александр. – Для меня вы всегда были сестрами, и потом Изабел никогда бы… Даже и через сто лет!

Щеки у Мауры горели. Она сказала, объясняя скорее себе, чем ему:

– Мне было так плохо летом. Ты говорил, что хочешь развестись, я еще не поправилась после оспы. Нервы сдали. Вы с Изабел отдыхали в Ньюпорте, а я одна-одинешенька на Великих озерах. В голову всякое приходило…

Александр пересек комнату и обнял Мауру.

– Все, что приходило тебе в голову, неправда, – ласково сказал он. – Я очень страдал в Ньюпорте, думал, что ты с Кироном. У меня никого не было. – Он нежно приподнял ее подбородок. – Мы оба вели себя как идиоты, Маура. Хватит глупостей. Иди к Изабел.

Через десять минут Маура уже вышла из дома.

В особняке Шермехонов никого не было. Горничная сказала, что миссис Шермехон и леди Дэлзил уехали полчаса назад.

Маура не стала возвращаться домой. Она попросила кучера отвезти ее в Центральный парк и подождать. В парке она направилась к одной из засыпанных пушистым снегом скамеек. Ее соболья шуба была застегнута до самого верха, руки спрятаны в муфту. Вокруг играли в снежки и катались на коньках дети, и Мауре вспомнился день, когда она, взобравшись вверх по косогору, впервые увидела Изабел. С холма просматривалась проселочная дорога из Киллари, и она с нетерпением ожидала появление кареты Клэнмаров.

Она вспомнила, как пригревало в тот день солнце, как колол босые ноги вереск, как появилась карета и она наконец увидела лорда Клэнмара и Изабел.

Ей под ноги упал снежок. На соседней горке с радостными воплями катались на санках дети. Маура не чувствовала холода, не замечала падающего снега.

Перед ее глазами катилась, громыхая, карета Клэнмаров. потом она поравнялась с косогором, на котором сидела Маура, маленькая светловолосая фигурка повернулась, подняла голову, и их глаза встретились.

Она вспомнила, как от радости вскочила на ноги, замахала рукой, и была вне себя от счастья, когда маленькая фигурка в карете помахала ей в ответ.

У Мауры замерзли щеки, она встала и медленно пошла к карете.

– К миссис Шермехон, – приказала она кучеру в надежде, что Бесси и Изабел уже вернулись.

Бесси в ужасе смотрела на нее.

– Но, дорогая Маура, Изабел уехала. Я только что вернулась из порта.

– Не может быть! Генри сказал мне, что она уезжает лишь в конце месяца!

– Да, верно. Она хотела уехать в конце месяца. Но стало слишком холодно, она плохо переносит мороз. На пароходе, который сегодня отходит, как раз осталась свободная каюта…

Маура, не дослушав, бросилась к выходу.

– Тридцать девятый причал! – крикнула она кучеру. – Быстрее, это срочно!

Сердце бешено колотилось у нее в груди. Вдруг она опоздает? Что, если корабль отошел и Изабел уже плывет в Ирландию?

– Скорее! – торопила она кучера. – Пожалуйста, скорее!

Но дорога обледенела, и кучер боялся гнать лошадей быстрее.

– Боже, – молилась Маура, – не дай мне опоздать, прошу, не дай мне опоздать!

Она вспомнила свои другие поездки в карете. Самую первую, из лачуги – в Баллачармиш; с Александром, когда они ехали из порта в ее новый дом; в порт – встретить Изабел после двухлетней разлуки.

– Пароход от тридцать девятого причала еще не отчалил? – спросила она у кучера, когда они почти добрались до порта.

– Да, мадам, – крикнул тот в ответ, – судно компании «Кунард», мадам!

Через несколько минут они уже въезжали в порт.

Маура вышла из кареты, над ней возвышался борт корабля. В его тени собралась огромная толпа: пассажиры, еще не поднявшиеся на борт, и провожающие, пришедшие пожелать счастливого плавания родным и близким.

Маура в панике проталкивалась вверх по трапу первого класса. Она боялась, что ее не пропустят, что она не найдет Изабел, что…

– Маура! Маура!

Ее охватило чувство нереальности происходящего. Изабелл стояла у борта высоко над ней, точно так же, как в тот день, когда приехала из Англии. Только на этот раз кричала Маура:

– Не двигайся! Я сейчас поднимусь!

В этот раз не послушалась Изабел. Маура проталкивалась вверх, а Изабел спешила вниз. Опять они пробивались сквозь толпу, только пассажиры сейчас поднимались, а не спускались, как тогда, и опять они встретились на середине трапа.

– Я боялась, что опоздаю, – сквозь слезы проговорила Маура, бросившись в объятия Изабел.

– А я боялась, что никогда больше не увижу тебя! – призналась Изабел, слезы ручьями текли у нее по лицу.

Маура обнимала и целовала Изабел.

– Я была такой дурой, Изабел! Я так рассердилась, когда увидела фотографию, где Феликс держится за руку Ариадны…

У Изабел округлились глаза.

– Не было такой фотографии, Маура, ни на одной фотографии Феликс не держит ее за руку. – Удивление Изабел превзошло радость от примирения.

Маура не ожидала такого ответа, она отстранилась от Изабел и посмотрела ей в лицо.

– Эта фотография была в «Вашингтон глоб», – сказала она и, видя растерянное лицо Изабел, поняла свою ошибку.

Нью-йоркские газеты такой фотографии не печатали. Изабел даже не видела снимок, который причинил столько боли Мауре. Напрасно она корила Изабел за бесчувствие, за холодность ее извинений. Изабел просто ничего не знала.