— Принцесса, — отчаянно вскричал призрак Султана, — своими непрестанными разговорами о призраках ты наводишь на меня смертельный ужас! Я начинаю чувствовать себя каким-то мертвецом, и мне это очень не нравится! Разве ты не видишь, что я нуждаюсь в срочной помощи?

— О, мой друг, выходит, ты жив? Султан, родной, ты жив! — на глазах Эли заблестели слезы радости. Присев рядом с приятелем, она стала неистово гладить и целовать его круглое лицо, не веря собственным глазам. В это мгновение для нее не было ничего более радостного, чем водить рукой по его плечам, ерошить волосы и без конца повторять: — Хороший мой, ты жив, какое счастье! Хвала Всемогущему Аллаху! Награди Аллах тебя долгими-долгими летами!

— Я рад, что смог доставить тебе столь огромную радость, — с достоинством ответил хоршик, — хотя никак не могу взять в толк, с чего ты взяла, Принцесса, что я вдруг скончался? Мне еще вовсе не надоело жить на этом милом свете! Правда, признаюсь, сам не знаю, как выдержало мое чувствительное сердце твои ужасные разговоры о призраках.

— Эльза говорила мне, что в старых ланшеронских строениях, наподобие вот этой часовни, почти всегда обитают какие-нибудь призраки, — покраснела девушка, — а потому, заслышав стон, я так и подумала, что это призрак, а когда узнала твой голос, то решила, что подлый злодей Карерас расправился с тобой.

— Он хотел расправиться, — охотно отозвался повеселевший приятель, — но его черный замысел не удался из-за лености его слуг. После того как по моей бедной спине погуляла палка, они по приказу Карераса должны были с наступлением темноты утопить меня в реке, привязав к груди тяжелый камень для большей надежности. Однако приставленные ко мне два бездельника поленились тащить меня до реки: с охами-вздохами они доволокли меня до неприметной с виду калитки со стороны заднего двора и выбросили за забор, надеясь, что поваливший густой снег как следует заметет мое тело или же его разорвут на части бродячие псы. Я возблагодарил Аллаха за оказанную милость и, похвалив себя за свой немаленький вес, благодаря которому остался жив, пополз подальше от страшного дома. Мною владело глубокое отчаяние от того, что не смог уберечь тебя, моя добрая Принцесса. Оставалось лишь успокаивать себя тем, что, как только немного восстановлю свои силы, я вызову подлеца Карераса на честный поединок и спасу тебя из мрачного заточения, ошибочно именуемого домом синьора Карераса. Как же я рад, милая Принцесса, — растроганно добавил друг, — вновь видеть тебя в добром здравии. Ты по-прежнему удивительно прекрасна, моя родная!

— А я счастлива от того, что ты жив, друг мой, — голос Эли, пережившей за один день немало потрясений, невольно дрогнул.

— Не плачь, Принцесса, все хорошо, — Султан хотел приподняться, дабы погладить девушку по волосам, но вдруг застонал от сильной боли из-за резкого движения.

— Что с тобой? — испуганно вскрикнула Эльнара. — О, я совсем забыла, какому жестокому истязанию тебя подверг подлый испанец, мой добрый бедный друг! Тебе необходима помощь!

— Больше всего я хотел бы сейчас оказаться на какой-нибудь мягкой постели, — капризно протянул Султан, почти не скрывающий удовольствия от искренней заботы Эли и ее беспокойства за его здоровье.

Девушка вернулась в часовню. Тщательно обследовав ее, она нашла у одной из стен широкую низкую деревянную скамью. Безмерно обрадованная этой находкой, Эльнара без лишних раздумий сняла с себя шубу и, оставшись в одном платье, застелила скамью. С огромным трудом поставив на ноги Султана и придерживая его за пояс, она маленькими шажками довела друга до скамьи, бережно уложила на импровизированную постель и укрыла его сверху чудом сохранившимся теплым чапаном. Оставшуюся часть ночи девушка провела дремав в ногах заснувшего блаженным сном Султана.

Наутро, накинув на себя коричневый жакет своего друга, в одном из глубоких карманов которого нашлось несколько серебряных лузов и даже один золотой линор, Эли отправилась на городской рынок и приобрела некоторые травы для лечения Султана да кое-какие продукты. Одна из торговок, узнав из завязавшегося разговора о лекарских способностях Эльнары, предложила ей осмотреть не так давно захворавшего супруга в обмен на старые вещи и хозяйственную утварь. Девушка тотчас же согласилась, и вскоре заброшенная старая часовня все больше стала походить на человеческое жилье. Весть о том, что девушка с далекого Востока быстро поставила на ноги тяжелобольного человека, быстро облетела Ласток, и уже совсем скоро к Эльнаре стали обращаться за помощью и многие другие нуждавшиеся в лечении люди. Прошло чуть больше двух недель, и рубцы на теле Султана окончательно зажили. Все это время он очень страдал от того, что бедной Принцессе приходится одной тянуть груз всевозможных забот, непосильный для хрупких женских плеч. Но теперь он разом повеселел и, строго-настрого запретив Эли заниматься хлопотным и по-своему тяжелым лекарским ремеслом, объявил, что отныне сам будет зарабатывать на кусок хлеба насущного. Само собой разумеется, после столь громких слов Султан, при любых обстоятельствах сохранявший верность своим привычкам, направился прямиком на городской рынок с твердым намерением приобщить отставших от жизни ластокцев к увлекательнейшей игре по метанию костей.

К искреннему удивлению хоршика, жители столицы королевства Ланшерон существенно отличались от простых добрых фарконцев, к которым, за время пребывания в их славном городе, он успел привязаться всей душой. Оказалось, в Ластоке не принято останавливать на улице незнакомых людей и разговаривать с ними так, будто с хорошими знакомыми, радостно улыбаясь и по-дружески хлопая по плечу. Надо сказать, ластокцы вообще почему-то редко улыбались и даже будто не умели ходить спокойным неторопливым шагом, который обычно отличает человека благополучного или, на худой конец, стремящегося казаться таковым. Большинство из них имело скверную привычку столь спешно передвигаться по улицам, что порой некоторые бедолаги едва успевали от них увернуться. Стремительно несущиеся кареты, управляемые наглыми лакеями из богатых домов, да вечно спешащие и всегда чем-то озабоченные столичные жители стрелой проносились мимо обескураженного Султана, отчаянно пытавшегося привлечь к себе внимание.

Уж чего он только для этого не делал! И выбирал для игры самые оживленные многолюдные места, и, словно цирковой жонглер, ловко подбрасывал вверх игральные кости, громко выкрикивая всевозможные шутки-прибаутки, и наряжался шутом, и пел веселые народные песенки, которым обучил его в свое время Васена, и плясал, и даже ходил на голове — а все без толку! Сдержанные в проявлении своих чувств, консервативные ластокцы не проявляли хоть сколько-нибудь живого интереса к необычному восточному человеку. Бедный Султан не верил собственным глазам, временами ему даже казалось, что даже если бы сам Аллах однажды вздумал удостоить своим благословенным посещением эту грешную землю, то вряд ли заносчивые ластокцы обратили бы на него внимание. Это весьма недалекое от истины мнение попытались опровергнуть двое мужчин, чье внимание хоршик привлек в один из теплых декабрьских дней на бойком перекрестке, распевая во весь голос игривую ланшеронскую песенку о любви незадачливого крестьянина Дасио к легкомысленной красотке по имени Мари.

Обрадованный нежданно-негаданно оказанным ему вниманием, Султан тут же прекратил пение и, не теряя даром времени, предложил мужчинам обучить их занимательной игре. Он театрально закатывал глаза, прикладывал руку к сердцу, причмокивал языком, пытаясь всем своим видом донести до нечаянных прохожих необыкновенное удовольствие, которое способна доставить игра, еще никому не известная в Ластоке. Вежливо выслушав все его страстные и весьма убедительные доводы в пользу игры, незнакомцы предъявили ошарашенному хоршику круглый медный орден, свидетельствующий об их принадлежности к армии глядельщиков, призванных следить за соблюдением порядка на территории королевства Ланшерон. Они долго и нудно рассказывали восточному гостю об Указе короля Генриха, который запрещает организацию и проведение любых азартных игр, после чего предложили пройти в контору и оформить соответствующий протокол. Султан, мысленно кляня себя за то, что, потеряв голову от радости, не удосужился разглядеть, во что одеты предполагаемые игроки, тихонечко сунул в руку каждому из служителей порядка по одному серебряному лузу и мирно с ними распрощался. Это, конечно, не остановило предприимчивого хоршика, но с тех пор он стал с большей осторожностью относиться к прохожим людям.

Увы, однажды ему сильно не повезло. В тот день на дворе стоял сильный мороз. Опасаясь застудить горло, Султан решил на сей раз не петь, ограничившись жонглированием игральными костями. Он по-прежнему верил, что рано или поздно ему обязательно удастся растопить холодные сердца столичных жителей и приобщить их к игре, которая была для Султана одним из основных источников дохода. Внимательно оглядевшись по сторонам, на заранее облюбованном весьма оживленном местечке хоршик встал, широко расставив ноги, дабы тело приняло наиболее устойчивое положение, и принялся ловко жонглировать, не забывая при этом весело улыбаться снующим мимо него прохожим. Вдруг прямо у него под ухом раздался такой отчаянный вопль, что продолжать игру казалось уже невозможным. Султан даже не успел осознать, что произошло, как глядельщики, буквально выросшие из-под земли, бросились и стали заламывать ему руки за спину. Перед растерянным лицом хоршика замаячил какой-то маленький и очень худой старичок со смуглым лицом, испещренным морщинами. Он почему-то прыгал на одной ноге, не переставая вопить противным визгливым голосом. Ретивые глядельщики проворно потащили упирающегося и ничего не понимающего хоршика в свою контору, где после томительного ожидания в маленькой и очень холодной комнате предъявили обвинение сразу по двум пунктам: за нарушение Указа короля по поводу азартных игр и за нанесение телесных повреждений ни в чем не повинному человеку. При этих словах у Султана округлились глаза. Однако глядельщики тут же представили и вещественное доказательство его вины: игральную кость, которая приносила хоршику хороший выигрыш еще в родном Перистане. Затем в комнату ввели пострадавшего — того самого старика, что подпрыгивал перед Султаном на одной ноге, когда глядельщики скрутили ему руки. Оказалось, что злосчастная кость сначала стукнула старика по голове, из-за чего спустя несколько минут у него на лбу образовалась огромная шишка, а потом еще больно попала по ноге, отчего старик принялся хромать.