Хью отпустили искать будущую невесту, а Мариан села на скамейку рядом со своей госпожой — подобная привилегия даровалась лишь самым старым и преданным из слуг.

— Восемьдесят пять золотых монет… — задумчиво проговорила она. — Я не сразу поняла, мадам, в чем тут дело, но все же догадалась. Сорок лет я служила вам у Османов. Мой муж Алан, да будет ему земля пухом, двадцать два года до самой своей смерти верой и правдой служил нашему господину Селиму. Нашему единственному ребенку, который родился в рабстве, сейчас двадцать три. Вот я и сложила все вместе…

Джанет улыбнулась:

— А ты не зря, оказывается, просиживала с Аланом многие часы, пока он вел бухгалтерию моего мужа. Да, твоя догадка абсолютно верна. Я хочу, чтобы у Рут были собственные деньги. И так должно быть записано в их брачном договоре. В этом случае племянник поостережется быть со своей женой невежливым.

— Как вы предусмотрительны, мадам.

В эту самую минуту Хью Мор-Лесли уже изливал душу перед Рут. Девушка несколько подождала с ответом, чтобы немного попугать его и дать понять бедняге, что она может отказать… а потом все же согласилась. Свадьбу назначили на канун Крещения.

Ночью выпал снег, и утром на его белизну больно было смотреть. Венчание состоялось в шиэнской часовне Святой Анны, и службу вел отец Пол. Посаженым отцом у невесты был сэр Чарльз Лесли. А после торжественной церемонии гости отправились в холл западного крыла, где Джанет устроила пир.

Народу было немного, но свадьба прошла весело. А когда дело дошло до того, чтобы проводить молодоженов спать, гости и совсем развеселились. Домик, который леди Джанет задумала подарить Хью, решили строить весной, а пока ему с невестой отвели покои в Шиэне.

Джанет, Мариан, Джин, Фиона и Джейн отвели счастливую новобрачную в спальню, где помогли ей снять с себя свадебный наряд, надели на нее красиво расшитую ночную рубашку из нежной шерсти, расчесали на ночь волосы и уложили в постель. Едва они покончили с этим, как дверь распахнулась и Чарльз, Иан и Адам со смехом втолкнули в комнату улыбающегося Хью.

Джанет от имени всех традиционно напутствовала Рут, как привыкла это делать в Турции, и после этого выгнала всех из спальни, дабы гости — в особенности мужчины — не смущали девушку излишне откровенными намеками.

— Спокойной ночи, дети мои, — сказала она молодым, выходя из комнаты последней.

На следующее утро матери жениха и невесты навестили новобрачных, а спустя несколько минут из окна спальни вылетела простыня с пятном крови девственницы, гордо рея на холодном ветру.

Наконец праздничная пора, связанная с Новым годом. Крещением и свадьбой, окончилась, и жизнь в Шиэне потекла в обычном русле.

Невзирая на свое высокое положение и на официальные приличия, Джанет решила разводить овец, для чего приобрела крупный гурт.

Зима выдалась на редкость холодная и снежная. И не будь леди Лесли так любима в народе, она не заполучила бы для своего стада лучших в округе пастухов. Многие скотоводы к весне недосчитались половины голов в своих гуртах, Джанет же удалось сохранить три четверти всех овец.

— Господи, — сказала она как-то майским утром, обращаясь к Мариан, — никак не могу взять в толк, почему так много ягнят родилось этой ужасной зимой? Кто их просил выбирать для появления на свет такое лихое время?

— Они совсем дурные, мадам, — ответила пожилая англичанка, — какой с них спрос?

Ягнята, возможно, и были глупыми, но только не их владелица леди Шиэн. Дело ее быстро расцветало. После стрижки шерсть мыли, сушили и чесали жители деревни Кранног, которую Джанет выстроила на берегу озера прямо напротив своего замка. Причем процесс обработки шерсти повторяли несколько раз для придания ей лучшего качества. Затем шерсть красили специальным красителем, приготовленным самой Джанет. Рецепт был известен лишь ей одной. Помогал ей в этом Немой, бывший слуга из замка Гленкирк, которого Джанет выкупила себе. Его работа состояла в том, чтобы разводить краситель. Немой не мог говорить, но у него был отличный слух, он был неглуп и вдобавок обладал чувством юмора. Он часто ухмылялся, когда люди восторгались удивительной чистотой цвета шерсти. Что бы они сказали, если б узнали, что краситель настаивался на овечьей моче!

После покраски из шерсти делали пряжу. Специальную фабрику Джанет решила не ставить, ткацкие станы были установлены по домам работниц. Причем в отдельных комнатах. Чтобы не попортить товар. Так распорядилась леди Шиан. Шерсть покороче шла на войлок, а из длинных волокон ткали удивительно нежные и мягкие ткани, которые затем поступали для продажи в эдинбургский филиал дома Киры.

Эта семья оставалась для Джанет единственной ниточкой, которая связывала ее с прошлой жизнью. Через Киру из Стамбула от старшего сына поступало ее содержание, через них же она получала письма от милой ее сердцу Эстер. Послания эти одновременно радовали Джанет и причиняли ей боль.

Она прожила в Шотландии уже год, когда посыльный из Эдинбурга доставил ей первое письмо от Эстер. Усевшись в тиши своей передней вместе с Мариан и Рут, Джанет вскрыла большой конверт и стала читать вслух:

"Милая моя госпожа!

Считая, что сейчас уже не так опасно заводить переписку, посылаю вам письмо через своего племянника Арона. Я наказала ему не расставаться с письмом ни на минуту, а в случае, если на их корабль нападут люди Хайраддина-паши, равно как и прочие «дружественные» суда, плавающие под христианским флагом между Стамбулом и Литом, он должен уничтожить письмо без промедления. Но если вы читаете сейчас эти строки, значит, оно было доставлено благополучно, за что огромное спасибо Богу или Аллаху, уж не знаю, как и назвать…"

Женщины рассмеялись этому пассажу, Джанет вернулась к письму:

"Ваш сын сильно тоскует по вас. Ваш отъезд для него фактически то же, что и ваша смерть. Однако этим не преминула воспользоваться Карем. Не прошло и недели после вашей «кончины», — как до Стамбула дошли вести о том, что сын старого шаха Исмаила принц Тахмасп нарушил мир, много лет назад предложенный султаном Селимом, и захватил Битлис. А вскоре его конников видели в Багдаде.

Султан Сулейман послал Ибрагим-пашу на усмирение бунтовщиков. И сделал он это по предложению Карем. Поначалу я не знала, чем это объяснить, по теперь, по прошествии нескольких месяцев наблюдений, я совершенно точно знаю, что она думает избавиться от Ибрагима. Вы заблуждались, мадам, когда говорили, что ее властолюбие ограничивается лишь стенами султанского гарема. Она хочет править всей империей, но отнюдь не так тонко и мудро, как это делали вы, а открыто и агрессивно. Избавившись от Гюльбейяр и от вас, она поняла, что теперь у нее на пути стоят только Ибрагим-паша и принц Мустафа. И я боюсь за них обоих. Ей удалось устроить так, что в поход вместе с Ибрагимом-пашой отправился и Искандер Челеби…"

— Боже правый! — прошептала Джанет. — Чертов казначей! Главный соперник Ибрагима в борьбе за доступ к уху султана!

— Читайте дальше, мадам, — взмолилась Мариан. Джанет продолжила:

"Ибрагиму было приказано идти прямиком на Багдад. Но он вместо этого повернул в горы, обогнул озеро Ван, близ Битлиса, и обезопасил себя с тыла. После этого перешел с армией через горы, взяв курс на Тебриз, где правит сейчас принц Тахмасп».

На этом месте Джанет прервалась и воскликнула:

— Умница! Он многому научился у Селима.

— Ну же! — нетерпеливо проговорила Мариан.

"Но гонцы, вернувшиеся к султану, в один голос твердят, что Ибрагим-паша помешан на власти и утверждает, что он один одерживает теперь победы, на которые не способен Сулейман. Они даже показали вашему сыну один из военных приказов, подписанный Ибрагимом-пашой. Так вот, подпись гласит: «Султан»! Карем дала мне взглянуть, и я просто поразилась смелости Ибрагима. Надо сказать, что я у Карем в большой чести, она ко мне благоволит. Видимо, для нее очень важно, что я была вашей близкой подругой. Она, наверное, думает, что общение со мной прибавляет ей в глазах окружающих веса. Сайра-Хафизе «мертва» уже год, а Карем-кадина все еще ее боится.

Что до подписи на том приказе, то это весьма ловкая подделка. Я и не подозревала в Искандере Челеби таких талантов! Фальшивые донесения тем не менее огорчили султана, и он, оставив Карем, поехал в армию к Ибрагиму.

Багдад ныне снова в руках султана, а Искандер Челеби, пойманный на том, что обворовывал армию и тайно сносился с персами, казнен. Перед смертью он, правда, пытался все свалить на Ибрагима. Говорил, что он с ним был заодно и что даже нанял убийц для Сулеймана. И я не знаю, чем закончилась бы вся эта история, не будь султан и Ибрагим-паша друзьями с детства…

Все же я опасаюсь за главного визиря, Я предупредила его через вашу дочь, его жену, но излишняя уверенность в себе мешает ему относиться к Карем как к серьезной угрозе. А учитывая то, что я услышала недавно, эта ошибка может обернуться трагедией.

Рабыня, которая ухаживает за волосами Карем, по национальности еврейка. Когда я узнала об этом, то принялась умолять Карем даровать девушке свободу. Султанская кадина согласилась, но поставила условие: чтобы та прежде обучила своему искусству какую-нибудь другую рабыню. Сараи — так зовут мою соплеменницу — сейчас как раз этим занята. Она очень благодарна мне за свое вызволение из рабства и за то, что я взяла ее в свой дом.

Недавно она рассказала мне, что Карем открыто заявляла, что, мол, султан скоро официально женится на ней! Я тут же зачастила в Эски-сераль, но сама ничего не услышала. Это выдумки, конечно!

В последних строках прошу вас, моя госпожа, по возможности не обходить своими милостями мою милую подругу Мариан и ее дочь Рут. Да хранит вас всех Бог.

Преданная вам

Эстер Кира».

Несколько минут женщины сидели молча. Затянувшуюся тишину нарушила Джанет, разразившись громкими проклятиями. Отведя душу, она поднялась, подобрала юбки и спросила: