Так было до тех пор, пока однажды вечером, перед ужином, Эвандра не ушла на минутку к соседке, а, вернувшись, обнаружила своего мужа лежащим в кресле. Он был мертв. Одна рука вытянута на скатерти, другая свесилась с боку, голова была опущена вниз, как будто внезапно она оказалась слишком тяжелой. У Эвандры выпала из рук сумка полная овощей и фруктов, салата и меда, которые разлетелись по полу. Она бросилась к нему, стала поднимать ему голову, пытаясь вернуть ее в прежнее положение, целовала его и раскрывала ему глаза, чтобы он смог снова посмотреть на нее, но все безуспешно — он умер. Ее Аурелио ускользнул из ее жизни, тем самым, превратив ее в пустыню.

В этот вечер и на следующий день пришли все, родители и соседи, кто принес тарелку супа, кто зажаренного индюка. Позвонили врачу, в больницу и в похоронное бюро. Они были с ней, неподвижно сидящей на кухне на стуле рядом с тем, на котором умер Аурелио. Индюк остался нетронутым, остыл и суп, поднявшиеся макаронные колечки больше не казались первым блюдом, а всего лишь спагетти с размякшими овощами.

Мужа положили на кровать. На их кровать с индийским изголовьем, украшенным слонами. Сначала они откопали в шкафу двубортный пиджак серого цвета, белую рубашку, галстук в синий горошек. Затем положили красивое покрывало из тонкой шерсти и сверху уложили усопшего, красиво одетого со сложенными одна на одну руками и четками между пальцев. Без обуви. Носки темно-серого цвета, эластичные. «Почему ему не надели обувь?» — думала Эвандра, одновременно не думая об этом, будто мысли сами плавают у неё в голове, как белье, когда его оставляешь в тазике. «Мне не нравится, что он без обуви. Куда можно пойти, если не надеть обувь?»

Сестра приехала последней. Наконец-то. Сестра Анна, очень запыхавшаяся, с надутой грудью, которая подымается от дыхания. «Я приехала, как только смогла», — сказала она. Анна живет в тридцати километрах отсюда, в городе. Она подняла Эвандру со стула, прижала к своей пышной, стоящей торчком, груди и простояла с ней вот так несколько минут, обе плакали в обнимку. Анна не могла поверить, что он умер, он, ее хороший зять, благородный, уравновешенный синьор. Слегка староват, это да. Двенадцать лет разницы — это не шутки. Он даже сам сказал это супруге в день свадьбы, ровно перед тем, как жениться на ней: «Смотри, Эвандра, со мной ты рискуешь, знаешь, я умру раньше тебя...» Откинув назад длинные черные волосы, она всего лишь рассмеялась, ведь он часто вел себя как мальчишка. И сейчас, ровно в 60 лет, внезапный удар. Внутричерепное кровотечение. Ни одного признака, ни одного предупреждения, которое выражалось бы в хоть самой малой головной боли или в обмороке. Портится артерия и все, конец. Эмбол, сгусток крови попадает туда, и получается эффект лопнувшего шарика, так ей объяснили, она ведь ничего не понимает в медицине, да и не хочет понимать. Что случилось, того уже не изменишь. Для Эвандры существует только Бог, и от него она требует объяснения причины. «Объясни мне почему, — рыдает она в подушку по ночам, — объясни мне, если можешь! Если нет, то просто молчи, Бог, окажи мне услугу, просто замолчи, Бог! Молчи и все, ты это делаешь лучше всего!»


Глава 3

Дочь погостила у Эвандры месяц. Хорошая девочка, нечего сказать, она помогла ей в целом: с бумагами, старыми вещами, убрала чердак и несколько раз сводила маму на ужин в ресторан, чтобы отвлечь ее. Потом она уехала обратно в Рим. «Мне нужно учиться», — сказала она.

Сразу после ее отъезда, Эвандра начала ходить на кладбище. Сначала это было нормально. Кто так не делает? Когда у тебя умирает муж, ты идешь на кладбище. «Идти на кладбище» — это единственная мысль, которая посещает твою голову. Пару раз в месяц, даже два или три раза в неделю, почему бы и нет? Но каждый божий день — это перебор. И два года — это много. В какой-то определенный момент это должно было прекратиться. Сестра переживала за нее: «Приезжай ко мне, — говорила она. — Всего полчаса езды, и ты у меня, что тебе стоит? Ты отвлечешься, побудешь с детьми...»

Эвандра не хотела видеть детей. Рядом с ними ей было грустно и тоскливо, ведь эти юные создания находятся в самом начале их жизненного пути, а она себя чувствовала уже в конце этого самого пути. Эвандра не могла играть с племянниками, она бы просто забилась в угол и плакала. Единственным ее желанием было ходить на кладбище, и она ходила туда каждый день, потому что там был ее Аурелио. Это было то место, куда она привела его в последний раз, поэтому, в некотором смысле, он все еще был там, и неважно, что он был мертв. Эвандра навещала его там, где он был, без обсуждений. Люди смотрели на нее и говорили: «Снова она там, вдова Мартелла! Вон она снова идет поболтать с мертвым!»

У нее было время, ведь она не работала. Аурелио оставил ей типографию, которая приносила хороший доход, но этим занимался Марио, заместитель. Аурелио не хотел, чтобы она работала, он говорил ей об этом много раз: «Когда я уйду, не огорчай меня, не ищи работу! Ты должна делать все то же самое, как будто я все еще здесь, обещаешь?» А она всегда просила его прекратить эти разговоры, мрачные, как ворон, предвещающий беду. Как бы то ни было, Эвандра не работала. У нее были доходы с аренды земель, выручка с виноградников: она могла не работать. Эвандра просыпалась в семь утра, и думала, чем она могла заняться? Ничем. Она мыла пол, мыла две тарелки, которые остались после ужина, если, конечно, она что-то поела, потому что в большинстве случаев она ложилась спать, выпив только чашечку молока. Потом она крошила немного хлеба на подоконнике для воробьев, спускалась выбросить завонявший мусор, слушала радио: главные новости, погоду, людей, которые прерывают эфир, чтобы сказать, что они думают о том, о сем, слушала о городских выборах, о референдуме, и о том, нужно ли строить атомные станции. Аурелио всегда говорил: «Учитывая тот факт, сколько их вокруг нас – станций из соседних городишек – нам уже все равно. По крайней мере, мы не платим дорого за электричество». Но Эвандра не знала, нравится ли ей жить по соседству с электростанциями из-за всей этой радиации. Она даже не хотела обзавестись микроволновкой, потому что ей казалось, что эти волны попадут в еду; и телефоном, потому что кто знает, что влетит ей в ухо? Да и какая необходимость? В любом случае, у нее есть стационарный телефон, но никто никогда ей не звонит, кроме сестры и подруги Розалены.

Однажды ей позвонил Сэкондо, муж ее сестры. Ее зять Сэкондо работает автомобильным электриком. Его мастерская находится прямо в центре города, где всегда оживленное движение. Складывается впечатление, что его дела идут как нельзя хорошо. И это очень даже неплохо, потому что у них трое детей-подростков, которые требуют денег. И новая курточка нужна, и обувь правильная тоже, и компьютер, и приставка последней модели, ведь если у тебя ее нет, друзья тебя к себе не позовут. «У тебя всего лишь одна дочь, счастлива ты, что не понимаешь этого», — говорит ей сестра, всегда очень занятая и в вечном беге то туда, то сюда. Сначала она спешит поговорить с учителями, потом бежит в ASL (прим.переводчика — ASL (Azienda Sanitaria Locale) — дословно: местное санитарное заведение, т.е. пункт оказания помощи), чтобы провести приемы, осмотры и выписать справки. Естественно, потом она кушает. Только ест она многовато, это правда. Даже слишком много. «Но сколько ты весишь?» — спрашивала Эвандра у сестры. Та не отвечала. Она говорила то, что собиралась сделать, и если она и ела, то это только потому, что ей были необходимы силы, бегать туда-сюда, в противном случае, она могла упасть в голодном обмороке.

Как бы то ни было, в тот вечер Сэкондо позвонил ей спросить, есть ли у нее дома свет, потому что они сидели в темноте. Разбушевалась гроза и оставила их в кромешной тьме.

«Но, Сэко (прим.переводчика — Ударение на последний слог "Сэкò". В сокращенных итальянских именах ударение всегда падает на последний слог: "Розалена — Розалè, Эвандра — Эвà", но есть и полное имя Эва, там ударение на первый слог), вы в тридцати километрах отсюда, причем тут есть ли у меня свет, или нет?»

«Притом, притом, не беспокойся...»

Они с зятем всегда находили общий язык, неизвестно почему. У них очень хорошие отношения с первой их встречи. Им даже особо и не нужно было разговаривать, по правде говоря, они вообще почти не разговаривали. Да и потом, что они должны были друг другу сказать? Им было достаточно таких отношений. Эвандра знала, что если ей нужна какая-то помощь, он всегда рядом.


Глава 4

Эвандра приходила на кладбище каждый день уже в течение двух лет, но именно в тот день она впервые поняла, что у нее большая проблема. В тот благословенный день в начале осени. Правда, казалось, что на улице еще лето, ведь стояла духота, и небо было укутано серыми тучами. Погода была похожа на июньскую, когда дождь может начаться в любой угодный Богу момент, и каждый раз это было похоже на всемирный потоп.

Эвандра, как уже было сказано, шла вдоль одной из тех улочек, которые ведут из исторического центра на окраину городка. Когда она преодолела ворота и собиралась пройти по посыпанной галькой дорожке на кладбище, внезапно началась гроза, раскалывающая небо на части и заливающая землю тоннами воды. Она вернулась обратно и укрылась от ливня, войдя в супермаркет. Эвандра поблуждала там немного с пустыми руками, затем взяла тележку и купила что-то, чтобы не казаться той, кто зашел в магазин только чтобы укрыться от дождя. Она купила несколько пачек печенья, выбирая их очень тщательно: печенье с маслом, без масла, из непросеянной или из кукурузной муки. Она запаслась ими на славу, хотя и не ела их вообще; зато они могли пригодиться ей, когда неожиданно приезжала Алессия, чтобы сделать ей сюрприз, или сестра Анна, которая брала с собой детей, так они могли бы перекусить все вместе. В общем, Эвандра купила печенье. Но не было ни малейшего намека на то, что дождь вскоре прекратится. Он продлился около двух часов, а когда закончился, было уже так поздно, что кладбище закрылось, поэтому пришлось вернуться домой.