– Хмм… да. Я думаю, что пора.

Несколько секунд на линии были слышны лишь помехи.

– Итан, ты так говоришь, словно у тебя что-то на уме. Не хочешь поделиться?

Вот оно. Я больше не мог уклоняться от неприятной обязанности.

– Да… вам надо приехать. На самом деле я бы хотел, чтобы приехало как можно больше родственников.

Он замялся.

– Звучит не очень хорошо.

– Да. Не очень. Много лет тому назад, когда мы еще жили в Москве, Анна и я составили завещания о продлении жизни. В них оговорено условие, что при такой ситуации, в которой сейчас находится Анна, мы не можем продлевать ее жизнь. Она посчитала, что месяц – это достаточный срок. Месяц, который уже…

– Настал, – мрачно добавил он.

– Да. Исходя из рекомендаций врача, мы решили, что вероятность выздоровления на данный момент ничтожно мала и согласно букве завещания… мы согласились приступить к реализации пожеланий Анны.

– Понятно. Когда?

– Они отключат диализ через пять дней. Возможно, она проживет еще некоторое время после этого.

Я слышал дрожь в его голосе, когда он тихо сказал:

– Я приеду попрощаться с моей малышкой.

Следующий звонок был дедушке Брайту. Разговор состоялся именно такой, как я себе и представлял. Он позволил мне выговориться, только изредка выражая свое сочувствие.

Как только я объяснил про завещание о продлении жизни и пригласил его и других родственников приехать проститься, я рассказал ему все, что произошло за то время, как он уехал в Орегон. Я с особыми подробностями поведал о том, как впал в состояние, которому сам дал название «трехднедельная безысходность», и как исчезновение Хоуп вытащило меня из этого мрака.

– Твой отец будет счастлив, когда узнает, что ты не пошел точно по его стопам, когда столкнулся лицом к лицу с несчастьем.

– Возможно. Хотя я был очень близок к этому.

Слишком близок.

– Теперь я несомненно лучше понимаю, через что он прошел.

– Не сомневаюсь. Кстати, а как дела у юной леди?

– У Хоуп? Она переносит происходящее гораздо лучше меня. Иногда у меня складывается ощущение, что это она взрослый человек, а я – ребенок, пытающийся ей подражать.

Дед откашлялся.

– Я имел в виду… другую юную леди. Как ее зовут? Эбби?

– Эшли?

– Точно.

Меня не удивило, что он захотел направить разговор в эту сторону. Как-то посреди ночи, после того, как я прочел последнюю записку от Анны, я, наконец, свел воедино все то, что дедушка хотел, чтобы я узнал из его опыта нахождения в концентрационном лагере. Я мысленно прокрутил все, что он рассказывал мне во время нашей последней беседы на эту тему. Самые сладкие вещи обычно находятся прямо под рукой. Это и был ключ к разгадке – «самые сладкие». В его дневнике и той истории, которую он поведал в больничной палате Анны, была одна фраза про самые сладкие слова, которые он когда-либо слышал в жизни. Анна написала точно такие же слова в своей последней записке для меня – три простых слова, которые совсем не были простыми. «Я прощаю тебя». Мысль о том, чтобы простить Эшли Мур, казалась мне не только запоздалой, но и абсурдной, и все же я знал, дедушка считал, что именно это я должен сделать.

– Я не знаю, – признался я. – Последний раз, когда я видел ее, она стояла на крыльце своего дома и слушала, как я разношу ее в пух и прах.

– Да, хорошо… все совершают ошибки.

Я не был уверен, кого он имеет в виду – меня или ее.

– Ты, в конце концов, понял, почему я хотел, чтобы ты прочитал про Маутхаузен?

– Да.

– И?

– И я не знаю, смогу ли это сделать. Я не знаю, хочу ли этого.

– Это нелегко, точно. Но, побывав по обе стороны, казалось бы, непростительных поступков, я могу уверить тебя, что единственный способ излечиться – простить.

Уверен, что в тот момент он надеялся, что донес до меня истину или что-то такое же чудесное. Он ошибался. Я продолжал испытывать по отношению к Эшли все ту же враждебность, что и в первый день, когда увидел ее. Вместо того, чтобы спорить по этому вопросу, я как можно скорее выскочил из этого разговора.

– Ладно, хорошо… я подумаю. Но прямо сейчас мне надо еще кое-кому позвонить. Пожалуйста, поговори с родственниками и расскажи, что происходит. Хорошо?

– Конечно. Через несколько дней я приеду со всеми, кто сможет присоединиться.

– Доброе утро, папа, – бодро сказала Хоуп, как только я закончил разговор. Она сидела на запасной кровати у противоположной стены палаты. Перед тем как позвонить дедушке, я проверил – она крепко спала. Я надеялся, что большую часть того, что я говорил, дочь не услышала.

– Доброе утро. Отдохнула?

– Да. Это был прадедушка?

– Ага.

Она откинула одеяло и соскочила с кровати.

– А кто это – Эшли? – с любопытством спросила она, подойдя к кровати Анны и взяв ее за руку.

«Твоя безмозглая учительница».

– Один человек, который сделал очень плохую вещь.

– Какую вещь?

– Не важно, тыковка. Тебе не стоит беспокоиться на этот счет.

Она выпустила руку Анны, подошла и остановилась прямо рядом с моим креслом.

– Она сказала «простите»?

– Да.

– Мамочка говорит, что если кто-то просит прощения, его надо прощать.

Я притянул ее к себе и крепко обнял. Я внимательно посмотрел через ее плечо на бездвижное тело жены.

– Как бы я хотел, чтобы это было так просто. Правда, очень хотел бы.

Мне действительно хотелось, но я знал, что это не так.

– Это просто, – сказала она, не отстраняясь от меня. – Так говорит мама.

Глава 28

На третий день до назначенного числа Хоуп и я около обеда оставили больницу и поехали домой, чтобы привести себя в порядок. Мы также использовали это время для того, чтобы сделать некоторые дела, которые накопились за время моего долгого отсутствия. Например, купить продукты, просмотреть почту и оплатить счета. Но Хоуп настояла на том, чтобы на ночь мы вернулись в палату Анны потому, что «у мамочки осталось всего несколько ночей и ей не следует спать одной».

Кто смог бы возразить на это? Позже, вечером того дня, когда я укладывал Хоуп в больничную кровать, она задала вопрос, который застиг меня врасплох:

– Ты молишься на ночь?

Я быстро спросил себя, не является ли это одним из тех исключительных моментов, когда лучше немного соврать дочери ради того, чтобы показать хороший пример, но тут же отказался от этой мысли. Я решил, что врать о том, что ты молишься Господу, – глупо и не важно, какие разумные доводы стоят за этим. А чистая правда заключалась в том, что я перестал молиться в тот день, когда мы потеряли Фейт, близняшку Хоуп.

– Не совсем, – рискнул я. – А ты? Мне стало грустно, что я не знаю о таких вещах про свою дочь.

– Иногда.

– Ты спрашиваешь потому, что хочешь, чтобы я помолился вместе с тобой? Мы можем, если хочешь.

– Нет. Я просто думала, что если бы ты молился за мамочку, то это помогло бы. Я молюсь за нее каждую ночь с того дня, как случилась авария, но, кажется, это не помогает.

– Ясно. Ну, это самое странное в молитве, по моему мнению. Мы просим то, что нам больше всего хочется, но в итоге у Господа свой план.

– Значит, это не всегда срабатывает?

– Боюсь, что нет, милая.

Она выглядела разочарованной, но спросила:

– И все же ты попробуешь?

– Молиться?

– Ага.

– За маму?

– Да.

Я потрепал ее за волосы и поцеловал в лоб.

– Ты так сильно похожа на нее. Постоянно пытаешься заставить меня делать то, что я в любом случае должен буду делать.

– Так ты будешь?

Другого выхода не было.

– Да, Хоуп. Сегодня вечером я произнесу молитву за маму.

– Спасибо, папа.

Она с улыбкой повернулась на бок и закрыла глаза.

Когда я удостоверился, что Хоуп спит, я поднялся из кресла и подошел к кровати Анны. Даже если жена не слышит меня, мне было лучше, когда я представлял, что она слышит.

– Эй, там. Надеюсь, ты знаешь, что происходит, правда? Доктор Расмуссен назначил день, когда отсоединят твои…

Я сжался от страха при этой мысли.

– Посмотри на меня, я не могу даже произнести это. У меня язык не поворачивается. Ты слышала Хоуп сегодня вечером? Она хочет, чтобы я помолился. Невероятный ребенок. Но я пообещал ей, что сделаю это. Ты не против, если я встану на колени здесь, около тебя?

Я схватил подушку, чтобы подложить под колени, и бросил ее на пол. Будучи уверенным, что дверь за моей спиной закрыта, я опустился вниз и постарался произнести что-нибудь умное.

– Гм… Господи, разреши быть честным. Если Ты Провидец и настолько Всемогущий, как в это верят некоторые люди, то Ты уже знаешь, что я делаю это только потому, что я сказал своей дочери, что сделаю это. И коль скоро мотив в такого рода вещах имеет большое значение, то у меня нет больших надежд. Поэтому позволь мне сказать, что сейчас происходит в моей голове, и после этого я оставлю Тебя в покое.

Несмотря на подушку, мои колени начали болеть. Я перераспределил вес, чтобы стало удобнее.

– Так вот, про Анну.

Когда я произнес ее имя, то открыл глаза и посмотрел на жену. Она лежала прямо передо мной, на уровне моих глаз, поэтому я не мог проглядеть ее даже в темноте. Я сохранял ее образ в голове, когда вновь закрыл глаза.

– Ты и я, мы оба знаем, что во всей этой ситуации с ней поступили несправедливо. И тот факт, что в музыкальном магазине должен был быть я, будет преследовать меня до самой смерти.

Я снова замолчал. Что-то в слове «смерть», которое я сам произнес вслух, испугало меня так, что по телу побежали мурашки. Этот страх вызвал во мне бурю мыслей, которые я ранее никогда не выражал словами, хотя и знал, что они медленно зарождались в моей голове со дня аварии. Сейчас, когда меня слушал Господь, я решил высказать их Ему.

– Кстати, – продолжил я, – у меня есть к Тебе разговор. У меня и в мыслях нет указывать Тебе на изъяны в Твоем так называемом плане, но, по моему мнению, у Тебя все вышло не так. Если Ты думаешь, что это так важно, чтобы у Хоуп был только один родитель, то Тебе надо было оставить Анну, а не меня. Разве Тебе это не понятно? Начнем с того, что это я все испортил и поэтому позволь мне отвечать за последствия. Послушай, когда я женился на Анне, я нашел все, что только хотел получить от жизни. Ты видел ее улыбку? Это словно кусочек рая, поселившийся на ее лице. А потом Ты добавил в нашу семью Хоуп, и я обрел еще одну небесную радость. Мне больше ничего не надо. Серьезно. Исходя из статистики, я знаю, что шансы у Анны выжить нулевые. Но ты Бог, правда? Если Ты действительно есть, тогда Ты, безусловно, обладаешь определенной властью в таких ситуациях. Давай совершим сделку? Возьми меня.