— Так-таки и никогда? Неужели они не… переспали? — я постаралась придать голосу максимально равнодушный и беззаботный тон. Старик хмыкнул, подушечкой пальца оценивая косу на остроту, и пробурчал себе под нос:

— Ну, со свечкой я не стоял…


Значит, переспали. И, возможно, не раз. И, возможно, для Антуана горничная, старая подружка, была просто средством от скуки или запасным аэродромом. Зато для Антинеи ночи, проведённые с моим маркизом, означали чуть ли не предложение руки и сердца. Знаю такой тип девушек… Психология — отличная наука. Антуан выбрал Николь, потом развёлся и вернулся в замок, но, видимо, не захотел продолжать отношения с Антинеей. Вот тогда-то и начались проблемы с потенцией, желудочные боли и прочие проблемы, связанные с солями таллия. Эта поганка решила, что он не достанется никому, раз не будет с ней. Да ещё и собственноручно приносила Антуану отвар трав каждое утро. Приправив его ядом…


Надо найти таллий. В своей безнаказанности и в полном доверии маркизова семейства Антинеа наверняка не думала о мерах предосторожности и перчатки не надевала… Хоть бы сама траванулась, так ведь нет. Цветёт и пахнет, зараза!


Я подошла поближе к полкам стеллажа, внимательно разглядывая этикетки. Гугл говорил, что производство таллия в качестве крысиной отравы прекратили в семидесятых годах прошлого века. Значит, упаковка должна быть в старом стиле. А ведь я даже не знаю, в какой форме хранится таллий! Порошок, паста или жидкость?


— Интересуетесь гербицидами, мадемуазель Алекс?


Дед Анри оказался у меня за спиной неожиданно, и мне пришлось приложить усилие, чтобы не заорать и не отпрыгнуть. Космос, а вдруг это он отравитель? Сейчас косой вжикнет по шее, и прощай, Алёшка!


— Скорее, ратицидами, — осторожно ответила я, развернувшись к деду вполоборота, чтобы не терять из вида его руки. Впрочем, косу он оставил у входа. Но мало ли…

— Ха-ха! Тогда здесь самая полная коллекция крысиных ядов на всём побережье! — усмехнулся старик. — Впрочем, мы почти их не используем. Ведь Бакарди не объяснить, что приманки лопать нельзя. В замке живут кошки — дикие, но очень эффективные в плане охоты на крыс и мышей. Вот, смотрите.


Он провёл рукой по ряду коробок и склянок:


— Эти самые старые, остались с начала двадцатого века. Их не открывали уже давно… Подумываю сдать их в музей, всё же раритет!


Mort aux rats***. Дохлая крыса на картонной упаковке. Пыль немного смазана поверху. Как же, не открывали. Ещё как открывали! Но кто именно? Я указала старику на коробку:


— Вот эта содержит таллий?

— Похоже, что так. Опасная штука, знаете ли. Не зря его больше нет в продаже… Постойте! Кто-то брал эту упаковку? Скотч сорван!

— Не трогайте! — я вовремя перехватила руку деда Анри. — Здесь могли остаться отпечатки пальцев! Нужно вызвать полицию!

— Полицию? Зачем?


Взгляд голубых глаз пронзил меня насквозь. Цвет другой, а так — глаза Антуана, один в один. И такая же мысленная работа видна.


— Вы считаете, что кто-то кого-то травит таллием?

— Не считаю, а знаю. Кого и чем. А вот кто — не знаю пока.


Отпираться нет смысла. Отравитель не он. Зато он хозяин этого дома и дед Антуана. Влиятельный человек. Вот пусть включит свою влиятельность и вызовет «ажанов».


— Если сопоставить то, что я узнала от вас и от Манон, можно заключить, что Антинеа травит таллием вашего внука и довольно давно, — твёрдо сказала я. — Но у меня нет доказательств.


Дед прищурился и спросил внезапно:


____________________________


* Il y pas de mal (фр.) — ничего страшного. Дословно "в этом нет ничего плохого"


** Mazot (фр.) — пристройка, шале, маленький садовый домик раньше


*** Mort aux rats (фр.) — крысиный яд

Глава 22

Антуан лежал на больничной койке. Бледный, неестественно осунувшийся. На груди пришлёпки с проводами, ведшие к кардиографу, который тихонечко попискивал, высвечивая зелёную кривую сердечного ритма. Космос, мой бедный маркиз… Я подошла к нему, взяла за руку.


— Он скоро проснётся, — успокоил меня молодой врач.

— Каковы прогнозы? — спросила я с замирающим сердцем.

— Ну… — доктор замялся слегка, потом продолжил рассуждающим тоном: — Состояние стабильно тяжёлое, уже повезло, что сходу знали, чем отравился… М-м-м, проводим дезинтоксикологические процедуры в полном размере. Гемодиализ, поддержка почек и печени.

— Он поправится?

— Не могу сказать, будем смотреть, как отреагирует организм. Возможны необратимые последствия… Всё очень индивидуально. Но его жизнь вне опасности.

— Спасибо, — кивнула я и просительно взглянула на врача: — Можно, я посижу немного с ним?

— Вреда не вижу, но не задерживайтесь. Ему необходим отдых.


Доктор вышел, а я присела на край кровати, всё ещё держа маркиза за руку. А он приоткрыл глаза, спросил тихо:


— Альошка, это ты?

— Я.


Слёзы защипали веки изнутри, но я мужественно сдержалась, не заплакала. Только улыбнулась:


— Как ты себя чувствуешь?

— Ругаться можно? — слабым голосом осведомился он. Я покачала головой. Антуан скривил губы:

— Тогда паршиво.

— Ничего, всё будет хорошо, — я не знала, что ему сказать.

— Где… она?

— Увезли на психиатрическое обследование, — я поняла, о ком речь, и на этот раз не сумела удержаться от личной оценки: — Сука она, а не сумасшедшая!

— Я кретин, — простонал Антуан, прикрывая глаза.


Спорно, но, несомненно, верно в плане самокритики. Поэтому я не стала разубеждать его:


— Ты кретин.

— Интересно, почему это я кретин? — он наморщил лоб, видимо, не ожидал такой реакции. Я усмехнулась:

— Потому что спал с девушкой, на которой не собирался жениться.

— Ну… Я и с тобой спал, — ляпнул он, а потом сообразил. Я засмеялась:

— Отличное заявление! Очень сильно, браво! Но я не сержусь, спишем это на болеутоляющие и прочие лекарства, под воздействием которых ты находишься.

— И на мой кретинизм…

— И на твой кретинизм, раз тебе так хочется.


Он сжал пальцами мою ладонь:


— Если бы не ты, Альошка… Если бы ты не пришла вовремя… Я бы сдох.

— Ты бы сдох.


А что ещё ему сказать? К тому же, я твёрдо решила сегодня же вернуться домой. А это значит, что у нас сеанс правды. Только правды, всей правды и ничего, кроме правды.


— Как ты ловко управляешься с яблоками, — усмехнулся Антуан. — Я думал, ты мне в лоб им пульнёшь! Наверное, в детстве ты была ужасным сорванцом?

— И вовсе нет! — деланно оскорбилась я. Не угадал, мой маркиз. А вот тренировки с теннисными мячами вместо оружия по движущимся мишеням — это было, это да. Я даже достигла некоторых успехов в метании мячиков вслепую. Поэтому попасть яблоком по стакану, из которого Антуан пил поднесённый ему отвар трав с убойной дозой таллия, было для меня плёвым делом. Маркиз даже двух глотков не успел сделать… А Антинеа бросилась на меня с прытью пантеры, защищающей детёныша. И ведь не подумаешь никогда, что эта полненькая девушка может так быстро преодолеть несколько метров и вцепиться в волосы! К счастью, вцепляться было практически не во что, и мне удалось в два счёта заломить ей руку за спину простеньким болевым рычагом, которым пользуются опера при задержании… Тогда-то Антинеа и начала вопить про свою любовь к Антуану, про то, что собиралась умереть вместе с ним, что «не доставайся же ты никому!»


А мне стало страшно. Если бы я не успела? Если бы не подумала вовремя о двухлетней привычке маркиза пить свои грёбанные травки?


Мы немного помолчали. Антуан ласкал пальцем мою ладонь, а я собирала всё своё мужество в кулак. Неделю назад вряд ли муки совести омрачили бы моё настроение. Тогда я была настроена решительно и следовала заданному курсу. А сейчас… Антуан стал мне дорог настолько, что подленькая мыслишка не возвращаться домой и просто остаться с ним иногда проскальзывала в голове. Но я отгоняла её с воинственными кличами. Надо заполучить чёртов перстень и отдать его Смородинову, а взамен получить свою семью. Семья — это самое ценное, это то, что нужно защищать и холить, а любовь… Просто игра. И ничего больше.


— Нам надо поговорить, — наконец сказала я. И даже голос не дрогнул. Мне можно гордиться выдержкой.

— О чём, Альошка?

— О важном. Видишь ли… Я не та, за кого себя выдаю.

— Давай поговорим об этом потом, когда я выйду из больницы, — он сжал мою руку, улыбнувшись, но я качнула головой:

— Тогда будет уже поздно, мой маркиз… Я аферистка. Воровка.

— Зачем ты?

— Затем. Я приехала сюда не на отдых, а по делу. Вот это кольцо…


Я коснулась пальцем хамелеона, ощутила его твёрдость и холодность. Вздохнула.


— Я знаю, у кого и как ты его купил. Приехала за ним. Понимаешь, я украла его.

— Подожди, Алекс, о чём ты? Я действительно заказал этот перстень, дал задаток, посредник купил его и всё!

— Посредник не купил его. Возможно, хозяин перстня отказался продавать. Посредник нанял нас. Я украла кольцо. Но владелец каким-то образом вычислил меня и потребовал свою собственность обратно.


Всё это я говорила ровным, ничего не выражающим голосом. А внутри кричала, рыдала, умоляла поверить мне и простить… Злилась на себя. Ничего не могла с собой поделать. Избегала взгляда оливковых глаз. Умирала с каждым словом.


Антуан молчал, и я замолчала тоже. Нервы были так напряжены, что, казалось, ещё одно слово, движение, вздох — и они просто порвутся, самоуничтожатся. А потом маркиз спросил: