Фиона Уокер - Французский поцелуй

— Ты назвал одно имя.

Аманда села и наблюдала, как он натягивает голубые брюки.

— Хорошо, я крикнул «Аманда». Значит, это доказательство моей любви, или что?

— Ты назвал не мое имя.

— Не твое? — безучастно спросил Хуго.

Он продолжил выбирать футболку из кучи чистого белья на стуле.

— Не мое, Хуго!

Аманда почувствовала раздражение. Она полностью доверилась, не смогла контролировать свое влечение к нему. Он, казалось, так сильно ее хотел, хоть раз в жизни решил доставить ей удовольствие. Как он может теперь так себя вести?

И тут ей пришла в голову одна мысль. Она завелась от его отстраненности, от чувства собственной анонимности, от ощущения, что она зритель. Может, это произошло оттого, что Хуго все это время думал о ком-то другом?

— О ком ты думал, Хуго? — прошипела она.

Он продел руки в рукава футболки, затем натянул ее на голову и не ответил.

— Кто был на моем месте?

Хуго посмотрел на Аманду.

— Мне начинает казаться, моя дорогая, что это ты представляла кого-то другого на моем месте, — его голос, гак же как и его лицо, был безучастен. — Что, сегодня твой милый не появился?

— Мерзавец!

Она схватила с прикроватного столика чашу с ароматизированными деревянными шариками и запустила в него. Хуго пригнулся, и шарики ударились о высокий комод и разлетелись по полу.

— Найл в десять раз лучший любовник, чем ты. И у него больше чувств и мозгов, чем у тебя.

— В таком случае рекомендую одеться и сходить поговорить с ним о Прусте.

Хуго столкнул остальное чистое белье со стула и уселся, чтобы надеть ботинки.

— Да! Черт возьми, я так и сделаю.

Аманда подскочила и начала яростно одеваться, в спешке порвав шелковые трусики.

— Я переспала с тобой только из жалости, — процедила она сквозь зубы. — У тебя совсем не было секса в последнее время. Не хотела, чтобы у тебя появились проблемы.

— Какая трогательная забота! — Хуго выпрямился и посмотрел на любовницу. — Наконец-то Найл научил тебя хоть каким-то манерам. Очень мило с его стороны, я напишу ему благодарственное письмо.

— Мерзавец, мерзавец, мерзавец, — прошипела Аманда.

Как может он быть таким самодовольным, таким бесчувственным? Он же видел, не мог не видеть, как сильно она его хотела.

Хуго встал к ней лицом к лицу, их носы почти соприкасались.

— Ты всегда была истеричкой, но только эгоистичная сучка стала бы крутить роман с Найлом. Ему сейчас не до этого. Отстань от него.

И, развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты.

— На себя посмотри! — закричала Аманда. — Какое право ты имеешь читать мне лекции, как мне жить, когда сам крутишь роман с Тэш Френч? Ты самодовольный чертов лицемер! Ты…

Но ее слова повисли в воздухе. Хуго, уходя, захлопнул за собой дверь.

Майкл смутно чувствовал лучи солнца на своем лице. Ему казалось, что он медленно плывет по спокойным морским волнам, под защитой сияющей белой полукруглой бухты.

В следующий миг он услышал вопрос, заданный гнусавым голосом с оттенком удивления.

— Эй, приятель, у тебя там все нормально? — над ним навис Тодд. — Решил вздремнуть?

— Нет, черт возьми. Я не сплю. — Майкл слегка приоткрыл глаза и прищурился. — Эх!

Он с трудом прислонился к стене амбара и увидел Рутера, который смотрел на него: язык высунут, косматый хвост мечется из стороны в сторону, карие глаза светятся радостью.

— Уберите этого чертова зверя подальше от меня! — заорал Майкл.

Тодд выпрямился и отозвал Рутера. Огромный пес бросился от Майкла к хозяину и втиснул свою морду между его рукой и бедром, громко сопя.

Маркус и Уилтшер выбрали именно этот момент, чтобы прошествовать мимо с огромным, обклеенным наклейками громкоговорителем. За ними следовал Алги с адаптером и грязным свернутым ковром.

— А вот и твой папанька, — кивнул Уилтшер в сторону Майкла.

— Привет, отец, — поприветствовал его Маркус из-под бейсбольной кепки. — А мы было решили, что ты умер.

Майкл сгреб свою трубку с гравия, выбил ее и со всем достоинством, на которое был способен, с трудом поднялся на ноги.

— Все нормально, — пролаял он, вознамерившись вернуть себе авторитет. — Я всегда закрываю глаза, когда мне нужно серьезно подумать. Как раз сейчас придумал, как укрепить этот чертов балкон в глубине.

Он похромал в амбар.

— Ни фига себе, — произнес Алги, в удивлении качая головой. — Медитирующий предок. Просто отпад. — Все еще качая головой, он тоже зашел в амбар.

Тодд и Маркус в шоке смотрели ему вслед. Это был первый раз, когда Алги заговорил.

Наконец Салли нашла Мэтти: он сидел в старом кабинете на подоконнике, подбородком уперся в колени и смотрел невидящим взором в окно.

Салли стояла в полумраке, чувствуя себя лишней, и ждала, когда муж ее заметит. Нарушить тишину казалось сложнее, чем расколоть лед на катке. Вот и конец их браку: они больше не катаются по тонкому льду, теперь между ними встала стена.

Салли пришла, чтобы извиниться, но сейчас в ее душе разгорался гнев. Иногда его жалость к себе так раздражала.

Не глядя на нее, Мэтти поднял подбородок и уперся затылком в оконную раму.

— Иди сюда, — тихо сказал он.

Она подошла к окну и встала на расстоянии около метра от него. Муж протянул руку и ухватился за юбку ее старого джинсового сарафана, нежно притягивая ее ближе.

— Салли, я…

Он посмотрел в окно и сглотнул, как будто боль от того, что он собирался сказать, была невыносима. Внезапно он произнес:

— Тебе незачем продолжать это делать.

Салли напряглась.

— Делать что, Мэтти?

Он моргнул и продолжал упорно смотреть в окно.

— Я ценю твою преданность больше всего на свете, ты должна это знать. — Он все еще держал ее юбку, его рука дрожала. — И я вижу, как тебе тяжело, как ты измучена. Я хочу сказать, что тебе стало бы намного легче, если бы ты разорвала… наши… отношения… — слово застряло у него в горле, и Мэтти умолк, прикусив губу, — до того, как ты узнала о ребенке. Но ты должна понять, что я никогда не хотел… и все еще не хочу… чтобы ты связывала себя только из-за условностей.

Он снова замолчал, а Салли пыталась понять, что же муж говорит. Он иногда бывал так непоследователен и нелогичен в своих выводах, часами жаловался на совершенно обычные вещи.

— Мэтти, мне жаль, но я не понимаю, о чем ты.

— Салли, я отпускаю тебя. — Он отпустил ее юбку и закрыл рот рукой. — Теперь я вижу, каким эгоистичным я был в последнее время, привязал тебя к кухне тонущего корабля. Эта работа, этот дом в Ричмонде, мои идиотские проекты — одна неудача за другой — и все это время я рассчитывал, что твое красивое сочувствующее лицо и твое неиссякаемое терпение будут со мной. Я не видел, как терпение иссякало, пока не стало слишком поздно. И когда мы приехали сюда, меня внезапно поразила одна мысль. Я посмотрел на тебя и не увидел ничего, кроме разочарований, которые громоздились год за годом и теперь смотрят на меня, и затем…

— Мэтти, я… — начала Салли, не веря своим ушам.

— Подожди. Пожалуйста, дай мне закончить. — Дрожащей рукой Мэтти взял ее руку. — И затем я понял, что сам все испортил. Я пообещал тебе золотые горы и ничего не добился. Мне казалось, что, если мы протянем всего один год, потом еще полгода, а потом еще месяц или два, или три, я наконец-то добьюсь того, чем мог бы гордиться. Сделаю что-нибудь стоящее, что бы не являлось компромиссом с редакторами, но вместо этого скатился в финансовую пропасть.

Мэтти встал и заходил по комнате, начав сбивчиво говорить.

— Я думаю… мне кажется, что я настолько увлекся своими идеями, что не заметил нестабильности наших отношений. Я как-то считал, что ты будешь счастлива только от того, что тебе предоставили эту пустую могилу в виде дома, а в конце месяца у тебя получается наскрести немного денег, чтобы за него же расплатиться. — Он рассмеялся громким, горьким смехом самобичевания. — Я так чертовски много работал, что не оставил времени для себя, — продолжил он прежде, чем жена успела вставить хоть слово. — У меня даже хватило наглости злиться на тебя и детей, что вы отняли мою свободу. Какая ирония судьбы: я делал все это только ради того, чтобы сохранить наш брак. — Он горько рассмеялся. — И только когда я присмотрелся, я понял, что это ты загнана в угол и несчастна. Заперта в огромном, холодном доме, ожидаешь ребенка, которого ты не хочешь.

— Мэтт, я хочу этого ребенка! — закричала Салли, не в состоянии больше молчать.

— Только потому, что он уже внутри тебя! — закричал Мэтти в ответ. — Не хочешь же ты сказать, что намеренно захотела бы родить еще одного ребенка в нашем браке?

Салли задумалась над сказанным. Теперь ребенок был так реален, что трудно было вернуться назад.

— Нет, — все-таки ответила она. — Не захотела бы.

Когда Салли узнала, что беременна, наверняка, она села среди беспорядка их кухни в Ричмонде и зарыдала. Не то чтобы она не хотела ребенка, она бы с радостью родила Мэтти целый детский сад. Салли просто знала, что ее беременность еще больше оттолкнет мужа от нее.

— Ты могла бы получить свободу, и я тоже, — сказал Мэтти и снова сжал ее руку, упорно глядя в пол. — Я уже догадался, что со временем ты уйдешь. Я ненавидел этого ребенка всей душой, но какая-то часть меня мерзко и расчетливо радовалась, так как он гарантировал, что ты останешься со мной еще на какое-то время. Теперь я не могу и дальше позволять тебе так жертвовать собой.

Сев обратно на подоконник, Мэтти отпустил ее руку и утер слезы, которые медленно капали из его глаз.

— Тебе не за что чувствовать себя виноватой, Салли, боже! Со мной же невозможно жить.