— Селим умер от рака, который разъедал его изнутри много лет. Умер во время военного похода.

— Я буду молиться за него, мама.

— И ты в этом будешь не одинок, сын. Я молюсь за него каждый день.

— Но это не помешало тебе взять любовника. На мгновение в ее зеленых глазах, обращенных на сына, сверкнули гневные огоньки. Но затем Джанет рассмеялась:

— Ты потрясен этим, Чарльз, не так ли? Турецкое воспитание вновь дает себя знать. Твоя тетушка Анна твердо убеждена, что на Востоке живут одни грешники и сластолюбцы. Представляю себе, каково было бы ее удивление, если бы она узнала, что на самом деле они гораздо нравственнее тех же шотландцев. Да, Чарльз, лорд Хей — мой любовник, и хватит об этом. Не лезь не в свое дело. Впрочем, надеюсь, ты будешь с ним по-прежнему учтив.

— Я хорошо отношусь к нему, мама, и всегда так относился. И даже думаю, что тебе не помешает выйти за него замуж, если он сделает предложение.

— Он уже сделал.

— Мама!

— Но я отказала. Я не хочу ни за кого выходить, Чарльз. И вообще хватит. Бога ради! Я пригласила тебя вовсе не для того, чтобы обсуждать эти темы. После тринадцатого ноября я переезжаю в Шиэн и хочу позвать туда тебя. Я распорядилась отвести для тебя, Фионы и детей восточное крыло. Все равно рано он не расплатится со всеми своими людьми. Рабочие же усмехались, благодарно глядя на леди Лесли. Они-то знали, что если бы она ушла раньше времени, то не видать им платы как своих ушей. Теперь же можно не беспокоиться, как их семьи переживут грядущую долгую зиму.

Шиэн должен был торжественно открыть свои двери тринадцатого ноября, в день Святого Эндрю. Следующие две недели было решено посвятить завозу мебели и найму прислуги. Анна, между прочим, утверждала, что Джанет будет трудно найти себе толковых слуг, ибо местный народец-де ленив и работать не любит. Однако все вышло иначе. От желающих работать у леди Джанет не было отбою, ибо по округе быстро разнесся слух о том, что она хорошая хозяйка и платит авансом за год, К тому же рабочие заверили всех, что в комнатах, отведенных для слуг, жить будет тепло и уютно, ибо камины установили повсюду.

За неделю до того как въехать в новый дом, Джанет позвала к себе после ужина сына. В спальне весело потрескивали дрова в камине, на столе дымился турецкий кофе.

Когда они сели и пригубили ароматного крепкого напитка из глазурованных чашек, Чарльз проговорил:

— Ты не рассказывала мне, почему перебралась в Шотландию. Ты здесь уже полгода, а я до сих пор ничего не знаю.

— По моей подсказке твой брат взял себе вторую жену, Карем — «Смешливую». Я нарочно подсунула ее Сулейману, чтобы оторвать от Гюльбейяр. Но хорошего из этого ничего не вышло, потому что он испытывает дурную склонность к моногамии. Сулейман просто переключил свое внимание с мягкого пассивного котенка на властолюбивую тигрицу. Карем родила твоему брату трех сыновей и дочь. А Гюльбейяр теперь отбывает ссылку в Магнезии, где твой племянник принц Мустафа сидит наместником Сулеймана. Когда я узнала о том, что в Стамбуле объявился твой дядя Адам и что он разыскивает меня, я расценила это как знак свыше и решила вернуться на родину. Для этого пришлось инсценировать мою смерть. Понимаешь, выбор у меня был невелик: либо я должна была исчезнуть, либо нужно было избавиться от Карем. Дважды за последний год она пыталась меня отравить. Сулейман же обожает ее, и мне не хотелось причинить ему боль. Поэтому я и отправилась в Шотландию.

— Это вы задушил ее! — мрачно изрек Чарльз.

Джанет усмехнулась:

— Это в тебе заговорил турок. Все-таки ты сын своего отца, принц Карим.

— Мне было всего шесть лет, когда я покинул империю, мама, но я ничего не забыл. Уже здесь, живя в аббатстве, я часто по ночам предавался воспоминаниям. Даже вслух, но шепотом, конечно. Скажи, как там тетушки Фирузи и Сарина? Они живы?

— Да, и живут сейчас в семьях дочерей Фирузи. Сарина воспитывает внука Сулеймана.

— А отец? Как он умер? Сюда дошли лишь слухи о его смерти. По этому случаю устроили большой праздник, в церквях возносились благодарственные молебны. Отрезвление пришло, лишь когда Сулейман показал свои зубы, осадив Белград.

— Селим умер от рака, который разъедал его изнутри много лет. Умер во время военного похода.

— Я буду молиться за него, мама.

— И ты в этом будешь не одинок, сын. Я молюсь за него каждый день.

— Но это не помешало тебе взять любовника. На мгновение в ее зеленых глазах, обращенных на сына, сверкнули гневные огоньки. Но затем Джанет рассмеялась:

— Ты потрясен этим, Чарльз, не так ли? Турецкое воспитание вновь дает себя знать. Твоя тетушка Анна твердо убеждена, что на Востоке живут одни грешники и сластолюбцы. Представляю себе, каково было бы ее удивление, если бы она узнала, что на самом деле они гораздо нравственнее тех же шотландцев. Да, Чарльз, лорд Хей — мой любовник, и хватит об этом. Не лезь не в свое дело. Впрочем, надеюсь, ты будешь с ним по-прежнему учтив.

— Я хорошо отношусь к нему, мама, и всегда так относился. И даже думаю, что тебе не помешает выйти за него замуж, если он сделает предложение.

— Он уже сделал.

— Мама!

— Но я отказала. Я не хочу ни за кого выходить, Чарльз. И вообще хватит. Бога ради! Я пригласила тебя вовсе не для того, чтобы обсуждать эти темы. После тринадцатого ноября я переезжаю в Шиэн и хочу позвать туда тебя. Я распорядилась отвести для тебя, Фионы и детей восточное крыло. Все равно рано или поздно имение станет твоим, так почему бы тебе не получить сейчас хотя бы часть его? Я не хочу, чтобы ты находился в зависимости от моего брата и его жены. В Эдинбурге у вас есть дом, но я знаю, что Фиона не хочет там жить. Словом, переезжайте вместе со мной, а городской дом можно сдавать за хорошие деньги.

— Мама! У меня слов нет! Мне даже не потребуется бежать сейчас к Фионе и спрашивать ее мнения. Спасибо тебе огромное! Наконец-то у нас появится своя крыша над головой! — Впрочем, он тут же помрачнел. — Но мы не сможем платить за жилье…

— Вам и не придется, Чарльз. Шиэн мой. И все хозяйственные расходы, равно как и содержание штата прислуги, лежат только на мне. Твой брат снабдил меня немалыми средствами и обязался ежегодно пополнять мой счет, открытый в эдинбургской конторе дома Киры. Кроме того, я забрала с собой из Турции личные драгоценности.

Чарльз в порыве благодарности стал осыпать поцелуями ее руки.

— Спасибо, спасибо… — шептал он.

— Пойди скажи Фионе. Что касается вашей личной жизни, то на этот счет можешь быть спокоен: я не стану в нее влезать. Восточное крыло дома полностью ваше. А западное мое. Ладно, о деталях поговорим утром. — Она проводила его до двери и поцеловала на прощание. — Спокойной ночи, сын. Будешь спускаться, позови ко мне Мариан.

— Вы сделали доброе дело, мадам, — проговорила появившаяся в комнате спустя несколько минут пожилая англичанка. — Чарльз летел отсюда будто на крыльях, так был счастлив.

— Ладно тебе, Мариан, можно подумать, ты всерьез считала, что я возвела этот огромный сарай для одной себя.

— Это не сарай, а замок, достойный аристократов, мадам.

— Я тоже так думаю, — промурлыкала довольная Джанет.

— И как вам только удалось все это? Впрочем, нет, не говорите. Чую, когда придет ваше время, вы оставите сыну в наследство титул графа. Когда в ваших глазах начинают поигрывать такие искорки… Джанет рассмеялась:

— Хватит болтать! Принеси-ка лучше мою светлую ночную рубашку из золотистого шелка и халат. Сегодня новолуние. Я думаю, лорд Хей придет.

Мариан помогла Джанет раздеться, унесла платье и нижние юбки, затем поставила в спальне перед камином небольшую ванну, принесенную из будуара, наполнила ее теплой водой, разведя кипятком из чайника, и добавила несколько капель душистого масла из хрустального флакончика. Джанет неподвижно стояла в ванне, ожидая, пока служанка ополоснет ее ароматической водой.

— Это неслыханно, чтобы женщина ваших лет так выглядела! — бормотала Мариан.

Она обернула свою госпожу теплым полотенцем и вытерла насухо, затем взяла себе на ладонь из золотого пузырька немного нежного масла и растерла им Джанет с ног до головы. После этого усадила ее за туалетный столик и расчесала ей волосы.

— Поднимитесь, мадам.

Мариан слегка присыпала кожу Джанет ароматической пудрой и втерла ее мягкой шелковой тканью. Потом помогла ей надеть шелковую ночную рубашку с завязками на плечах и талии, глубокий вырез которой был отделан тончайшим кружевом. Джанет набросила подходящую накидку, отороченную по всей длине темным соболем и завязанную у горла шелковой ленточкой.

— Не понимаю, зачем было так стараться, — проворчала Мариан. — Все равно он сорвет это с вас за одну минуту.

— Но разве Селим был не такой?

— Это верно, мужчины все одинаковые. Мариан унесла ванну обратно в будуар, а когда вернулась в спальню, сказала:

— Я попросила Рут принести вино, хлеб и кусок мяса. Все на буфете. На дворе уже ночь, холод, и мне кажется, его светлость, пока доскачут сюда, успеют нагулять хороший аппетит.

— Где твоя дочь?

— Спит. Одна. Уж я об этом позаботилась! Рыжий Хью сегодня весь день увивался вокруг нее.

— Я бы не стала возражать против их брака, Мариан. Но я предупредила его лично, чтобы он не пытался обмануть девушку.

— Спасибо, мадам. Он неплохой мальчуган, но уж больно опытен в этих делах. А моя Рут сама невинность.

— Не беспокойся, подружка. Она мне как родная дочь, и я не допущу, чтобы с ней плохо обращались.

— Я знаю, миледи. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Мариан.

Джанет подошла к камину, сняла с полки маленький горшок, достала оттуда горсть цветков алоэ и кинула в огонь. Потом встала у окна и стала вглядываться в серебристо-черную ночь. Высоко в темное небо выкатился месяц. Джанет знала, что Хей скоро придет. Он уже с месяц регулярно наносил ей поздние визиты, проникая в замок Гленкирк через потайную дверь у основания башни, о существовании которой, кроме них двоих, знали еще только Мариан и Рут. Джанет отыскала ее еще в детстве.