Ей тоже хотелось сейчас, в эти мгновения, проявить характер, волю и настойчивость. Эстер сама принялась раздевать его, а он решил покориться.

— А вот и мой сказочный зверь, — обрадовалась она, обнаружив у него на груди под рубашкой подаренного ею массивного золотого грифона. Если раньше Халид сжимал в губах и ласкал языком кончики ее грудей, то теперь Эстер повторяла его действия. У Халида от этой сладострастной ласки перехватило дыхание.

Эстер опустилась на колени и прижалась лицом к его животу. Плотское желание, требующее немедленного удовлетворения, пробудило в ней столько энергии, что она неосознанным взмахом руки смела на ковер все блюда со стола, накрытого заботливым Омаром.

Очарованный и несколько сбитый с толку этим порывом страсти, Халид опустился на софу и позволил ей раздеть себя. Пальцы Эстер пробежали, едва касаясь кожи, по его животу, отыскали завязку, распустили ее и двинулись в обратный путь, стягивая с него шаровары.

И вот они оба обнажены, и все, чем одарила их природа, теперь доступно взглядам. Эстер потянулась к тому, что отличает мужчину от женщины, что составляет предмет особой гордости сильной половины человечества. Она провела языком по длинному стволу, и путешествие по нему вперед и обратно доставляло ей удовольствие. В конце концов ее язык принялся описывать колдовские узоры вокруг напрягшейся бархатистой головки.

Больше выносить эту то ли игру, то ли ласку Халид не смог. Он подхватил ее, привлек ее личико к своим губам, впился в ее прохладный рот алчным поцелуем.

— Теперь твоя очередь, — едва слышно прошептала Эстер.

Халид поднялся и опрокинул жену на стол, только что освобожденный ее стараниями. Теперь он взял инициативу на себя, расцеловал и приласкал ее груди и умелыми пальцами раздразнил ее лоно. Не только в врата в этой рай, он проник значительно глубже.

— Люби меня! — попросила Эстер с затуманенным взглядом.

Халид дал ей то, что она просила. Его победоносно торчащее копье проникало все глубже в жаждущие этого проникновения тайники женской плоти.

— Зарони в меня свое семя, — шепнула Эстер и закрыла глаза, отрешившись от всего остального мира.

Но Халиду еще не хотелось кончать эту забаву с женой. Он плавно выходил из нее и вновь погружался в манящие глубины. Наконец наслаждение превозмогло его волю, и он со стоном содрогнулся в экстазе.

Наступило молчание. «После шума наступает тишина», — говорил прозорливый евнух Омар.

21

— Я умираю, — стонала Эстер, в который уже раз склоняясь над ночным горшком.

— Твоя болезнь, госпожа, не смертельна, — убеждал ее Омар. — Если ты скушаешь хотя бы кусочек этой свежей лепешки, тебе станет легче.

— Не говори о еде, — взмолилась Эстер. — Ты не знаешь, какой кошмар мне приснился ночью. Как будто я стою внизу, у моря, а на меня катится с холма чудовищной величины баклажан.

Омару пришлось подать ей второй горшок. Эстер вырвало. Боже, что с ней происходит?

Халид тактично выдержал паузу за дверью и вошел, когда жена была уже в постели. Он потрогал ее лоб.

— Пожалуйста, пошли за священником, — слабым голосом попросила Эстер.

Халид хитро переглянулся с Омаром.

— Какой еще священник? Проходимцу в сутане у меня в доме не место, — сказал принц. — Почему ты вновь затеяла разговор о священнике?

— Ты отказываешь мне в предсмертном церковном напутствии?

— Ты не умираешь.

— А что я, по-твоему, делаю? — взбеленилась Эстер.

— Ты проживешь еще много лет, — заверил Халид и запустил пальцы в гриву спутанных волос, давно не расчесываемых евнухом. — Я решу, когда тебе придет срок.

Эстер вскочила во весь рост.

— Как ты смеешь приказывать, сколько мне жить? Халид расхохотался.

— Ты имеешь наглость смеяться в лицо умирающей? — Удивительно, что в почти покойнице сохранилось столько энергии, чтобы громко требовать у принца ответа.

— Ей надо кушать по свежей лепешке каждое утро, прежде чем она встанет, — вмешался со своим сомнительным медицинским советом Омар. — Хлеб впитывает излишнюю желчь.

— Умирающие не едят, — оборвала его Эстер.

— Съешь, пожалуйста, хоть этот маленький кусочек лепешки, — то ли приказал, то ли попросил принц. — Иначе я убью себя прямо на твоих глазах.

Эстер слегка сникла. Она схватила лепешку, откусила кусок и дальше уже не могла остановиться.

— Тебе нравится подвергать пытке умирающую? — спросила она с набитым ртом.

— Во время еды не говорят и не задают вопросов. Сначала прожуй, — напомнил ей заповедь Халид.

— К черту твои нотации! Зато я уже почувствовала себя немного лучше.

— Может, прогулка по саду тебе не повредит?

— Я слишком слаба для прогулок.

— У меня есть для тебя сюрприз. Соблазн был велик, и Эстер не устояла.

— Какой же, скажи!

— Скажу, но только на прогулке. На свежем воздухе и без лишних ушей.

Халид протянул руку, помог жене подняться. Опираясь на него, она проследовала в сад.

Когда они достигли границы райского уголка, огражденного каменной стеной, принц вдруг потянул ее за руку, и они свернули в глубь кустарника с проторенного пути. Пригнувшись, они миновали низкую арку и очутились на морском берегу, где их радостно встретил Аргус. Он был готов облизать своих хозяев неоднократно, но Халид строго приказал:

— Сидеть!

И пес подчинился. Только его виляющий хвост разметал песок позади него. Они присели на теплый камень, пахнущий водорослями.

Эстер огляделась по сторонам и спросила:

— А где же обещанный сюрприз?

Халид улыбнулся и произнес непонятную фразу:

— Тетива лука послала стрелу в цель.

— Стрелу? Какую стрелу?

— Участь твоя уже определена, принцесса. — Халид самодовольно улыбнулся.

— О чем ты говоришь? О какой-то стреле, о моей участи? И где твой сюрприз?

— Здесь. — Халид посмотрел ей в глаза, завораживающие изумрудно-зеленые глаза, потом перевел взгляд на ее живот.

Эстер ничего не поняла и недоуменно оглянулась. Халид обнял ее и пояснил:

— Ты плохо себя чувствуешь, потому что носишь моего ребенка.

— Я беременна? — Эстер тотчас начала ощупывать свой живот. В мозгу ее мысли завертелись смерчем. Радоваться ли ей? И вдруг все сомнения, все амбиции отступили перед одним естественным, но непреодолимым желанием — произвести на свет маленькое существо, продолжение себя и любимого мужчины.

И все-таки, переступая роковую черту, отделяющую ее от прошлой жизни, от родных лугов Англии, от матери и сестер, Эстер не могла не посетовать на свою участь:

— Моя мать никогда не узнает, что у нее появится внук или внучка.

Халид, зная, как впечатлительны беременные женщины, поторопился ее утешить:

— Все же связь между двумя мирами есть, и письма доходят до Англии. А может быть, мы когда-нибудь нанесем визит твоей королеве.

Тронутая его великодушием, Эстер сказала:

— Я думаю, что моя мать не откажется выдать меня замуж за неверного турка, но только чтобы все было сделано по церковному обряду.

— Я отправлю письмо в Англию твоей матери, — пообещал Халид, готовый сейчас обещать все что угодно своему Дикому Цветку. Но Эстер вдруг встревожилась:

— А если мать ответит положительно, но султан откажет нам в христианском венчании и отошлет меня обратно на родину? Что мы тогда будем делать?

— Только то, что ты захочешь. Выбери из двух одно — или возвращаться под крылышко матери, или навеки стать моей.

— Я люблю тебя, — подтвердила Эстер.

— О, моя сладкая! — не удержался от восклицания влюбленный турок и подтвердил свои слова действиями.

— А ты уверен, что я жду ребенка? — немножко невпопад спросила Эстер. — Как ты узнал?

— Омар докладывает мне ежедневно о твоем самочувствии. Все слышать и видеть — его обязанность.

Эстер покраснела, подумав, что маленький человечек отмечает в своем дневнике все естественные изменения ее организма.

Халид свистом подозвал Аргуса, и они втроем отправились с побережья через узкий и низкий лаз обратно в замок. Омар ждал их.

— Когда я проснусь, — обратилась Эстер к евнуху, — ты дашь мне два крутых яйца и свежую лепешку.

Омар, покосившись на принца, переспросил:

— Ты подразумеваешь, госпожа, два желтка?

— Нет! Два целых яйца, сваренных вкрутую.

— Но ты же брезгуешь белком.

— Я заставлю себя его съесть, потому что это будет полезно моему малышу.

Омар в изумлении округлил глаза и покинул супружескую пару с радостным чувством. Кажется, его мечта о собственном благополучии сбывается.

Эстер долго проспала после нежного расставания с мужем. Проснувшись, она решила выполнить всю положенную программу — съела два крутых яйца с лепешкой, позволила евнуху помыть и причесать себя и вышла в сад, чтобы вдохнуть свежего и целебного, от произрастающих там диковинных цветов, воздуха.

Она несла на руках маленького Кемаля, а сопровождали ее Омар и Аргус.

— Отдохни, принцесса, — Омар был заботлив, словно курица-наседка. — Если тебе прохладно, я сбегаю за шалью. И ребеночка стоило бы поплотнее укутать.

Эстер бросила на маленького человечка такой свирепый взгляд, что он тут же оторопел, будто пораженный ударом молнии. Эстер, став матерью одного уже родившегося и другого ожидаемого младенца, вышла из-под его опеки, и Омар с этим смирился. Ведь «рай простирается у материнских ног», он сам это неоднократно повторял.

Эстер уселась на мраморную скамью. Мир и покой окружали ее. Аргус устал от беготни и с высунутым языком вытянулся рядом с ней на земле.

— Ты меня никогда не предашь, дружище, — сказала она и погладила пса.

Как бы в ответ Аргус напрягся, вскочил и залаял.

В унисон ему крошка Кемаль завел свою песню в колыбели.

Какие вы, мужчины, шумные. Лучше я заведу себе с десяток дочек, пусть резвятся в гареме.