Крис ошарашено смотрит на меня. Я чувствую, что сейчас разрыдаюсь окончательно, и делаю глубокий вдох, снова вытирая слезы, приказывая глазам перестать плакать. Я подхожу к нему, принуждая себя увидеть кого-то нового, не видеть Кэла, а увидеть... Криса.

– Я... прости. Пожалуйста, не плачь, – его голос дрожит, а лицо Криса – я еще таким не видела.

Я вижу, как он нервно оглядывается по сторонам, руки в поисках кармана, и вытаскивает платок, очень похожий на те, которые обычно бывают в фастфудах. Я беру его и вытираю глаза.

– Я знаю, ты не просил этого, – говорю я. – Знаю, что это не твоя вина. И я знаю, что ты хочешь верить в то, что это все не твои проблемы, но это так, и мои тоже... Но это не проблемы Кэйлен . – Я очень хочу принять тот факт, что ты не Кэл, что ты не мой муж, но у меня не получается. Но я не могу освободить тебя от обязанности быть отцом Кэйлен . Ты – часть ее, – говорю я достаточно упрямо, чтобы передать весь смысл, но в то же время достаточно мягко, чтобы не испугать его, ­– и в этом я точно уверена. Это все, что я могу тебе сказать.

Снова наступает тишина.

Я подхожу к дивану и сажусь, закрывая голову руками. Через пару минут я слышу, как Крис садится рядом со мной. Я поворачиваюсь к нему, он задумался, сложив руки. Я никогда не видела его... Кэла... таким раньше. Кэл никогда не подавал виду, что что-то не так, кроме того единственного случая, когда он был чем-то расстроен, он всегда пытался скрыть это. И у него это очень хорошо получалось.

– Мои родители сказали, что он... Они описывают его как... – Крис останавливается на полуслове, как будто пытается найти правильные слова, боясь меня обидеть.

– О, я знаю, – отвечаю я. – Твой отец не постеснялся рассказать мне, что он думает о Кэле, – говорю я со вздохом.

– А он... он был...?

– Тот человек, которого описывают твои родители – таким со мной Кэл не был, – говорю я ему, внимательно рассматривая свои руки. – Не пойми меня превратно, он мог быть высокомерным, трудным и насмешливым... очень, – честно рассказываю я. – Но это еще не все, что было в нем, – в защиту добавляю я. – Он был гораздо больше, чем это. Он мог быть добрым... заботливым... защитником, – улыбаюсь я, вспоминая наши прежние отношения, как я была влюблена в Кэла, как в школе, когда была влюблена в учителя. Боже, Кэл взял меня за палец. Я смеюсь над нелепостью этого жеста. – Он очень умный, уверенный и умеет убеждать, он мог говорить с кем угодно, делая то, что хочет. Он был красив, невероятно сексуален... – продолжаю я со смехом, прежде чем понимаю, что я только что сказала... «О Боже, я сказала это вслух!»

Я мельком смотрю на Криса и вижу, что его щеки ярко-красные. «Он покраснел!» Я понимаю, что за всю свою жизнь я никогда не видела, чтобы Кэл краснел. Смотрю пристальнее... «Скажи же что-нибудь!»

К счастью, звонок его телефона нарушает это неловкое молчание. Крис вынимает и смотрит на него.

– Извини, – говорит мужчина.

Я киваю, и он отходит на несколько шагов, чтобы ответить на звонок. – Привет! Да, я знаю, что-то случилось? – по его тону голоса я могу понять, что звонит она. – Я уже еду прямо сейчас... Увидимся... Я тоже тебя люблю.

Я не могу подавить приступ ревности... больше ревности, чем приступ боли... больше похоже на то, что кто-то просто ударил меня в живот и встал на грудь. Человек, которого я люблю, или человек, который похож на человека, которого я люблю, одним и тем же голосом признается в своей любви другой женщине. Понимаю, что это она, он трогает ее за руки, целует... «О, Господи, мне нужно перестать думать об этом».

– О том дне... Я обычно не такая, – потираю шею.

– Ничего, забыли, – искренне говорит он.

– Она знает обо всем этом? – спрашиваю я, когда Крис вешает трубку, но мое внимание сосредоточено на потолочном вентиляторе.

– О некоторых вещах, – издавая глубокий вздох, говорит он.

Я киваю. Не знаю, что это за ответ, но решаю не настаивать дальше.

– Я... я должен... – начинает оправдываться Крис.

Я слабо улыбаюсь, позволяя ему понять, что не стоит, и иду с ним к двери.

– Мама сказала, что ты из Чикаго. Как долго ты здесь еще пробудешь? – нерешительно спрашивает Крис.

– Что ж. Я из Сагино, но живу в Чикаго, – поправляю я его, приближаясь к двери.

Я почесываю голову, и понимаю, что у меня достаточно денег, чтобы заплатить за еще один день в гостинице, потому что забыла свои кредитные карты.

– Я должна вернуться к Кэйлен , скорее всего, завтра утром, – говорю я, когда мы достигаем двери.

– О, – он немного хмурится, будто бы думал, что я останусь здесь подольше.

– У меня есть немного вещей, о которых надо побеспокоиться по возвращении домой. Это займет у меня пару дней, но я могу вернуться, и... Позволить тебе увидеть ее. Мы можем начать что-то делать, – говорю почти непоследовательно из-за этой непривычной ситуации, в которой мы находимся.

– Было бы здорово. Я бы хотел, чтобы у нас было много работы, – говорит он.

Я не уверена, шутит он или нет.

– Позволь мне дать тебе мой номер мобильного телефона, – говорит Крис.

Я поворачиваюсь, чтобы достать телефон и передать его ему, через несколько секунд Крис вбивает свой номер, и передает мне свой, и я делаю то же самое.

– Теперь у тебя мой домашний номер, – говорит он после того, как я закончила, и мы неловко обмениваемся телефонами, как если бы мы старались не прикасаться друг к другу.

Крис открывает дверь и выходит. Это неловкий момент, и мы оба смеемся над нашим очевидным дискомфортом.

– Я просто поняла, что у нас никогда не было шанса по-настоящему... м-м-м... – я смотрю на него смущенно, протягивая руку.

– Я – Крис, – мягко улыбается он.

Я рассмеялась, понимая, что у нас никогда не было возможности должным образом познакомиться.

­– Я – Лорен, – сказала я, пожимая его руку.

Глава 34

10 марта 2013 года

Забавно, как однажды может измениться весь ход вашей жизни. Даже день – за несколько секунд. В тот момент, когда вы узнаете, что у вас будет ребенок, или в тот день, когда вы получаете плохое медицинское заключение. Это момент когда вы знаете, что ваша жизнь никогда не будет той, какой была до тех пор, пока не произошли эти несколько секунд.

Я тысячу раз входила в дверь пентхауса. И каждый раз тайком надеялась, что Кэл будет там, сидя на кушетке, его глаза расскажут так много и одновременно так мало. И тогда время останавливается. В этот момент становится неважным, где или кем был Кэл, и только то, что он дома, и что любит меня и не может оставаться в стороне имеет значение. Конечно, я надеялась, что, будет разумное объяснение – обстоятельства, которые были вне его контроля, и которые удерживали его от меня, от нас и нашей семьи.

Каждый сценарий, который представляла, происходил по-разному и неопределенно, в глубине души я никогда не интересовалась объяснениями, Кэл просто возвращался домой, и моя семья становилась полной. Когда Кэл ушел, я почувствовала, что часть меня исчезла. Эта часть меня была цельной, но не совсем устойчивой.

Я вспоминаю дни одиночества, когда вернулась, узнав о беременности. Даже тогда я пыталась убежать от воспоминаний о моем муже, ненавидя его всем своим существом. И все равно каждый день мой живот становился все больше и больше, когда часть Кэла росла внутри меня. Любовь и ненависть терпели крах, сражаясь в бесконечной битве, которая бушевала во мне. Я хотела стереть существование Кэла из своей памяти, но каждый день, входя в дверь, все еще втайне надеялась, что он будет там.

Я знаю, насколько смешной была идея пытаться сохранить свою надежду в тайне, даже от самой себя. Мысль о желании вернуть человека, который бросил беременную жену, была слишком жалкой даже для моего подсознания. «Хорошо, Кэл не знал, но все же, почему я мучительно держалась за надежду, неоправданную, фактически недостижимую?» Но я делала это и все еще надеялась на нас с Кэлом. Теперь же надежда исчезла совсем. Я впервые понимаю, что его не будет там. Тот, кого я любила и ненавидела все эти годы, всего лишь вымысел воображения человека по имени Крис... или нет, и это мой ум слишком истощен, чтобы справиться со всей этой ситуацией.

Я думала, что все будет совсем по-другому, когда вернусь из Мэдисона. В конце концов, я убедила себя, что это возможность начать все заново и оставить прошлое таким, каким оно было, заставить себя посмотреть на это, как на жизненный опыт. Я представляла себя идущей через дверь, глубоко вздыхающей от обременяющего груза.

Все те дни, когда я не знала, жив ли Кэл, ранен ли он, с кем находится, вспоминает ли обо мне, знает ли о Кэйлен … тяжесть от всего этого уходит и освобождает меня.

Но сейчас, когда я прохожу через эту дверь, чувства ошеломляют, они почти такие же подавляющие, как и в тот день, когда ушел Кэл. Я думала, что убедила себя, что могу прогнать его из своей жизни, из своей памяти и мыслей. Убедила себя, что могла бы справиться с этим и что эта реальность дала мне завершение, которое было нужно, чтобы двигаться дальше. Но, проходя в эту дверь сейчас, в реальном времени, чувствую, что меня ударили кулаком под дых, воздух ушел из моих легких, и я не могу дышать.

Реальность этой ситуации бьет меня, как тонна кирпичей, и я не могу избежать падения на пол. Я пытаюсь перестать плакать, но чем больше стараюсь, тем тяжелее мне дышать. Я хочу захлопнуть за собой дверь и прикрыть голову. И обещаю себе, что выплачу последние слёзы о Кэле в Мэдисоне, что выйду из этой двери сильнее, а не слабее, и буду готова закрыть эту главу своей жизни, что готова начать все заново.

Теперь я понимаю, что была идиоткой, думая, что могу быть готовой к этому, но это не так. Я так устала от этого чувства и не знаю, что сделала, чтобы заслужить это. Влюбиться и отдать всю жизнь человеку, которого даже не существует, и теперь делить ребенка с кем-то, кто даже не знает, кто я. «Как я могу объяснить это кому-нибудь?» Я сама едва смирилась с этим. «И теперь должна делать вид, что ни чего не случилось, глядя в лицо человека, с которым была связана?»