Это было начало. Этот дождливый день. Осложненный тем фактом, что дождь шел и весь следующий день, и день спустя, и еще несколько дней подряд, которые для нее казались вечностью.

Что касается дождя, он был частым явлением в эти два года, когда она осталась вдовой. Но Эвандра только тогда заметила свою проблему. Внезапно она поняла, что если у нее не получалось сходить на кладбище, она не знала, чем еще заняться — ее жизнь иссякла. Эвандра поняла это в тот самый день, там, в супермаркете, покупая пачки печенья, которые ей вовсе не были нужны, в тот день в начале осени, в котором не было ничего особенного; этот день был такой же, как и другие, но именно он дал начало всему тому, что произошло дальше. Кто знает почему. Возможно, потому, что она слишком долго была вдовой и больше не могла этого выносить, или, может, дождь никогда не был таким сильным и не шел столько дней подряд. В конце концов, она потеряла душевное равновесие, если так вообще можно говорить о женщине, которая превратила свою жизнь в походы на кладбище. Ровно семь дождливых дней она терпела, а когда уже больше не смогла, она со злости позвонила своей подруге Розалене, чтобы задать ей пророческий вопрос:

— Как ты думаешь, чем мне заняться, когда идет дождь? Ты мне поможешь, Розале?

Телефон в доме Розалены Аквавивы зазвонил вечером: это была ее подруга Эвандра. Если точнее, это был вечер седьмого октября, Розалена заплетала косу, и, чтобы ответить, она бросила ее недоделанной, ругаясь, ведь ей придется начинать все заново — очень длинные волосы никогда ее не слушались.

Розалене было 48 лет, в точности, как и Эвандре. Они подружились в начальной школе. Правда, в сравнении с Эвандрой, Розалена была сильнее, веселее, выше, элегантнее, энергичнее. Современнее. Другими словами, она была лучше во всем. Но самое главное заключалось в том, что у Розалены не было семьи. Она никогда не была замужем, и она всегда говорила: «Вот что ты будешь делать с мужем?» Она работала бухгалтером на маленькой текстильной фабрике, специализировавшейся на производстве скатертей Old style. Old Style — это еще и бренд, Old Style Italy. Они экспортировали товар за границу, в том числе и в Америку. Розалена вела дела вместе с двумя коллегами-мужчинами. Бывало так, что она сидела на работе и по 10 часов, если так было необходимо. Она успевала делать покупки в обеденный перерыв, поэтому, выходя из здания вечером, она с легкостью выделяла себе часик в спортзале, прежде чем вернуться домой и на скорую руку приготовить легкий ужин. Она ела или чуть-чуть, или вообще ничего — все ради фигуры, потом либо шла на свидание, либо плюхалась на диван перед телевизором, либо садилась за компьютер, чтобы початиться с друзьями.

В тот вечер она должна была пойти на свидание. Один из ее коллег-мужчин пригласил ее в какой-то клуб. Он не сказал в какой, он просто спросил: «Ты не хотела бы после ужина пойти со мной в клуб?»

Одно лишь слово «клуб» заставило сердце Розалены биться чаще. Или это из-за того, что коллега, который каждый день на протяжении полугода был перед ее носом, наконец-то решился на что-то. Он очаровал ее сразу же. Розалена использовала глагол «очаровать» почти везде — эта штука меня очаровывает, этот фильм, эта пицца, этот мужчина — все ее очаровывало. Этот коллега ее очаровал, потому что он был немногословен, и его усы были черные как смоль, и потому, несмотря на тот факт, что он всего лишь два раза за последние полгода обратился к ней, она каждый раз вздрагивала от его глубокого как ночь голоса.

Факт остается фактом: когда Эвандра позвонила ей, чтобы спросить, что делать, если идет дождь, у Розалены голова была занята выбором парфюма и платья для предстоящего вечера.

— Что значит, чем тебе заняться, когда идет дождь? Что это за вопрос? — спросила Розалена задумчиво.

Эвандра тихим загробным голосом объяснила ей с точностью, спокойствием и отчаянием, что, когда идет дождь, она не могла идти на кладбище, и тогда не знала, что ей делать в своей жизни. И, если дождь шел целыми днями, как тогда, то это был самый настоящий кошмар, и она не знала, сможет ли это вынести. И сможет ли Розалена любезно помочь ей выбраться из этого черного туннеля и сказать, что ей делать, учитывая тот факт, что она была ее лучшей подругой.

— Розале, — сказала Эвандра ей. — У меня появляется пустой день, который для меня кажется настоящим адом... Я чувствую себя на краю бескрайней пропасти. Я хочу броситься в нее, Розале. Что мне делать?

Эвандра высказала подруге все на одном дыхании, ровным и мрачным как болото голосом. По ее голосу Розалена поняла, что дело серьезное. Она села на унитаз, отложила в сторону вечерние мысли как о клубе, так и об усатом коллеге.

— Эва, что я могу тебе сказать? Хочешь покончить с этой чушью с кладбищем? Если идет дождь, ты сидишь дома! Я ясно выразилась?

Сколько раз Розалена говорила ей прекратить, она не может так продолжать и ходить каждый день к покойнику. Хватит! Подруга говорила, что жизнь продолжалась, а она сидела там, между гробницами, как колючий сухой репейник между камнями в пустыне. Так она и говорила, добавляя диалект в свою фразу: «Кто ты, Эва? Репейник in miezz'a le petre? (прим.переводчика — На одном из южных диалектов «in mezz'a le petre» — на итальянском «in mezzo alle pietre» — «среди камней». Диалектов в Италии много, данное выражение относится к группе южных диалектов. Диалекты используются для выражения эмоций, а также во время ссор и споров).


Глава 5

Для Эвандры ходить каждый день на кладбище вовсе не было безумством, для нее в этом заключалась сама жизнь. Полная, богатая и, в некотором смысле, даже хорошая. Речь шла не о том, чтобы именно идти на кладбище, а о том, чтобы остаться там ненадолго. Провести время. Побыть там в неподвижности несколько часов. Сесть, поболтать, жить в том месте. Эвандра не ходила туда, чтобы принести цветы, поздороваться и уйти, или поплакать. Она ходила туда, чтобы провести время.

Да и место было очень красивым. Эвандра считала, что это было то место, которое должен посетить каждый. Останки Аурелио находились в погребальной нише, а ниши располагались в центральной части кладбища, которая была самой красивой: что-то вроде полого четырехугольника без потолка, четыре стены, которые возвышались к небу, каждая из них состояла из пяти секторов погребальных ниш, и в центре этого пространства — клумба с покошенной травкой, разрыхленная легкими холмиками и тропинками. Вокруг нее распологались лавочки, обращенные к нишам, так что, если правильно сесть, перед тобой был именно твой умерший.

Для своего Аурелио Эвандра выбрала третий ряд — самое лучшее место, потому что оно находилось как раз на уровне глаз и не надо было ни наклоняться, ни брать лестницу, чтобы поставить цветы или погладить фото. Также она получила квадратик земли прямо перед нишей, где можно было посадить розу для своего умершего. Многие так делали — сажали живое растение, чтобы не ставить срезанные цветы, которые сразу же увядали, или искусственные, которые были еще хуже, потому что, казалось, что они совсем не связывают с усопшим: кто-то покупает один единственный раз пластмассовый букет, ставит его в вазочку без воды и больше не думает об этом, он может даже не ходить на кладбище.

В основном Эвандра ходила туда, чтобы ухаживать за розой, удобрять ее, обрезать сухие лепестки, пересаживать ее, когда нужно было. Она носила с собой в сумке мини-набор садовода: грабельки, тяпочку, распылитель. Она немного рыхляла землю вокруг, поливала и гребла.

Иногда розы было недостаточно, тогда Эвандра приносила букетик свежих цветов, чтобы поставить его в специальную вазочку, висящую на мраморной стене: хотя бы два цветочка, собранные по пути, а иногда букет пестрых гвоздик, которые она покупала у цветочницы за углом, эти цветы были ее любимыми. Действительно, какие цветы Аурелио приносил ей иногда по воскресеньям вместе с корзинкой пирожных с кремом? Пестрые гвоздики.

Потом Эвандра садилась на лавочку напротив и разговаривала с ним часами: она рассказывала о своем дне, жарко или холодно на улице, о тех, кто ей звонил и о том, как поживает их дочь Алессия в таком хаотичном Риме. Алессия очень мало звонила, и Эвандра не знала, что и думать, хорошо ли все у ее дочери или это просто такой возраст.

— Да, Аурелио, наверное, это возраст: в 22 года у девочки жизнь бьет ключом, она не хочет часто звонить домой, до матери ей никакого дела — у нее есть подруги, друзья, трактиры.

Эта история с трактирами ее немало задела только потому, что Алессия два или три раза сказала, что они вечером выходили гулять, чтобы зайти в трактир. Эвандра поняла это так, что в Риме принято ходить по трактирам, что это было нормой юношеской жизни, да и что она об этом знала? Может, это было какое-то заведение с названием «Трактир». Но одно даже слово, рифмующееся с «сортиром» (прим.переводчика — В оригинальном тексте рифмуются taverna — caverna (таверна, трактир — пещера)) заставляло беспокоиться. Может, Алессия скрывала что-то, может, они с Аурелио ошиблись, доверившись и отправив ее в такой большой город как Рим. Но она ничего не говорила по телефону по этому поводу, потому что, спрашивая слишком много, Эвандра потом жалела, ведь все заканчивалось тем, что Алессия ей грубила и бросала трубку.

— Лишь бы она на самом деле не бросала телефон. У нас у всех сейчас есть сотовые телефоны, и достаточно нажать красную кнопочку или закрыть телефон с щелчком, если у тебя телефон-раскладушка. Но ты знаешь, Аурелио, про мою манию к стационарному телефону. Я не знаю, он мне больше нравится, он для меня больше походит на телефон, чем сотовый. Серьезное дело, когда ты дома, садишься и отвечаешь, говоришь, а затем кладешь трубку. Ты с сотовым был современнее меня, Аурелио, ты справлялся даже с сообщениями, а я столько времени трачу, чтобы найти правильные буковки, что потом с моими пальцами случается нервный тик. Даже когда ты нудил с этой историей, что был стар для этого. Это я была старой, Ауре, и ты это знаешь!