— Ну ты и наивная! — удивилась Люсиль. — Ты что, не знаешь о Вэнни Блейн? Да ведь любой знает, что она была его любовницей! Потому-то и бросила своего мужа. Говорят, она надеялась, что он на ней женится. Но он на ней не женился, хотя у них и был ребенок. Такие не женятся. Люди искусства не ведут себя как обычные люди.

— Я об этом ничего не знаю, — отрезала Сюзан.

Для нее Дэвид Барнс был парой чутких, грубых, живых и сильных рук. Мозгом, работа которого отражалась в его гневных, синих глазах. Он был яростным голосом, который дико орал на нее из-за любого пустяка.

В этот момент в ворота вошла Джейн.

— Везет тебе, у тебя есть помощница в домашнем хозяйстве, — сказала Люсиль. — Мне уже надо идти. Мой малыш уже, наверняка, проснулся. Мне бы тоже хотелось иметь служанку. Марк сейчас хорошо зарабатывает?

— Джейн я плачу сама, — сообщила ей Сюзан, но сразу же пожалела об этом. Разве это важно, кто платит Джейн. А Марку было бы неприятно, если бы кто-то думал, что его заработков не хватает даже на домашнее хозяйство.

— Долго вы так не выдержите, — решительно сообщила Люсиль. — Увидишь, когда у тебя будет двое. А кроме того, Сюзан, будь внимательнее и не испорть Марка! Этого только не хватает, чтобы мы рожали детей и еще зарабатывали деньги!

— Я хочу, чтобы у меня их было шестеро, — сказала Сюзан с улыбкой. Под ее руками появился веселый круг желтых анютиных глазок.

— Ну ты и сумасшедшая, — удивилась Люсиль. — У меня трое, и ни одной свободной минутки для себя. Ну, пока, Сюзи!

— Пока, — спокойно распрощалась с ней Сюзан.

Оставшись одна, она подумала о Люсиль. Весь город был полон таких вот Люсиль. Некоторые были потолще, некоторые потоньше, старые или молодые, но они были повсюду. Как же так сложилось, что все женщины настолько походят друг на друга? Ну а если уж они и другие, то такие, как мать Марка, молчаливые, одинокие и, пожалуй, вообще без друзей. Или же, как Мэри, молодые и хмурые. Ее собственная мать относится к типу Люсиль. И все эти Люсиль проживают поверхностные, мелкие жизни без глубокого смысла, которые с настоящей жизнью не имеют ничего общего. Они только мечтают о романтике которой их бестолковые, измученные постоянными придирками мужья не могут дать.

Вчера вечером Марк завздыхал у нее на плече:

— В тебе столько спокойствия. Я проваливаюсь в него, как в омут, а ты тиха, глубока и тепла. Ты никогда ничего от меня не требуешь. Ты правда счастлива, Сюзи?

— Счастлива!..

Она умела владеть всеми мгновениями своей жизни. «У тебя не будет ни минутки», — утверждала Люсиль. Наоборот, именно из таких мгновений и состоит ее жизнь. Например, теперь, когда ее руки погружены в мягкую, влажную землю. И через час, когда она будет готовить обед, и это будет частью ее жизни.

Джейн шла с Джоном на прогулку и нерешительно остановилась.

— Мне хочется кое о чем спросить вас.

— О чем же?

— Когда родится маленький, я вам не буду нужна весь день?

— Пожалуй, что нет, Джейн, — сказала Сюзан деликатно. — У нас не очень-то много денег, а я с большим удовольствием делаю свою работу.

— Я думала, что вы снова займетесь своей скульптурой.

Сюзан ответила не сразу.

— Я еще не знаю. Сейчас я не могу вам ответить.

— Ну, хорошо, — сказала Джейн. — Я подожду.

Она нагнулась, взяла Джона за руку и они вместе вышли из калитки. Длинное черное платье на весеннем ветру колыхалось вокруг ее тонких ног. Сюзан подняла голову и увидела перед собой вереницу длинных, пустых лестниц. Улицы, дома и деревья с набухающими почками внезапно преобразились в фальшивые театральные декорации. Но затем она энергично воткнула садовую лопатку в землю, и все снова стало реальностью. Так она победила и это мгновение.

* * *

На девятый день июня она родила дочку, которой — по желанию Сюзан — дали имя Марсия. Когда Марк на цыпочках пробрался в скрипящих туфлях в палату, Сюзан заулыбалась.

— Ты выглядишь на все сто, — прошептал он. — Если бы мне кто-то сказал, что ты только что родила, я бы посмеялся над ним.

Она откинула покрывало и показала Марку маленькую, смуглую, черноволосую девчушку.

— У меня уже есть своя технология, — похвасталась она шутливо. — Я точно знаю, как это делать. Я рожу еще четверых, Марк!

— Мне придется как следует покрутиться, чтобы их прокормить.

Он долго сидел и рассматривал малюсенькое личико дочери, спящей глубоким сном. Сюзан даже не спросила у него, что он, собственно говоря, думает. Она ведь так хорошо его знала. Марк же не мог сейчас думать о серьезных вещах, а ее пронизывало беззаботное удовлетворение, она прямо-таки купалась в счастье. Сюзан давно не испытывала подобного чувства. Крепенькое тельце Марсии было так прекрасно, что Сюзан не могла налюбоваться им. Оно было прекрасным и совершенным в каждой линии, и Сюзан чувствовала себя создателем необыкновенной, живой скульптуры.

Она вздохнула, улыбнулась и уснула.

В то время, как Сюзан спокойно ждала, когда ей позволят уйти домой, она долгие часы размышляла о своей жизни. Она лежала и впитывала в себя все те мимолетные проявления жизни, которые обнаруживают себя лишь в моменты просветления, когда человек останавливается и окидывает взглядом пройденный путь. После творения наступает отдых. А потом придет что-то новое. Однажды она встанет с узкой, белой постели и вернется ко всему, что было, и к тому, что ее еще ждет. Но до этого времени она будет, как прежде, только внимать и ждать.

Мать с отцом приходили ежедневно, но никогда вместе. Мать говорила мало. Она сидела и с непритворной радостью качала Марсию; тишину она нарушала только после долгого и медленного размышления:

— Она не очень-то похожа на тебя, больше напоминает Мэри, когда та родилась.

Отец посмотрел на Марсию и резко сказал:

— По-моему, она такая же, как и все дети. Но я все равно принес тебе стихотворение — Марсии, в день ее рождения.

Он откашлялся и начал читать вслух, а закончив сказал:

— Вопрос в том, что тебе хотелось бы больше, те двадцать долларов, которые мне могут за него заплатить, или эти стихи.

— Ну, конечно же, стихи! — ответила Сюзан со смехом.

— Можешь получить и то, и другое. Бери, сколько есть — все равно тут немного. Сюзи, когда я выйду на пенсию, то отправлюсь к Тихому океану, независимо от того, поедет со мной мать или нет.

Она снова засмеялась и протянула руку к стихам. Сколько она себя помнит, он всегда говорил о том, что поедет на берег Тихого океана. Когда она была еще маленькой девочкой, ей это было неприятно, так как мать тогда серьезно относилась к речам отца и всегда жаловалась: «Но, Дэни, что я там буду делать?». Испуг матери потрясал ее, лишал уверенности, но с течением времени мать перестала обращать внимание на его слова.

— Я положу их к своим сокровищам, — сказала Сюзан.

Этим она порадовала его, но он все равно заворчал:

— У меня есть еще одна копия, чтобы ты знала.

В последний день пришла Мэри, которая как раз вернулась на каникулы после первого года учебы. Когда она склонилась над Марсией, это была новая, уверенная в себе Мэри, зрелая и неприступная, одетая в темно-синий костюм с белой блузкой и маленькую темную шляпку.

— У нее здоровый вид, — сказала она без интереса и, присев, демонстративно закурила сигарету.

— Папа обо мне что-нибудь говорил? — спросила она, приподняв брови.

Сюзан покрутила головой.

— Наверняка, наговорит на меня с три короба. Он злится на меня.

— Почему?

— Потому что я не хочу учиться до конца. Я хочу найти себе работу. Учиться в университете теперь считается мещанством.

Она выдохнула кольцо дыма, затем еще и еще одно.

— А как на это смотрит мама? — осторожно спросила Сюзан.

— А что мама? У нее вообще нет никакого мнения. — Она сбила пепел маленьким пальцем. — Мне совсем не хочется остепеняться и выходить замуж, — продолжила она. — Я хочу пожить.

Сюзан склонилась к Марсии, удобно устроившейся у нее на руках.

— Это тоже жизнь, — сказала она.

— Ну да, — ответила Мэри, — но не в моем вкусе. — Она резко встала. У нее была красивая фигура, темные волосы, холодный, чистый и резко очерченный профиль и маленькие, жесткие, алые губы. Ее лицо и взгляд вообще не изменились. Уже в детстве у нее были такие губы — да и теперь они не стали ни больше, ни полнее, ни чувственнее.

— Сюзан, мне не нужна твоя помощь, но если папа будет говорить тебе всякую ерунду, скажи ему, что я знаю, что делаю. Хорошо?

— Лишь бы ты это знала, — сказала Сюзан с сомнением.

— Если этого не знаю я, то этого не знает никто. Ну так пока, Сюзи! У тебя отличный карапуз.

Когда Мэри ушла, Сюзан почувствовала себя несколько утомленной и прилегла. Словно Мэри втянула в себя весь воздух вокруг нее.

Через несколько дней отец сказал, задумчиво глядя на Марсию:

— Я бы скорее пожелал, чтобы у тебя опять был мальчик. С женщинами сейчас трудно иметь дело. У твоей сестры радикальные представления — она хочет жить собственной жизнью, уехать в Нью-Йорк и найти там себе работу. Парню ты могла бы сказать, чтобы он катился к черту, но девушке — нет, даже не знаю, что делать с Мэри.

Сюзан ничего не ответила и даже не знала, что она могла бы сказать. Внезапно в ее голове вспыхнуло воспоминание, как Мэри безостановочно повторяла одну фальшивую ноту, повторяла упорно, даже не осознавая, что играет неверно.

Так их проблемы врывались в ее жизнь и снова исчезали, и Сюзан чувствовала, что любит их, но совершенно не нуждается в своих родных. Наконец она покинула больницу и вернулась домой к Марку и повседневным заботам. У дверей их приветствовали Джон и Джейн. Дом показался ей надежным и знакомым, выглядел очень мило; ей было приятно войти туда.