— Извините, сэр, мне так стыдно, я...

— Ничего, я начинаю привыкать к вашим визитам, — низким бархатным баритоном проговорил профессор. — Чай, кофе, коньяк?

Гарри замотал головой.

— Я не пью коньяк, — сказал он, тут только заметив маленькую рюмку в профессорской руке.

— Значит, чай, — мужчина направился в сторону уже знакомой Гарри кухни. Следуя за развевающимися полами черного халата — профессор опять был в дьявольском одеянии, как в первый день их знакомства, — Гарри прошел вслед за ним, мысленно ругая себя: он уже заготовил вежливый отказ в случае предложения остаться на чай, но фраза о коньяке сбила его с толку.

— Хорошо, спасибо, я не задержу вас, — попробовал исправить ситуацию Гарри.

— Не волнуйтесь, я никуда не спешу, — промурлыкал профессор.

На висках молодого человека выступил холодный пот. Возможно, хирург был уже немного пьян. Его халат был расстегнут почти до пояса, и Гарри, скользнув взглядом по бледной коже в вырезе халата, разглядел плоский живот и дорожку черных волос, уходящую вниз к небрежно завязанному узлу шелкового пояса. Мысль о бегстве остановил вид серебряного подноса, поставленного хозяином на стеклянный столик. На сей раз поднос был еще больше, а дары божьи были так соблазнительны, что рот Гарри мгновенно наполнился слюной. Возможно, дары были отнюдь не божьими, но Гарри тут же убедил себя, что если вкусные фрукты растут в раю, а в аду не растет ровным счетом ничего, то угощение профессора априори не может быть бесовским.

— Если съедите все, буду вам благодарен, — сказал профессор, усаживаясь в кресло напротив Гарри и крутя в пальцах маленькую тонкую рюмку. — Я живу один, и моя экономка преувеличивает мои потребности.

Гарри улыбнулся. Отчего-то мысль об одиночестве профессора улучшила его настроение.

— Я тоже живу один, — сказал он, осторожно снимая с тарелки ломтик брусничного пирога. Дома он обожал такие пироги, но обычно Гарри чистил и перебирал бруснику, в то время как заключительная часть пирожной эпопеи — поедание горячей пахнущей ягодами сдобы — приходилась на долю кузена. Этот пирог был готовой выпечки, но показался юноше райской пищей.

— Вера запрещает вам жить со своей избранницей? — насмешливо шевельнул бровью профессор.

Гарри едва не подавился пирогом.

— Нет. То есть да, — с набитым ртом пробормотал он. — Если без брака.

— Интересно, надолго ли вас хватит, с вашим-то темпераментом, — проговорил злодейский профессор.

— У меня нет избранницы, — буркнул Гарри, раздражаясь тому, что с такой легкостью краснеет.

— Наконец между нами обнаружилось нечто общее, — иронично заметил мужчина.

Гарри уронил на колени украшавшую пирог засахаренную вишню. Та не придумала ничего лучше, чем закатиться в нескромный уголок его джинсов как раз между ног — кресло было низкое, и юноша сидел, приподняв колени.

— Ну... когда-нибудь вам повезет, — попытался обнадежить профессора Гарри, извлекая коварную вишню из совершенно неподобающего места в складках джинсов.

Профессор проводил задумчивым взглядом вишню, которую юноша, наконец, изловил и сунул в рот.

— Не дай господь, — сказал он. — Такого везения мне не нужно.

Гарри удивленно приоткрыл рот.

— Вы не хотели бы жениться? — спросил он.

Профессор криво улыбнулся и покачал головой.

— Загнать себя в очередную ловушку? Лишить себя того единственного, что представляется мне ценным?

— И что же это? — спросил Гарри, с замиранием глядя, как красивые длинные пальцы задумчиво касаются изогнутых луком губ. — Что для вас ценное, сэр? — внезапно охрипшим голосом спросил он.

— Свобода. Пусть относительная, но... Не в контексте разговора об избранниках, а в более широком смысле, — проговорил профессор и добавил: — Боюсь, вам меня не понять, брат Гарри. Ваша позиция и вероисповедание говорит только о том, в каком чудовищном рабстве находится ваше сознание.

— Тут я абсолютно с вами не согласен, — нахмурился Гарри. «Зачем я так сказал? Будто в остальном согласен», — промелькнуло в его голове.

— Христос пришел, чтобы нас освободить. Вера сделала меня свободным от греха, — сказал он и опять невольно залился румянцем, чувствуя себя лжецом.

— Вера? Сделала вас свободным? — с насмешливым недоумением переспросил профессор. — Гарри, и вы всерьез полагаете, что вымысел, пусть даже красивый, способен сделать человека свободным? Вы зависите от своих сказок, от церковных догматов и нелепых ограничений. Вы отказываете себе в простых удовольствиях, осуждаете себя и других за так называемые «грехи» и при этом считаете, что можете рассуждать о свободе? Христианство построено на фундаменте из страха и рабской покорности. О какой свободе может идти речь? — бледное лицо профессора порозовело то ли от возмущения, то ли от выпитого коньяка.

— Христианство — это не сказка. Я верю всему, что пишет Библия, — Гарри, наконец, вспомнил о цели своего визита и оглянулся по сторонам: здесь Книги не было.

— Библия ваша в прихожей. Возле телефона, — поморщился отчего-то профессор. — Когда будете уходить, заберете.

Гарри кивнул.

— Хорошо. И все-таки, вы не правы, сэр. Как может быть христианство построено на страхе, если с Богом я ничего не боюсь? «Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной», — вспомнил Гарри слова псалма.

— Красивые слова, не спорю, — спокойно кивнул профессор. Он переменил позу, и с видимым удовольствием слегка потянулся в кресле, расправляя плечи. От этого совершенно естественного жеста по телу Гарри прошла легкая необъяснимая дрожь. — Псалом Давида, — сказал профессор и, прищурившись, посмотрел на юношу.

— Вы читали Библию? — удивился Гарри.

— Вторые сутки читаю, оторваться не могу, — с непередаваемой интонацией ответил коварный профессор. — Шучу, брат мой Гарри. Неужели вы считаете, что и я в свое время не попался на христианскую удочку? Двадцать второй псалом Давида, — с досадой и ноткой какой-то горечи прибавил он.

—О-о, — только и сказал Гарри.

С минуту оба молчали.

— Вы... Так вы... — в голове Гарри закружился целый рой разных мыслей.

— Да. Был молод и глуп. Верил, что бог все устроит. Исцелит безнадежно больного, как обещано в сказках.

— Вы... кого-то потеряли? — догадался Гарри. Профессор Снейп казался ему все более человечным.

— Да, брат мой Гарри, — сказал профессор и опрокинул очередную стопку коньяка.

— Мне так жаль, — пробормотал Гарри.

— Давайте без шаблонных сожалений, — поморщился профессор. — Вы меня совершенно не знаете, так зачем произносить пустые фразы о том, что вы сожалеете о смерти моего любовника.

Если бы под ногами Гарри сейчас с грохотом разверзлась сама геенна огненная, он поразился бы меньше. Едва совладав с собой, юный евангелист решил, что просто ослышался.

— Любовника? — придушенно переспросил он.

— Да, брат мой Гарри, любовника. Вас что-то смущает? — вздернул бровь профессор.

Гарри молчал. Ему вдруг захотелось сказать этому мужчине так много, но от волнения его язык буквально примерз к нёбу.

— Если вы готовите текст осуждающей проповеди, то ваши труды пропадут втуне, молодой человек, — профессор по-своему истолковал его молчание.

— Я не осуждаю вас, — тихо сказал Гарри, пытаясь взглядом передать то, что не мог выразить словами.

— Значит, вас еще не окончательно оболванили «Источники Любви», — ухмыльнулся профессор. Гарри удивился, что тот запомнил название их церкви. — Хотя, пожалуй, единственным положительным моментом в христианском учении есть тезис о неосуждении. Но как раз это удается далеко не каждому, — сказал он.

— Я... могу это понять, — Гарри сказал это так тихо, что профессор не расслышал.

— Что? — спросил он, задумчиво потирая пальцами подбородок.

— Ничего, — смешался Гарри. Внезапно ему стало страшно. Не то ли это бесовское искушение, о котором неоднократно толковал пастор Дамблдор? Гарри вспомнил проповедь, в которой говорилось, что похотливый невольно заглядывает в декольте на блузке женщины, алкоголик всегда углядит в витрине бутылку, а ноги курильщика незаметно несут его к сигаретному ларьку. Так работает дьявол, сказал пастор. Вот и он, Гарри, едва не поддался искушению излить свои проблемы еще одному одержимому бесами.

Надо было уносить ноги, и чем быстрее, тем лучше, пока дьявольские сети не опутали его окончательно. Гарри тяжело вздохнул и встал из уютного кресла.

— Пожалуй, я пойду. Я верю, что Бог вас благословит, профессор Снейп, — искренне сказал он.

Профессор горько улыбнулся уголком рта. Гарри не хотелось, чтобы тот думал, будто он уходит, испуганный неожиданным признанием, но остаться было выше его сил.

— Можно, я буду за вас молиться, сэр? — робко спросил он, глядя в удивительные черные глаза.

— Да кто ж вам запретит, брат мой... Гарри, — профессор встал, поставил на стол свою рюмку и подошел совсем близко. Юноша почувствовал странный травяной запах, мало чем напоминающий коньяк, но не придал этому значения.

— Как вас зовут, сэр, чтобы я мог упомянуть вас в молитве? — спросил молодой человек. Сей вопрос давно вертелся у него на языке, и Гарри был рад, что наконец нашелся достойный повод его задать.

Глаза профессора превратились в черный мед. Губы изогнулись в тонкой улыбке. Гарри заметил, что нечестивец закусил нижнюю губу зубами — словно боялся рассмеяться.

— Северус, — сказал он.

* * *

_________________________________________________________________________________________________

http://img703.imageshack.us/img703/2262/77482790.jpg

Фанарт jozy. Спящий

______________________________________________________________________________________________________

Вопреки ожиданиям, этой ночью кошмар не посетил Гарри. Но приснившийся юноше сон был таким удивительным и ярким, что, проснувшись, Гарри еще долго сидел на кровати и задумчиво перебирал в памяти обрывочные картинки странного видения.