Резко сев на постели, почувствовала головокружение.

– Ты чего? – Удивилась мама.

– Дай тапочки! – Попросила решительно.

– Куда ты собралась? Тебе нельзя! – Запричитала она.

– Тапочки! – Повторила громко и спустила ноги с кровати.

– Свят-свят, это что же такое происходит? – Закудахтала бабуля.

Вопреки их причитаниям, надела обувь, встала и, несмотря на боль

во всем теле и жжение в ступнях, заковыляла к выходу.

– Ложись обратно, Ева! – Папа бросился меня догонять. – Кому

сказано – ложись!

– Стоять! – Обернулась, сжав руку в кулак и вытянув вперед указательный палец. – Всем ждать меня здесь!

– Дела... – поразилась с усмешкой Мила.

За несколько секунд бега по коридору ко мне вернулись и боль, и усталость. Слышала, как шумят и пытаются догнать меня родственники, зовущие на помощь сестер и санитаров. Но они меня недооценивали! Толкая людей, вытягивала шею, пытаясь увидеть Митю. Моя пижама развевалась от бешеной скорости, которую я успела развить.

В висках стучала кровь, тело покрылось холодным потом. Больные,

прогуливающиеся по коридору, прижимались к стене, чтобы не попасться мне на пути, и испуганно глядели вслед. Споткнувшись о чей-то пакет, упала, сильно ударившись, вытерла пот со лба и, собрав всю силу в кулак, снова

встала. В дальнем конце коридора, наконец-то, показался знакомый силуэт.

Да! Это он! Он!

Видя, как его фигура исчезает за поворотом, бросилась следом, скользя по кафелю, и, задыхаясь. Прочистив горло, что было силы, крикнула:

- Мить!

В эту секунду сзади чьи-то руки схватили меня за плечи и попытались остановить. Это был папа в окружении медсестер.

– Отпусти! – Заорала, отчаянно вырываясь. – Ми-тя!!!

И тут увидела, как он растерянно выглянул из-за угла, убедился, что зовут именно его, и пулей побежал ко мне. Понимая, что миссия выполнена, расслабилась и упала в объятия папы. Ноги моментально стали ватными, тело – невесомым. Отец потрогал мой лоб губами и громко, так чтобы коматозники на пятом этаже тоже слышали, объявил, что у меня жар.

Слышно было, как истерят подбежавшие мама и бабушка. Шум стоял

на все отделение. Через несколько секунд почувствовала, как папа передает меня в руки Мити. Крепкие, горячие, надежные. В таких ничего не страшно.

Стараясь не потерять сознание, уткнулась в его грудь со словами:

– Прости меня... Не уходи...

– Я никуда больше не уйду... Пойдем, тебе нужно отдохнуть. Я буду

рядом, – прошептал мне, улыбнувшись, на ушко и понес на руках обратно в палату.

– Папа...

– Папа здесь, не переживай, – успокоил Митя и поцеловал меня в

мокрый лоб.

– Нет-нет, – промычала, с трудом составляя слова в предложения. Пот градом катился по моему лицу. - Ты – папа. Будешь. Папой. Ты...

Почувствовала, что он остановился и прижал меня к себе крепче:

– Правда?

– Да, – попыталась улыбнуться.

– Только не надо ее подкидывать от радости! – Послышался веселый

Милкин голос.

– Что-что? Это значит, что я стану дедушкой, да? – Радостно закричал папа.

По маминому всхлипыванию догадалась, что она опять плачет. А по

другим характерным звукам поняла, что отец решил ее приобнять.

– Люблю... – прохрипела Мите, вкладывая в признание последние

силы.

– А я-то как люблю! – Услышала в ответ.

Закрыла глаза и, наконец, успокоилась. Теперь можно было полностью довериться его сильным рукам.

Знаю, что пройдут годы, а мы будем все так же безудержно счастливы, воспитывая нашего сына. Сделаю все, чтобы этот мужчина чувствовал себя нужным и любимым. И он обязательно всегда будет рядом. Всегда.


Эпилог

Саша


- Я вчера звонила, ты не брал трубку. – Ее губки поджаты, глаза глядят обиженно, даже зло.

Его рука застывает на самом мягком и округлом участке ее упругой задницы. Прямо на самой вершинке. Вот так бы и шлепнуть, и глядеть, как по коже вместе с мурашками расползается краснота, да интерес уже пропал. Из-за этих, таких знакомых ему слов. Черт бы ее побрал, тупую стерву.

Стараясь подавить тяжелый вздох, он убирает ладонь и улыбается, глядя на лежащую рядом на животе молоденькую нимфу с распухшими от поцелуев губами. Ее темные волосы в беспорядке раскиданы по подушке и так и манят зарыться в них носом. Или намотать на кулак и подтянуть к себе. От этих мыслей яйца снова начинают гудеть, но он уже слишком взбешен, хоть и пытается тщательно скрывать это. Нужно успокоиться. Просто, чтобы уйти без скандала, тихо.

- Разве? – Складывает губы трубочкой, будто вспоминая. Рисует пальцами на простыни круги. – Не видел от тебя пропущенных.

Не глядя ей в глаза, садится на кровати и принимается торопливо натягивать трусы. Шлюхи, конечно, лучше. Пиздят мало, не лезут к тебе в душу и просто ебутся. Порой даже задорно.

Но это, к счастью или сожалению, совершенно не его тема. Он ловит кайф от другого. Для него нет ничего прекраснее чувства полета, когда кажется, что снова влюблен. Пусть эта херня длится всего пару дней, ну, или если сразу не срастается – неделю или две. Но именно в этот короткий отрезок времени можно почувствовать себя почти счастливым.

Да, чары непременно развеиваются. После первого секса или второго. Бывает, что его хватает и на десять свиданий, но крайне редко. Не в его правилах задерживаться с кем-то надолго. Обязательства, требования, нудное бабское нытье или их же по-щенячьи преданный взгляд. А еще слова, сказанные с придыханием. Про то, какой он классный, лучший, исключительный. Вот после этой хрени и надо бежать. Это как сигнал. Следующим этапом неминуемо пойдут истерики.

Вот поэтому шлюхи лучше.

Жаль только, он никогда не любил мараться. Ему нравятся все эти штуки – искренность первого взгляда, притяжение, взрыв эмоций. И первый раз всегда самый сладкий. Просто срыв башки. С продажными девками такого не бывает.

- Уже уходишь? – Жалобно пищит девчонка, перекатываясь на спину.

Он старается не смотреть – знает эти уловки. Призывный взгляд, откровенная поза, выгнутая спина, живот - мягкий, но плоский, с аккуратной впадинкой пупка. Можно было бы… напоследок. Нет. Ему еще переть к Оле. Та, конечно, не упрекает и не названивает, стойко терпит все его отлучки, но тоже стала в последнее время намекать на какое-то развитие отношений.

«Каких в пизду отношений?» - так и хотелось вчера сказать ему, но мясо по-французски, ожидавшее на столе и наполняющее комнату дурманящими ароматами, призывало отложить разговор на неопределенное время.

Он отмажется, обязательно выкрутится, как уже бывало и не раз. Просто потому, что идти пока некуда. Да и с ней удобно. Минимум вопросов, завтрак, ужин, чистые носки, рубашки и секс в любое время, когда только пожелаешь. Нужно просто быть осторожным, чтобы она не имела оснований привязать его к себе навсегда.

Не то, чтобы ему не хотелось «навсегда». Просто вряд ли получится. Вряд ли он сможет прожить жизнь с одной-единственной женщиной, будет хотеть ее и через год отношений, и через два, и когда она постареет и разжиреет. Да и все эти дети, дачи по воскресеньям, ответственность – ни хера не весело. Совершенно.

- Так торопишься, что даже не поцелуешь? – Низким голосом спрашивает чертовка, оказываясь в коридоре обнаженной.

Непослушными руками он затягивает в узел шнурки, распрямляется и притягивает ее к себе. «Черт». Легкого поцелуя не выходит, ее язык бесстыдно проникает в рот, дразнит, ускоряется и двигается в унисон с его. В голове снова мелькает мысль о том, что, возможно, и не стоит ставить ее номер в черный список так рано. Горячая штучка. Ладони уже сами скользят вниз от талии к крепким ягодицам, сжимают их и приподнимают.

Сука…

Он не сдерживается, когда она издает хриплый стон. Не выдерживает и в нетерпении расстегивает натянутую до упора ширинку. Отворачивает девушку от себя, легким нажимом заставляет наклониться и ухватиться за первое попавшееся – шкафчик с обувью. Теперь можно не быть нежным и ласковым, все уже решено – это в последний раз. Можно быть самим собой, жестким, жадным и грубым, проникающим в полыхающую жаром влагу все глубже, глубже и глубже.

Держать за плечо, второй рукой бесцеремонно лапая бедра и задок. Вбивать, будто отбойный молоток, чувствуя самым-самым кончиком себя ее изнутри, упираясь в расходящиеся перед ним нежные, ласковые, податливые мускулы. Сжимающиеся, охватывающие, старающиеся коснуться всей длины напряженной мужской твердости.

И продолжать, продолжать… Быстрее, еще быстрее…

Он слышит звонкие удары своего живота о самые кончики круглых полушарий, чувствует боль внизу от напряжения, видит выгибающуюся кошкой девушку, охающую низко и ритмично, ее блестящую спину и плавную выпуклость там, где изгиб переходит в две самые прекрасные выпуклости. Смотрит на свой вздыбленный, подрагивающий член и, наконец, выпускает тонкие ниточки из раздувшейся пурпурной головки наружу, не в нее, выстреливает густой горячей жидкостью куда-то ей на бедра и, тяжело дыша, отступает назад. Еще немного, и его сердце бы не выдержало. Слишком быстрый взял темп.

Он не наклоняется, чтобы покрыть ее спину поцелуями – давно уже так не делает. Просто закрывает глаза и думает о том, что так прекрасно как с Ней, той, что запала в душу, когда-то, много лет назад, не было не с кем, и больше, наверное, не будет никогда. Так, чтобы до безумия хотеть гладить, кусать, целовать. Всю ночь напролет. Чтобы хотелось провести лицом по коже, ловить вкус, скользить языком от пупка вниз, положить ее ноги на свои плечи, нырнуть в самое-самое женское и просто любоваться увиденным.