- Умничка, - произносит она так тихо, что я даже не уверен: не показалось ли мне. - Ром, тебе не придётся ублажать какую-нибудь престарелую нимфоманку. - На этих словах я поворачиваюсь, а Полина откидывает голову за спинку стула. - Я превысила твою планку в два раза, Берг. А теперь дайте мне закурить.

55. Виктория



Славка приезжает в «Идиллию» в разгар трудового дня.

А точнее сказать, прибывает в район стихийного бедствия, которое теперь называется у нас работа. И мой кабинет - эпицентр катаклизма. Ибо весь этот хаос создала я.

В своё оправдание я могла бы сказать, что безобразие это вполне управляемое. Но, увы, на самом деле неразбериха творится полная.

- Охренеть, - застывает Каланча на пороге и, всё ещё оглядываясь назад, разводит руками. - Я словно лабиринт Минотавра преодолел, пока тебя нашёл. Матрёшка, ты что тут творишь?

- Какие люди! Здравствуй, дорогой друг Карлсон! Ну, и ты тоже проходи, - поднимаю я голову от монитора. - И дверь закрой, пылища летит.

- Привет! - сидится он на стул, закидывая одну на другую свои длиннющие ноги. - У тебя ремонт тут, что ли?

- У меня тут чего только нет. И ремонт, и фотосъёмки, и разборка товара, и собеседования одним за одним.

- Кого набираешь?

- Курьеров, операторов в колл-центр для приёма заказов, специалистов по работе с клиентами и кого только не набираю.

- Вот это ты размахнулась, мать, - присвистывает он.

- Пока не размахнулась. Но перестройку мы тут затеяли с перспективой расширения. А ты, подлая рожа, я надеюсь, пришёл мне рассказать всю правду о своём чудесном появлении?

И это я пытаюсь шутить. На самом деле на Каланчу зла. Явился не запылился он спустя столько лет, ещё и соврал, что случайно. И спелся с Бергом, друг называется.

- Ленка раскололась? - смеётся он. - Продалась за отдых в домике у бассейна?

- Давай рассказывай, сволочь, - не поддерживаю я его шутливое настроение. - Ради Берга вспомнил про меня, да?

- Паранойей, вижу, тебя муж явно наградил, - склоняет он голову, но вовсе не повинно.

- Бывший муж, - поправляю я. - И зубы мне не заговаривай.

- Вик, клянусь, - он тянется, чтобы взять меня за руку, но я не позволяю. - Всё было именно так, как было. Я задался целью тебя найти. Заехал, поспрашивал по общим знакомым, а потом позвонил Ленке. И, так уж вышло, позвонил именно в тот день, как ты уехала. Вот и решил устроить тебе на вокзале сюрприз. И про Берга своего ты же мне и рассказала. А потом уже тут всё само завертелось.

- Уж слишком подозрительно быстро завертелось, - корчу я ему недовольную гримасу и отворачиваюсь.

- Матрёшечка моя, - встаёт он и, преодолевая моё сопротивление, всё же обнимает. - Зуб даю, я понятия не имел, что ты окажешься не просто с этим всем связана, а прямо в гуще событий.

- Вот Бергу донесут, что ты меня тискал, и быстро расстанешься не с одним, а со всеми своими зубами, - отталкиваю я его, но уже не зло.

- А ты разве не свободная женщина? - делает он вид, что я победила, поднимая руки. И так хитро улыбается, что я понимаю: Полина зря потратила деньги на моё обучение. Не умею я врать, не умею держать лицо и скрывать свои эмоции. Как ни старалась делать вид, что между нами с Бергом всё кончено, но, кажется, все всё прекрасно понимают и просто активно мне подыгрывают.

Ладно, при Славке точно можно не кривляться. Всё же он никогда меня не обманывал. Не думаю, что и сейчас изменился.

Просто это я становлюсь слишком мнительной. Может, после всего, что случилось, недоверчивость и не помещает. Но я знаю, что свою былую беспечность мне уже никогда не вернуть. И не Каланча тому виной. Я просто скоро стану мамой. И это моё беспокойство уже навсегда.

- А я, между прочим, хорошие новости тебе принёс, - решает прогуляться по моему маленькому кабинетику Каланча. - Я ты даже не спросила, зачем я приехал.

- Так и зачем ты припёрся? - поднимаю на него глаза.

- Нет, если, конечно, новости о бывшем муже тебя больше не интересуют, - ковыряет он носком сандалии пол.

- Ты же догадываешься, что сейчас будет? - осматриваю я стол в поисках предмета потяжелее, чтобы в него запустить.

- Конечно, - уворачивается он от летящей ручки и ржёт. - Но пока ты не подтвердишь, что простила его, ничего не скажу.

- Да и ладно, - складываю я руки на груди, не поддаваясь на его провокации. - Мне Белка всё и так расскажет. Или Полина.

- Уверяю тебя, они этого не знают. Но, может быть, тебе просто не за что его прощать? - прищуривается он, ожидая ответа.

- Это ты у Берга спроси, - сколько бы ни сверлил он меня взглядом, я не сдамся.

- Дай пожму твою мужественную руку, - протягивает он ладонь, но я кладу в неё не руку, а яблоко, которое не доела. - Молодец! Всегда знал, что тебя просто так не расколоть, - как ни в чём не бывало откусывает он и бубнит с набитым ртом: - В общем, Вик. Всё у него получилось. Потерпи ещё немного. Вот, - выкладывает он на стол из заднего кармана изрядно помятый конверт.

- Это что? - я пытаюсь не волноваться, Славка же сказал, что вести хорошие. Пытаюсь казаться невозмутимой и равнодушной, но этот белый прямоугольник... я не могу отвести от него глаз. Он слепит, он словно излучает сияние, и всё меркнет, становится тусклым и неважным на его фоне. Он - белая дыра, что тянет меня к себе. И невыносимо хочется остаться с ним один на один.

- Прости, немного помялся, - пытается Каланча расправить письмо одной рукой и, уже уходя, даёт последнее наставление: - Сжигать не обязательно. До связи, Матрёшка!

Руки мои дрожат, когда я разрываю конверт.

Расправляю лист.

«Там, где мы встретились. В пятницу. Восемь вечера»

Без подписи.

Но я узнала бы этот почерк, даже если бы ни разу его не видела.

56. Алекс



Как бы я ни остался доволен результатами аукциона, но пока не пришли деньги, радоваться было рано.

А их перечисляли так долго, что я уже успел подумать: Громилов пошёл на попятную. Только через три дня, показавшиеся мне вечностью, все до копеечки упали на счёт.

- Алекс, - развернул ко мне Вася экран монитора с банковской выпиской. И его резко охрипший голос сказал всё.

Собственно, это и было всё. Громилов забил в крышку своего гроба последний гвоздь, и дальше было делом техники, когда и где поставить в этой истории жирную точку. Остался последний раунд - мой.

Гром позвонил сам. Самодовольный, напыщенный, важный. Назначил встречу. Проявил милость к павшим и снисходительно позволил мне самому выбрать время и место. Это позволило мне лишний раз убедиться: я всё сделал правильно. Потому что только это и требовалось: моё место и указанное мной время.

День «икс» выдался на редкость душным. Весь день в офисе не отключались кондиционеры. Болела голова из-за этого безжизненного воздуха и роящихся мыслей, от которых весь день никак не получалось избавиться.

Но вечер всё же принёс долгожданную прохладу. В открытые окна ворвался живительный кислород, а вместе с ним внутри появилась знакомая пустота, как перед ответственным боем. Ни чувств, ни эмоций, ни мыслей. Только сосредоточенность на предстоящем разговоре.

- Готов? - Седой внимательно осматривает меня с ног до головы, и я даже не сдерживаюсь: прохрустываю шеей, разминаю кулаки, прыгаю на месте, словно не в костюме с галстуком иду на важную встречу, а именно на ринг и выхожу.

- Готов, - прикладываю я руку к груди, где кожу приятно холодит подарок моей девочки. - И не вздумайте вмешиваться, а то спугнёте гниду.

- А ты не боишься, что...

- Не важно, чего я боюсь. Людей и так мало. У всех семьи, дети. А это уже не просто война. Войну мы выиграли. Это личное. И я сам доведу дело до конца.

- Как скажешь, Алекс. Удачи! - хлопает Седой меня по плечам.

А я вспоминаю Ефремыча. Тот всегда добавлял: «Хотя она тебе не понадобится. Ты - Айсберг. Просто выйди и порви его».

«Я выйду и порву его, Демьян. За тебя, за всех нас. За моих девчонок».

Выйду пусть не на ринг, а в парк, но это мало что меняет. Красиво победить или красиво умереть. И я всё тот же Гладиатор, и всё так же сражаюсь не на жизнь, а на смерть.

Лоснящийся от пота Гром поджидает меня в назначенном месте на тенистой лавочке. И я, как всегда, один, а он, ссыкло, как всегда, с группой поддержки.

Его люди пытаются мимикрировать под стриженные кусты, но у них, как обычно, получается плохо. Вот не убрали бы тут мусор да собачье дерьмо, они бы, пожалуй, вписались в пейзаж. А так уж очень контрастируют с беззаботно гуляющими людьми.

- Хорошо выглядишь, - поднимается замминистра Спорта мне на встречу, не скрывая гаденькой улыбочки. - Для человека, который просрал всё, что имел, даже очень хорошо. Пройдёмся?

Нет, на ринге определённо было легче. Там не приходилось ни говорить, ни улыбаться. Я бы молча заехал ему в рожу, а не проглотил его «комплимент», отвешивая реверансы. Но никто не обещал, что будет легко. У меня задача пока «лечь под противника», а не норов показывать. Пусть почувствует себя победителем хоть ненадолго, расслабится. И просто дойдёт со мной по парку до нужного места.

- Пройдёмся, Андрей Евгеньевич, почему нет, - киваю я безропотно, как барашек на заклании. - Я тебя слушаю.

- Да, нет, это я тебя хочу послушать, - вытирает он платком лоб и буравит меня своими масляными и блестящими, как у хорька, глазками. - Расскажи мне, Алекс, как ты продался Селиванову. Столько вложил в тебя Демьян, а ты как был дураком, так и остался.

- Да, куда уж мне, дурачку, с умными дядями тягаться, - улыбаюсь, глядя в его раскрасневшуюся от жары, а может, от гордости за себя, рожу. - Видимо, не дано мне.