– У них больше нет доставки, – сказала мама, потряхивая стаканом с янтарной жидкостью. – Придется тебе самому туда ехать.

– Без проблем.

– Вам что взять? – спросила Эйвери.

Ее голосок чуть не сорвался.

– Что угодно, – отмахнулась мама. – Все равно. Я не привередливая.

Мы вышли из дома. Я с трудом передвигал ноги. Как только мы сели в машину, Эйвери тронула меня за колено:

– Ты как? Ничего? – (Я кивнул и попытался изобразить улыбку.) – Тебе не нужно передо мной притворяться. Все нормально. Если хочешь, можем уехать.

Я опустил глаза:

– Эйвери, может, ты хотела найти себе семью, но моя – не вариант. Я не собираюсь тебя обманывать.

– Ты сам моя семья. А я твоя.

Поцеловав костяшки ее пальцев, я завел машину и выехал на дорогу.

– Заглянем к папе.

– А он далеко живет?

Я тихо усмехнулся:

– Да нет, совсем рядом.

Эйвери улыбнулась. Я зарулил к дому отца. О нашем приезде я ему не сказал: боялся, что, увидев маму, Эйвери сразу захочет вернуться. Сворачивая с шоссе на грунтовую дорогу, которая вела к отцовскому трейлеру, я почувствовал, что не приезжал слишком долго.

– У тебя счастливый вид, – удивленно улыбнувшись, сказала Эйвери, когда я сжал ее руку. – Думаешь об ужине?

Я поставил машину возле папиной плоской черной «импалы» и выключил двигатель.

– Сейчас ты познакомишься с самым офигенным поваром на всем Юге.

Мы вылезли из салона, папа вышел на крыльцо. Как только он понял, кто приехал, по его лицу расползлась широкая улыбка.

– Сынок! – гордо выкрикнул он и заспешил ко мне, раскинув руки.

Я невольно фыркнул: его медвежьи объятия выжали из моих легких весь воздух.

– Кого ты привез? – спросил отец, отпуская меня.

– Папа, это Эйвери. Эйвери, это мой отец, Сайлес.

– Надо же! – сказала она. – Какое потрясающее сходство!

– Тебя зовут Эйвери? – Папа подавил смешок. – Вы надо мной не прикалываетесь?

– Это Бог прикалывается, – ответил я.

– Да, чувство юмора у него есть. – Папа подмигнул Эйвери. – Иначе тебе не досталась бы эта физиономия.

Беспокойство в ее глазах почти исчезло, и она снова стала похожа на ту девушку, в которую я влюбился.

– Не так-то мы и похожи! – расхохотался я. – У меня-то нет седины!

Отец легко хлопнул меня по груди тыльной стороной руки:

– Поосторожней, мальчик, я ведь все еще могу надрать тебе задницу!

Он шутя обхватил Эйвери и приподнял ее. Она взвизгнула.

– Ага! Щас!

Ноги Эйвери снова ступили на траву. Мы помолчали.

– Давно ты не появлялся, Джош.

– Знаю, – кивнул я, скользя взглядом по старой отцовской «импале».

– Зато о Мейбелин ты, я вижу, заботился хорошо. – Папа указал на мою машину. – Значит, чему-то все-таки научился у отца. Эйвери, если тебя он будет беречь хотя бы вполовину так, как бережет эту колымагу, ты счастливая женщина.

Она взяла меня под руку и прижалась ко мне. Я сразу почувствовал себя лучше, когда увидел, что ей весело и что в обществе моего отца она как будто немного расслабилась.

– Он хороший человек. Трудолюбивый. Мне действительно повезло. Вы, наверное, очень им гордитесь.

– Конечно. – От улыбки у отца проступили мелкие морщины вокруг глаз. – Джош когда-нибудь рассказывал тебе, как он описался, повиснув на соседском заборе?

– Нам пора возвращаться к маме, – сказал я, ероша волосы.

Эйвери постаралась сохранить спокойное выражение лица.

– Но вы ведь еще заедете? – произнес отец не столько вопросительно, сколько предостерегающе.

Я кивнул. Он еще раз обнял меня, потом Эйвери.

– Я за этим прослежу, – пообещала она.

– Ну ладно, старик, хватит. Отпусти мою девушку.

Отец сделал шаг назад и окинул нас одобрительным взглядом:

– Хороший выбор, сынок. Правда.

– Спасибо, папа. Я знаю, – ухмыльнулся я и, обхватив Эйвери за плечи, повел ее к машине.

* * *

Сидя за маминым кухонным столом, мы налопались сашими, риса и жареной курятины под соусом терияки, после чего Эйвери отправилась в мою старую комнату принять душ.

Пока она готовилась ко сну, мама топталась на кухне. Подойдя к двери ванной, я услышал стон и постучал:

– Все в порядке?

– Все отлично! – отозвалась Эйвери.

Видимо, это из-за близости моей матери она разговаривала таким наигранно-бодрым голосом. Я вернулся на кухню.

– Эй, может, притормозишь, пока Эйвери здесь? – укоризненно сказал я маме, глядя, как она наливает себе очередную порцию виски.

– Занимайся своими делами, – проворчала она.

Появилась Эйвери с вымученной улыбкой на лице. Заметив мою обеспокоенность, она махнула рукой.

– Ты что-то позеленела, юная леди, – сказала мать, глядя на стакан с бурбоном.

– Я чувствую себя хорошо, – сказала Эйвери, садясь за стол.

– По виду не скажешь!

– Господи, мама! Перестань!

Эйвери покачала головой, беззвучно прося меня не разжигать ссору.

– Как прошла дорога, если не считать многочисленных санитарных остановок? – спросила мать, впиваясь в меня взглядом.

– Нормально. – Эйвери сжала губы.

Она сглотнула. На лбу у нее выступила испарина.

– Детка… – Я протянул к ней руку через стол.

– Все в…

Не успев договорить, Эйвери прикрыла рот и бросилась по коридору к моей спальне.

На кухне было слышно, что ее вырвало. Мама ухмыльнулась. Я вбежал в свою комнату и остановился на пороге ванной. Оттого что Эйвери принимала душ, зеркало запотело.

– Пожалуйста, уходи, – простонала она, стоя над унитазом. – О боже!

Ее опять вырвало.

– Ты же хорошо себя чувствовала? Может, это конфеты?

– Отравление. Наверное, японская еда, – сказала Эйвери между приступами рвоты. – Умираю.

– Я намочу полотенце холодной водой.

– Спасибо. Но потом, пожалуйста, уйди. Не хочу, чтобы ты смотрел.

Я погладил ее по спине, понимая, о чем она говорит. Мне бы тоже не хотелось показываться ей в таком состоянии. Принеся полотенце, я вышел из ванной и через закрытую дверь сказал:

– Зайду проведать тебя через десять минут.

– Пожалуйста, не надо.

Я снял свое старое черно-серое покрывало, поставил на пол мусорное ведро, потом вернулся на кухню и стал шарить по шкафам в поисках чистых стаканов. Мать сидела и смотрела на меня.

– Вот дерьмо… Мама! Стаканы!

– За языком следи. Вода в холодильнике.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросил я, беря две бутылки.

– Ничего не говорю.

Я обернулся: глаза ее были едва приоткрыты. Она пыталась зажечь сигарету от спички. Я поставил бутылки на столешницу, взял коробок и, чувствуя на себе тяжелый взгляд матери, помог ей прикурить. Она подалась к огню, затянулась, выпустила облако дыма, еще раз вдохнула и сдавленно кашлянула.

– Я же вижу: у тебя что-то на уме. Выкладывай.

– Тошнит ее, да?

Мама обдала меня дымом, и я замахал руками:

– К утру поправится. Дорога была долгая. Запах никотина в таких случаях не помогает, если ты об этом.

– Не об этом, – сказала она, продолжая дымить. – Так вот, значит, зачем ты явился. Очередная пассия от тебя залетела, и тебе нужна помощь.

Мама не изменилась. С тех пор как утонула Кейла, трезвая жизнь была ей не по вкусу.

Я хохотнул:

– Ты смеешься? Кому ты можешь помочь в таком состоянии?

– Я не беременна, – тихо сказала Эйвери.

Я повернулся: она стояла, прислонившись к стене кухни, в моих баскетбольных шортах и футболке. Подбородок у нее задрожал.

– Эйвери, – выдохнул я и, схватив бутылки, подошел к ней.

Я попытался ее обнять, она меня отстранила, но, беря из моих рук воду, все-таки заглянула мне в глаза:

– Мне лучше. Пойду спать.

– Я с тобой.

Бросив на мать взгляд из-за плеча, я понадеялся, что больше мне не придется видеть эту женщину. Эйвери зашла в комнату, я за ней. Пока она заползала под одеяло, я запер дверь.

– Эйвери, не знаю, что ты услышала, но…

Я покачал головой, сам точно не зная, что сказать.

– Не надо.

В ее голосе не было злобы, только изнеможение. Она повернулась ко мне спиной и застыла. Я стянул с себя рубашку, стряхнул ботинки и джинсы. Лег, стараясь не качнуть кровать. Мне захотелось обнять Эйвери, но я решил ее не тревожить.

– Видимо, это было до того, как мы познакомились? – Она взглянула на меня из-за плеча. Значит, все слышала. Я закрыл глаза и кивнул. – Тогда иди ко мне.

Я осторожно обхватил Эйвери и прижал к себе. Она вся напряглась, но не отстранилась. Некоторое время мы молчали. Еще никогда секунды не ползли так медленно. Наконец Эйвери сделала вдох и произнесла лучшее из всего, что я слышал в жизни:

– Я тебя люблю.

– И я тебя, – сказал я, прижавшись лбом к ее спине.

– Наверное, нам стоит поговорить об этом… когда ты будешь готов.

Я кивнул и набрал в легкие воздуха:

– Я готов. Ее звали Брук. Мой друг Дэниел познакомил меня с ней тем летом, когда я закончил школу. На вечеринке. Сам он учился в другой школе. Пару раз оставался на второй год, еле выпустился. Уже успел сделать кому-то ребенка – в общем, не парень, а ходячая проблема. Брук уже отучилась на первом курсе и во всем Дэниела поддерживала. Когда она начала со мной флиртовать, мне показалось, это круто. А через месяц Дэниел объявил: «Она беременна». – Я усмехнулся, до сих пор не веря тому, что услышал тогда. – После той ночи мы разговаривали только раз. Отношения нам обоим были не нужны, но ребенок внезапно связал нас. Я не уговаривал Брук от него избавиться. Даже вообще не поднимал эту тему.

Эйвери потянула меня за руки, чтобы я крепче ее обнял.

– Я, конечно, был испуган, но ни разу не попытался склонить Брук в ту или другую сторону. А Дэниел до смерти хотел сыграть супергероя, спасителя. Постоянно предлагал ей поплакать у него на плече. Я сходил с ней в первый раз к врачу. А потом… струхнул. Мне понадобилось свободное пространство. Мы страшно разругались. Наговорили такого, чего на самом деле и не думали. Я на день уехал из города и выключил телефон. А следующим утром вернулся и прочел сообщение: «Еду в клинику». Я попытался дозвониться до Брук. Черт! Я звонил раз двадцать, но она… она не отвечала. – Вспоминая все это, я начал задыхаться. – На дороге была пробка. Когда я добрался до больницы… дело уже было сделано. Больше Брук со мной не разговаривала. – В комнате воцарилась болезненная тишина. – Эйвери?