Николь… Она имела прекраснейший мотив для убийства: ведь после развода получала только половину совместно нажитого имущества, а в качестве вдовы — всё. Однако с возможностью было не очень ясно. Жила отдельно, в замок приезжала два раза в год, как сказал Антуан. Конечно, можно и в каждый приезд подсыпать отраву в травки, но мне отчего-то думалось, что Валери заготавливает для маркиза небольшие порции. На шесть месяцев их бы точно не хватило.


Кухарка и горничная. У них, разумеется, у обеих была расчудесная возможность отравить все блюда и напитки в доме, но я не видела достаточных мотивов.


— Кто же из них? — спросила я задумчиво у неба, разминая пальцами мышцы икры. — Кто?


Чтобы получить ответ на этот вопрос, надо поговорить со всеми. Кроме Николь и Габриэлы, конечно. Ну что же… Этим я и займусь прямо сейчас.


Кого проще всего застать в девять утра в доме аристократов? Кухарку с горничной. Встав со скамейки, я решительным шагом направилась в дом. Время завтрака, посмотрим, можно ли разговорить ещё незнакомую мне Манон.


В кухне было светло, кристально чисто и жарко. Кухарка — толстая, высокая, мощная женщина — возилась у плиты, что-то перемешивая венчиком. Заметив движение за спиной, обернулась и приветливо заулыбалась:


— Доброе утро! Это вы гостья маркизов?

— Я. Вот, хотела кофе выпить…

— Так это вам в столовую надо! Я принесу или вон Антинею пришлю.

— Спасибо, но мне бы по-домашнему… Я могу и здесь!


Кухарка слегка растерялась, увидев, как я уверенно сажусь на стул возле небольшого столика, но взяла себя в руки, принялась шаманить возле компактной кофемашины. Так, самое главное, чтобы завоевать расположения человека, — это похвалить что-то ему дорогое. Например, квартиру, ребёнка или место работы.


— Какая у вас чистая кухня! Даже не верится, что здесь готовят каждый день, — сказала я совершенно искренне. Манон хмыкнула себе под нос и даже подбоченилась слегка. Машина зафырчала, выдала струйку кофе, аромат которого почти мгновенно наполнил кухню, мешаясь с запахом свежей выпечки из духовки. Кухарка быстро сервировала сахар, сливки в маленьком кувшинчике, непонятно откуда взявшиеся тосты и к ним масло, розетку варенья и кусочки жёлтого сыра, потом поставила чашечку с кофе на блюдечке передо мной:

— О да, мадемуазель! Я готовлю на этой кухне каждый божий день вот уже без малого двадцать пять лет!

— Ничего себе!


Я снова удивилась абсолютно искренне. Это же в каком возрасте она начала работать на маркизов? Ей же лет сорок, не больше!


— Вы, должно быть, спрашиваете себя, сколько мне лет? — с непонятным торжеством продолжила Манон. — Так вот, мадемуазель, простите, не знаю вашего имени, мне пятьдесят один год!

— Ничего себе! — повторила я, потому что не знала много подобных выражений на французском.

— Вот так-то! Вы кушайте, кушайте тартинки, — повариха заботливо подвинула ко мне тарелку с тостами.

— И как же вы справляетесь одна? — поддавшись на искушение, я принялась намазывать маслом тонкий ломтик багета.

— Ну почему одна? Вот Антинеа помогает, хотя она больше на уборке да на стирке. Когда я ей помогу убраться в комнатах… За огородом вдвоём смотрим. Племянница она моя. Родители её отдали Господу душу, когда бедной девочке было тринадцать. С тех пор она живёт здесь, со мной. Больше у неё никого нет.

— Примите мои соболезнования, — пробормотала я. Но кухарка махнула рукой:

— Что уж там, мой зять был сам виноват. Пьяный садился за руль, вот и не справился с управлением. Ладно, девочку не взяли с собой в тот раз… Но здесь Антинею все очень любят, да и она усердная, порядочная, работящая. С мсьё Антуаном всё дружила в юности, пока он не женился и не уехал отсюда…

— Вот как?


Дружбу Антуана и Антинеи я машинально отметила крестиком, а потом сказала небрежно:


— Я видела, она даже отвар травок носит ему по утрам.


Кухарка сразу замялась, наверняка вспомнив, в качестве кого меня позиционировали в доме. Потом быстро сказала, глядя на молоко, которое мешала в кастрюльке:


— Она привыкла. Мадам не всегда просыпается рано, а отвар надо делать свежим, иначе он выдохнется, и пить за полчаса до еды. Вот Антинеа и взяла на себя эту обязанность.


Я отпила глоток вкусного кофе и заметила:


— Валери так заботится об Антуане… А ведь не родная мать.

— Ох, она очень душевная женщина, наша мадам! — покачала головой Манон. — Гораздо душевнее предыдущей, только я вам этого не говорила… Матушка мсьё Антуана была такой занятой, деловой, непонятно даже, когда умудрилась ребёнка сделать! Мальчик-то туда-сюда мотался в детстве — из Парижа в Вильнёв, из Вильнёва в Париж… Там Габриэла за ним смотрела, тут я пестовала, а как мадам появилась, так полегче стало. Мадам его всё водила на всякие кружки, а то в спортзал, в бассейн, на музыку… Добрая она, заботливая. И мсьё Антуана любит, как родного сыночка, своих-то уже поздно было делать…


Ага. Ясно. Валери в роли заботливой мамочки. Но травки-то её…


— А потом Антуан женился и уехал в Париж жить с Николь, — подбросила я кухарке новую тему для беседы. Манон даже руками всплеснула:

— Я всегда говорила, что эта девушка совсем не подходит мсьё Антуану! Она… она… она такая же, какой была его мать, первая мадам! Сухая и бесчувственная! Нашему мальчику нужна такая невеста, как вы — открытая и добрая… Ой, простите!


Смутившись, она снова отвернулась к кастрюле, подхватив её с огня за секунду до того, как молоко вздыбилось пеной.


— Il y pas de mal*, — усмехнулась я. — Но Антуан с ней видится редко, не так ли?

— К счастью, редко, но, когда разведётся окончательно, совсем не будет встречаться с этой… алчной акулой…


Вот и ещё одна галочка — в замке знают, что Антуан ещё связан узами брака с Николь. Значит, корыстные цели Валери необоснованны. Кроме корыстных возможны, конечно, и чисто семейные, но мой инстинкт говорил, нет — кричал, что они тут ни при чём. И Валери ни при чём. Травки её, а отравки — нет. Кроме Валери, к отвару имела доступ Антинеа, но зачем ей травить «мсьё»? Ведь они дружили с маркизом…


— Простите, мадемуазель, вы выпили ваш кофе? — прервала мои мысли кухарка. — Мне просто нужен стол… Простите ещё раз, давайте я вам сервирую всё же в столовой!

— Нет, спасибо, я уже закончила. Пойду погуляю по парку, говорят, тут много экзотических растений.


Манон закивала, убирая посуду со стола, и охотно отозвалась:


— Да, мсьё Анри постоянно возится с ними, с утра до вечера буквально!

— А где его можно найти в это время?

— Так в мазо** с инструментами, наверное. Вон там, смотрите — видите оградку из туи? Вон те шары и конусы! Там он держит все свои мотыги и тяпки, а по утрам часто их точит, слышите? Вжик, вжик… Это мсьё Анри.

— Спасибо за беседу и за кофе, Манон, — улыбнулась я и вышла из кухни.


Туи были подстрижены идеально. Просто рай и отдых для глаз перфекциониста. И расположены строго по очереди и на равном расстоянии друг от друга. Любуясь такой красотой, я обогнула оградку и попала на небольшой пятачок перед скрытым от праздных взглядов строением. Деревянный домик из досок, потёртых временем и непогодами, смотрелся почти как замок — живая история живых людей, которые его построили и использовали. Тяжёлые двустворчатые двери были наполовину распахнуты, и изнутри доносился резкий металлический звук заточки «Вжик, вжик! Вжик, вжик!»


Я заглянула в мазо и увидела деда Анри. Вид у старого маркиза был совершенно неподобающий для аристократа: старые штаны с заплатами на коленях, полосатые подтяжки, рубашка в клеточку норвежских лесорубов и резиновые сапоги времён первой мировой войны. Седые волосы вокруг лысины были растрёпаны, старик сосредоточенно строгал бруском по лезвию огромной ручной косы. Заметив меня, остановился и приветливо улыбнулся:


— Доброе утро, мадемуазель Алекс. Ранняя прогулка?

— Пробежка. Доброе утро. У вас в поместье уникальный воздух.

— Есть такое дело, — кивнул дед Анри, продолжив работу. — Вы вчера вернулись с Антуаном?

— Позавчера. А вчера провели весь день на пляже.


Пока он точил косу (Косу? Серьезно? У них что, нет газонокосилки?), я осматривала избушку почти на курьих ножках из чистого любопытства. Газонокосилку нашла пылящейся в углу, а ещё всяческие тяпки, вилы, лопаты, грабли и целую коллекцию самых разных секаторов.


— Я думал, мы больше вас не увидим, — небрежно ответил старый маркиз.

— Да? Интересно, почему?


Моё внимание привлекли канистры и банки непрозрачного стекла, наполнявшие стеллаж у стены. На многих была наклейка с черепом и костями. Яд… Возможно, где-то здесь стоит таллий. Как-то надо его найти. Вдруг на упаковке остались отпечатки пальцев отравителя? Ладно, отравительницы. Дед ехиден, но это его единственный недостаток…


— С мальчиком рядом не задерживается ни одна девушка! — хмыкнул старик. — Даже не пойму, почему. У него, конечно, характер свинячий, но, в принципе, он неплохой парень…

— А как же Антинеа? — думая о том, в какой упаковке может содержаться таллий, я ляпнула наугад, но, к своему удивлению, попала точно в яблочко. Дед Анри резко остановился. Вжиканье смолкло, и я обернулась. Он смотрел на меня выцветшими глазами из-под набрякших век и молчал, словно оценивал, стоит ли отвечать. Потом, видимо, решился и сказал не слишком охотно:

— Антинеа всегда была привязана к Антуану, но никогда не получала от него поощрения.


Так-так. Интересно. Привязана или влюблена? Я вспомнила взгляд горничной, вчера утром. Она смотрела на меня, как на врага народа. Словно это я убила её родителей… Стоп. Девочка втюрилась, как кошка, в красавчика маркиза, её ровесника, с самого нежного возраста, ведь попала в замок в тринадцать лет. А её любимый однажды взял и женился на Николь… Шестерёнки в моих мозгах заскрипели. Горничная травила Антуана?