– Зачем ты, собственно, здесь, Ди? Ты ведь всегда питала отвращение к городской жизни, с самого первого твоего выезда в свет. Так что привело тебя в Лондон теперь?

Дейрдре заняла свое место на софе и жестом пригласила брата сесть рядом.

– Арман, я решила, что мне пора замуж.

– Пора! С твоей внешностью это будет нетрудно. К тому же ты тогда перестанешь вмешиваться в мою жизнь и займешься бедным малым, который возомнит себя твоим господином и повелителем.

Дейрдре пропустила слова брата мимо ушей и продолжила:

– Но, Арман, как я могу найти мужа, когда мой младший брат повергает в шок весь лондонский свет?

– Послушай, Ди! Неужели ты можешь говорить такое всерьез? – вспылил Арман. – Не сваливай на меня отсутствие женихов у твоих дверей! Если память мне не изменяет, ты отвергла не менее двух десятков предложений, которые любая обычная девушка была бы счастлива принять. Не мое поведение, а твое мнение о мужчинах тому виной! Кто, – продолжал он печально, – принял твою сторону в ущерб мнению мамы в конце твоего первого сезона, когда она хотела выдать тебя замуж за этого парня, сэра Эдриана? Я помню твои слова! Ты сказала, что все мужчины, которых ты встречала, – самодовольные надутые типы, которые хотят, чтобы женщины были хорошенькими пустоголовыми куколками, а ты не желаешь иметь такого мужа!

– Я это сказала? – спросила Дейрдре с улыбкой.

– Ты знаешь, что сказала! Так отчего такая перемена во взглядах?

Дейрдре помолчала в раздумье, потом задумчиво произнесла:

– Tempus fugit. Время, мой дорогой мальчик, всех нас превращает в трусов. Мое мнение о мужчинах не претерпело особого изменения, но постепенно мне открылось, что для леди, которая желает нянчить собственных младенцев, удобнее, если она закрепит за собой какого-нибудь подходящего мужчину и поведет его к алтарю, желательно до того, как заведет детей. Видишь, я самая обычная, такая же, как все.

– Разве? – спросил Арман с сомнением.

– Это правда! – твердо ответила Дейрдре. – И задача эта вполне мне по плечу.

– Но почему ты так рассуждаешь? Хоть ты мне и сестра, я признаю, что ты красивая кобылка, хотя на мой вкус и слишком властная. Не думаю, что на твоем пути возникнут какие-нибудь сложности.

– Благодарю тебя. Это очень благородно с твоей стороны, – ответила Дейрдре, пытаясь скрыть улыбку. – Я бы хотела, чтобы ты доверял мне, но ты должен помнить, что мне уже двадцать четыре и первый цвет юности осыпался. Приданое у меня ничтожное. Едва ли я могу надеяться, что искатели моей руки выстроятся в очередь. – Дейрдре посмотрела на брата с укором и улыбнулась: – Ты не должен мучиться из-за меня угрызениями совести, Арман. Откровенно говоря, я почти примирилась со своим одиночеством. Если моя попытка окажется неудачной, начну носить кружевные чепчики и объявлю миру, что я убежденная старая дева. Возможно, моя судьба – остаться в девушках. Когда ты остепенишься и заведешь собственный дом, я, естественно, готова вести твое хозяйство – во всяком случае до тех пор, пока ты не найдешь подходящую жену. Признаюсь, что на этот счет у меня есть некоторые сомнения, потому что я сознаю, что две женщины в одном доме с трудом могут сосуществовать без ссор...

– Довольно! – рявкнул Арман, ужаснувшись картине, представшей перед его мысленным взором. – Чего ты хочешь от меня?

Дейрдре снова улыбнулась.

– Я знала, что могу на тебя рассчитывать, – сказала она с удовлетворением, вызвавшим подозрительный блеск в темных глазах Армана. – И право же, у меня нет ни малейшего желания доставлять тебе больше неудобств, чем необходимо.

– О, ты и не доставляешь, – ответил он с мрачным видом. – Пожалуйста, скажи мне только простыми и ясными словами: чего ты хочешь от меня.

– Ну, чтобы ты сопровождал меня на светские вечера и балы.

– Считай, что это сделано!

– И ты все еще будешь играть в этих ужасных притонах?

– Я ограничусь на это время приличными игорными домами и клубами. Дальше!

– Естественно, ты должен меньше драться на дуэлях.

– Как пожелаешь. Это все? – спросил язвительно Арман.

– А как насчет миссис Дьюинтерс? – спросила в свою очередь Дейрдре с надеждой в голосе, приблизившись наконец к самой существенной части разговора.

– Что насчет миссис Дьюинтерс? – Арман стал еще мрачнее, а глаза его гневно сверкнули.

– Не можешь ты на время этого сезона оставить ее? Или я прошу слишком многого?

Арман вскочил с места и в ярости воскликнул:

– Ты не знаешь, о чем просишь! Ты ничего не понимаешь в таких вещах, Ди! Да и откуда тебе знать? Ты ведешь уединенную жизнь. Такие девушки, как ты, совершенно не представляют себе... Впрочем, не важно! Я не могу тебе этого объяснить. Досгаточно сказать, что в этом случае твои знания весьма ограниченны, как и должно быть, а твое вмешательство в мою личную жизнь непристойно!

Тон, каким разговаривал с ней младший брат, вывел Дейрдре из себя.

– Я все прекрасно понимаю, – огрызнулась она, – и, по моим наблюдениям, Рэтборн тоже не такой простак! Если миссис Дьюинтерс предпочитает тебя, тогда почему не пошлет графа ко всем чертям? Пора повзрослеть, Арман! Человек с отвагой Рэтборна умудрен жизненным опытом и никогда не сделает себя посмешищем!

– Она его боится! Я пытался убедить ее отказаться от его протекции, но напрасно! Похоже, у него есть способ удерживать ее, но ведь, в конце концов, он состоит всего лишь из плоти и крови. Я бы с ним справился, если бы поставил перед собой такую цель.

– Понимаю! – проговорила Дейрдре. – И ты собираешься вызвать графа на поединок, защищая интересы миссис Дьюинтерс, женщины, которую ты знаешь... Как долго ты ее знаешь? Месяц? Но для сестры, всегда защищавшей твои интересы, ты не сделаешь ничего!

– Это несправедливо, Ди! Я не сказал, что собираюсь вызвать графа. Но я не могу бросить миссис Дьюинтерс. Если же он сочтет необходимым вызвать меня, то как джентльмен я не смогу отказаться... У меня нет выбора.

Дейрдре поднялась на ноги и умоляюще посмотрела брату в глаза:

– И это твое последнее слово, Арман? Ты не сделаешь этого для меня?

– Пойми, Ди, – с чувством произнес Арман, хватая сестру за руку, – я сделаю все, что ты хочешь, в пределах разумного. Но за поступки Рэтборна я не могу нести ответственность.

Дейрдре покинула брата, понимая, что дальнейший спор не поколеблет его решимости. Она добилась некоторых уступок, однако не чувствовала удовлетворения, потому что разве имело значение, кто кого вызвал на дуэль? Дуэли с Рэтборном следовало избежать любой ценой. Другие мужчины могли пощадить юного, неопытного и горячего мальчишку, как бы он себя ни вел, но Рэтборн был непредсказуем, и Дейрдре не хотелось довериться его благородству в том, что касалось ее счастья.

Внезапно ей стало ясно, что Арман своей бесшабашной отвагой дает графу отличную возможность наказать ее, и от этой мысли Дейрдре похолодела. Однажды она сбросила со счетов такую вероятность, но Рэтборн оставался для нее загадкой. Арман был прав. Человек не мог заработать прозвище Дикарь только благодаря отваге на поле брани. Она, Дейрдре, должна была найти способ защитить брата от гнева графа. Должна.

Глава 4

Дейрдре оставила горничную у двери дома, а сама отправилась на прогулку по Бонд-стрит. Неудачное свидание с Арманом лишило утро всякой прелести. Было уже более десяти часов утра, улица быстро заполнялась мелкими торговцами и разносчиками товара, но Дейрдре не замечала ничего из происходившего вокруг. Она словно ослепла и оглохла, не обращала внимания на восхищенные взгляды, которые бросали на нее мужчины со всех сторон. Все ее мысли были заняты проблемами брата и воспоминаниями об их недавнем разговоре.

«Откуда ты его знаешь?» – спросил Арман, и ее мысли тотчас же обратились к ее первому и единственному сезону в Лондоне, когда она была неопытной девочкой и верила в галантность и честь и во все подобные глупости, в какие верят юные невинные девушки, прежде чем жизнь превратит их в циничных женщин.

Дейрдре сказала Арману правду о своей первой встрече с графом Рэтборном на светском вечере, но она не стала посвящать его в подробности, навсегда запечатлевшиеся в ее памяти. Тогда, на балу, ее представила Рэтборну подруга Серена Бейтман, и Дейрдре тотчас была сражена его обаянием и красотой, которым трудно противостоять юной девушке. Граф равнодушным взглядом скользнул по ней и тотчас же отвернулся, решив, вероятно, что она не стоит его внимания. Это породило в Дейрдре стойкую антипатию к графу. Она тоже выбросила его из головы и не вспоминала о нем до того момента, пока в тот же вечер случайно не забрела в комнату, где шла карточная игра и где хозяйка насильно усадила ее играть в пикет. Когда Дейрдре осознала, что сидит напротив Рэтборна и должна играть против него, она чуть было не обратилась в бегство, но один взгляд на его насмешливое лицо лишил ее сил двинуться с места. Она будто окаменела.

Вначале она играла, намеренно демонстрируя крайнее внимание новичка, но после того, как выиграла в первом роббере, притворилась, что крайне изумлена и обрадована-неожиданной удачей. Дейрдре решила заставить человека, сидевшего напротив со скучающим видом, обратить на себя внимание. Она уловила раздражение в поведении графа и нарочито поспешила подавить в себе приступ смеха. Когда наступила очередь Дейрдре сдавать карты, она принялась тасовать и раздавать их с ловкостью умелого и завзятого игрока и услышала, как граф недоверчиво фыркнул, но встретила его подозрительный взгляд невинным взором. Подавив и на этот раз свою естественную реакцию, Дейрдре изобразила скуку и принялась зевать, прикрывая лицо веером, и выбрасывала свои карты с кажущимся безразличием, не глядя в них. Разумеется, она обыграла графа и мысленно поблагодарила преподобного Стэндинга за науку, преподанную когда-то ей, и часы, проведенные в его обществе, во время которых она могла оттачивать свое мастерство.