Каким образом кто-то, такой как Ксавьер, мог найти во мне что-то привлекательное? Мой курносый нос и тёмные волосы точно не выделяются на фоне смуглой кожи. Зелёные глаза — единственное, что мне нравится. Светлый цвет на фоне темного, действительно кажется модным.

Я вздыхаю и лезу в задний карман за телефоном. Мне нужно позвонить тёте Ди, чтобы поскорее убраться отсюда, как можно дальше от Ксавьера. Рычание сходит с моих губ, когда я отчаянно похлопываю пустые карманы джинсов.

— Черт,— бормочу я про себя.

Последний раз мой телефон был в самолете, когда я отключила его после проверки сообщений отца. Я не стала захватывать его из заднего кармана сиденья, пересаживаясь. Мои плечи поникают, когда я вспоминаю, что не забрала свою сумку из-под сиденья. Придется вернуться обратно. Надеюсь, что смогу проникнуть в самолёт и забрать вещи.

Я спускаюсь вниз через терминал и иду к воротам. Здесь совершенно пусто, и я боюсь, что не получится вернуться на борт. Я опускаю голову на ворота, пытаясь не сойти с ума, но мой желудок сжимается. Я в двух секундах от нервного срыва.

Он исчез. Мой телефон исчез.

Злая, я плюхнулась на ближайшее сиденье. Великолепно. Просто великолепно. Я приехала в новый город, и, не успев ступить на землю, потеряла свои вещи. Номера всех моих знакомых занесены в мобильник.

Я качаю головой от отвращения. Я потерла лоб и сдержала слёзы.

— Простите, мисс? Могу я вам помочь? — спросил знакомый голос. Я смотрю на стюардессу, которая помогла мне в инциденте с томатным соком. Она говорит мне с той же улыбкой, как раньше:

— Вы в порядке?

Я шмыгнула носом, сдерживая слезы.

— Я потеряла телефон и сумку. Они были в самолете — до того, как я пересела.

Она кивает в знак согласия.

— Мистер Колд попросил меня сообщить, что ваш багаж у него.

Мои глаза округляются.

— У него? Но я не могу с ним связаться.

Она наклоняет голову, и я слышу вопросительный тон в её голосе, когда она говорит:

— Он сказал, у вас есть его номер.

Я нахмурила брови в замешательстве. У меня есть его номер? Что? Единственное, что он дал мне, было…

Секундочку.

Я проверяю задний карман и вытягиваю записку — его автограф, или, по крайней мере, я думала, что это был его автограф. Я медленно разворачиваю сверток бумаги.

«Анна Кортес,

Позвони мне, когда изменишь своё «нет». Я буду ждать.

Ксавьер»

Я сглатываю, когда смотрю на номер, указанный ниже под подписью. Даже в простой записке, его командный тон заставляет мои внутренности дрожать.

Война бушует во мне. Часть меня возбуждается — скорее всего, я увижу Ксавьера снова, но другая часть знает — это проблема. Проблема, перед которой я на вряд ли устою.

Тем не менее, ясно одно — если я хочу вернуть свой телефон и другие личные вещи обратно, у меня нет выбора, кроме как позвонить ему.

Только небесам известно, к чему все это приведет.

Меня окутывает тёплое лето Детройта, когда я замечаю свою семью. Тётя Ди и Куинн ждут меня в зоне погрузки, поскольку я качу за собой два больших чемодана, переполненных одеждой и обувью. Я осматривалась, надеясь найти Ксавьера и вернуть вещи, но на него здесь не было ни единого намека. Тот факт, что я буду звонить этому сексуальному зверю, очень напрягает меня.

Тётя Ди встречает меня с теплой улыбкой.

— Анна, дорогая, как ты? Выглядишь замечательно, милая, совершенно потрясающе, за исключением этого отвратительного пятна. Похоже, кто-то облил тебя напитком.

— Рада видеть тебя, Ди.

Я хихикнула от её явного испанского акцента и начала разглядывать разноцветную бандану, красиво обвязанную вокруг её головы и подходящую к прическе. Как я уже говорила, тётя Ди немного необычна. Она художник — живописец и скульптор — и её творчество, как правило, находит отклик в одежде. Как, например, её сегодняшнее пёстрое длинное платье на завязках.

— Я надеюсь, что это пятно отстирается, а то я привезла не слишком много одежды.

— Я сотворю кое-какой фокус, чтобы отстирать это пятно, как только мы вернемся домой.

Она отходит назад и осматривает меня с головы до ног.

— Ты так похожа на свою мать. Скажи же, Куинн?

Я посмотрела на кузину, одетую в пару обрезанных шорт и чёрную майку. Куинн всегда была той, кого я считала самым красивым человеком в нашей семье. Мы ровесницы, но мне сложновато конкурировать с её великолепными каштановыми волосами и длиннющими ногами. Она прекрасна, и все люди вокруг неё это замечают. Но она не зациклена на себе, и это заставляет меня любить её ещё больше. Куинн более приземленная, как и я.

Сестра улыбается и заключает меня в объятия.

— Я так рада, что ты здесь, Анна. Мы будем отжигать этим летом.

— Да-да, девушки ... но будьте благоразумны, — предупреждает тётя Ди, — твой отец на взводе. Он - последний человек на земле, которого я хочу терпеть.

Куинн отступает.

— Как прошло это утро?

Позволив глазам заметаться туда и обратно между тётей и сестрой, я нахмурилась. Они знают, как плохо мне было. Мы всё время общались, и Куинн мне, как родная. Если бы не их поддержка, мне бы не хватило смелости уехать.

— Было ужасно. Я уверена, что он всё ещё разрывает мой телефон сообщениями о том, какую огромную ошибку я совершаю.

Тётя Ди качает головой.

— Здесь твой отец и я расходимся во мнениях, Анна. Выходить замуж за мужчину, которого ты не любишь, только потому, что так хочет твоя семья — вот самая огромная ошибка. Он должен желать тебе счастья, а не печали.

Я киваю.

— Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что разрешила мне пожить у тебя.

Она обхватила мое лицо.

— Перестань, милая. Я бы никогда не поступила так жестоко с Куинн, и надеюсь, твой отец поймет, что поступил неправильно.

Эмоции бушевали в моей груди, заставляя меня почти взорваться, когда я с ними боролась. Я не хочу расплакаться прямо здесь, в аэропорту. Тяжело сглотнув, я прошептала все, что смогла:

— Я тоже надеюсь.

Лицо тёти захлестывает жалость.

— Ооох, иди сюда. Давай отвезем тебя домой, хорошо?

Одинокая слеза скользит по моей щеке. До этого момента я не понимала, насколько серьёзно всё это. Впервые в моей жизни неизвестность смотрит мне в лицо, и я одновременно боюсь до смерти и радуюсь. Никогда не чувствовала эту свободу — жизнь.

Куинн берет один из моих чемоданов и загружает его в багажник Приуса её мамы.

— Не могу поверить, что ты поместила все вещи в две сумки. Я и в десять чемоданов не поместила бы только одну свою обувь.

Я качаю головой с улыбкой.

— Ты и твои туфли. Никогда не знала никого более одержимого чем-то.

Она улыбается, и это озаряет её великолепные черты лица.

— Хотела бы я думать, что только Имельда Маркос могла соперничать со мной. Мне очень хотелось бы заглянуть в шкаф этой женщины.

Я закатила глаза, когда мы закрыли багажник.

— Я на твоем месте нашла бы более продуктивное занятие, чем исследовать коллекцию обуви восьмидесятилетний старухи.

Глаза Куинн расширились так, будто я только что прокляла её.

— Ты что, шутишь? Женщина прославилась тем, что собрала более трех тысяч пар обуви. Ты не хотела бы на это взглянуть?

Я посмеиваюсь, когда сажусь на заднее сиденье, а Куинн скользит рядом с матерью спереди.

— Честно говоря, я нахожу немного странным и расточительным иметь столько обуви.

Она качает головой и пристегивает ремень безопасности.

— Ты всегда такая реалистка, не так ли? Однажды, что-нибудь разобьет твою затворническую оболочку.

— Ты же знаешь, я была такой с самого рождения, Куинн. Это было бы настоящим чудом — изменить свои взгляды после двадцати одного года, — отвечаю я, с намеком на веселье.

— Нет. Не чудо, Анна, а мужчина, — дразнит она, — мы отлично повеселимся сегодня вечером, найдем тебе горячую мужскую задницу, чтобы ты расслабилась.

Я открываю рот, абсолютно удивленная тем, что Куинн говорит так при матери. Говорить о таком наедине — одно, а при посторонних — абсолютно другое. Мой отец отчитал меня и запретил когда-либо видеться с Куинн снова, хоть она и жива. Ему было всё равно. Кто-то наподобие Куинн никогда его не интересовал.

Когда я не отвечаю, Куинн оглядывается через плечо, оценивая мою реакцию.

— Давай, Анна. С мамой все «окей». Она тоже одиночка и всё понимает. Ну, скажи же, ма? — Куинн подталкивает локтем Ди.

Тётя кивает.

— Да, дорогая, но не забывай, насколько Анна выше всего этого. Она не привыкла к свободе.

Куинн вздыхает.

— Дядя Симон слишком чёрствый. Я даже не могу представить себе жизнь с ним. Должно быть, это было пыткой.

Я поерзала на сиденье. Трудно слышать подтверждение о том, что моя жизнь была сущим адом. Я имею в виду, что знаю — я не выросла так, как большинство людей, но это было нормально для меня. Несмотря на то, что тётя Ди и Куинн обещали помочь поставить меня на ноги, побег по-прежнему давался нелегко.

Есть так много вещей, в которых нет определённости, но я готова встретиться с ними лицом к лицу.

— Да, и вчера я разговаривала с моим боссом о тебе. Энди говорит, что он может принять ещё одну официантку к той, которую он только что нанял, так что вакансия твоя, если ты, конечно, этого хочешь. Всё, что тебе нужно сделать — это заполнить заявку и можешь начать прямо сейчас, — сообщает мне Куинн.

Я улыбаюсь, и кладу руку ей на плечо.