В тот час, когда путешественники с далекого загадочного Востока подошли к дому номер шесть по улице Руси, во дворе находились двое молодых мужчин и две нарядно одетые девушки. Глазам Эли и Султана предстала любопытная картина. Под окнами по левую сторону от калитки сушилось на веревках белье, справа были небольшие низенькие строения, вероятно, для хранения дров или другой хозяйственной утвари, а посерединке, прямо перед входной дверью, располагалась чистая песчаная площадка. По обе стороны этой площадки было по одному мужчине и по одной девушке, и все они играли в занимательную игру.

У Султана, обожавшего азартные игры, загорелись глаза. Позабыв о цели своего визита в этот дом и даже о стоявшей рядом Принцессе, он полез в котомку за игральными костями, дабы показать этим чудакам, какой должна быть настоящая игра. Но вдруг откуда-то сверху раздался разъяренный и немного визгливый крик. Мужчина, высунувшийся из окна второго этажа, с явным негодованием обращался к одному из игроков:

— Васена, да сколько ж тебе можно повторять одно и то же! Играй в свою дурацкую лапту где-нибудь в другом месте! Опять твой мяч угодил в белье, которое моя жена постирала только этим утром!

— Да не переживайте вы так, дяденька Маош! Я сейчас своей мамане скажу, она вмиг все заново отстирает, еще чище прежнего белье будет. Чего ж из-за пустяков всяких так расходиться?

— Я тебе покажу «пустяков»! Ты над кем насмешничать вздумал? Вот не поленюсь — спущусь да огрею тебя своей кувалдой! Ходить сам не сможешь — не то что в игры играть!

— Не огреете, дяденька Маош, кто для вас потом гроб-то смастерит? Не простят вам добрые фарконцы такой шалости, даже если и отважитесь на сие неправедное дело. Васена всем нужен!

— А я помирать, может, вовсе и не собираюсь! — запальчиво крикнул мужчина. — А уж коли и придет мой час, скажу своим, чтоб похоронили прямо в земле. Мертвецу-то какая разница, где лежать?

— Большая! — со знанием дела ответил гробовщик. — В земле-то сырой тело быстро разлагаться начнет, черви всякие станут жрать его немилосердно, а уже через каких-нибудь пару-тройку дней от вас только рожки да ножки останутся. Ну разве ж не обидно сие для Божьего создания? А вот в моих гробах — ну, конечно, смотря из какого дерева сделать! — тело может храниться в целости и сохранности аж до целого месяца, Богом клянусь, сам не раз проверял!

— Да что ты все о смерти да о смерти, как будто других разговоров на свете не может быть, — сплюнул с досады мужчина. — Лучше б подумал, кому сам будешь гроб заказывать, когда придет твой час, негодный насмешник!

— А я всегда один про запас держу, — оскалил зубы рыжеволосый молодой человек. — Только вот трудно предугадать, дяденька Маош, кому он раньше пригодится: мне, при моем добром здравии, иль кому из соседей, что постарше да похилее будут. Имейте в виду, я для хорошего соседа ничего не пожалею! Надо будет, и свою очередь в рай уступлю.

Окно на втором этаже звонко захлопнулось. Молодые люди от души расхохотались, но внезапно удивленно замерли: только сейчас они обратили внимание на мужчину и девушку, которые стояли у калитки в весьма странном для Ланшерона одеянии. Светловолосая девица с розовыми губами и здоровым румянцем во всю щеку первой пришла в себя. Она с ироничной улыбкой обратилась к незнакомцам:

— Вижу я, люди добрые, вы из дальних краев к нам пришли! Таких дальних, что скорее даже диких, если тамошние девушки одевают на себя мужской плащ, а мужчины облачаются в женский халат! — девица заливисто расхохоталась.

— Помолчи-ка, Марья! — оборвал ее вдруг Васена. — Чего зубы скалить да насмешничать, коли сразу видно, что перед нами — люди пришлые, путь большой одолевшие? Может, ланшеронцы тоже так когда-то наших далеких предков здесь встречали, а теперь мы у них в почете и уважении находимся. Посмеяться над чужеземным человеком — дело нехитрое, только смотри, как бы плакать потом не пришлось.

— Уж не влюбился ли ты, Васена, в эту девицу? — подбоченилась та, которую назвали Марьей, с явной завистью взглянув в дивные черные глаза гостьи. — Это ты, мой милый, смотри да помни, что за двумя зайцами погонишься — голодным останешься.

— Я голодным, Марья, не останусь, — добродушно ответил парень. — И дело у меня надежное, и девок красивых вокруг хватает! Прямо сам себе порой завидую!

— Ну, смотри, — немного угрожающим тоном произнесла девушка, — если когда-нибудь этот болван Маош все же сдержит свое слово и разобьет твою рыжую голову, я о тебе плакать не стану. У меня женихов пруд пруди, а некоторые и побогаче тебя будут. Так что великому и завидовать, так это мне!

— Ступай себе с Богом, Марья! — насмешливо улыбнулся гробовщик. — Чай, женихи-то тебя уж заждались, небось, из-за такой красавицы друг другу морды бьют! Иди погляди, надо будет — разними. Что время-то попусту тратить?

— Ты меня прогоняешь? — визгливо вскрикнула девица. — Сам же потом первым прибежишь, в ногах валяться будешь, прощения выпрашивать, а я еще подумаю, прощать ли? Да что ты на нее уставился, дуралей? Смотреть-то ведь не на что: ни ростом, ни телом не вышла, одни глаза-то на лице худом! То ли дело я — белотелая, краснощекая, словно булка сдобная!

— Иди-ка ты, булка, подобру-поздорову, — голубые глаза гробовщика прищурились. Уж он-то умел быть жестким, когда надо.

Хорошо знавшая этот взгляд, Марья испуганно попятилась к калитке, а тем временем со двора ускользнули и другие игроки. Васена повернулся к путешественникам, явно ошарашенным таким приемом, и приветливо улыбнулся:

— Добро пожаловать в Фаркон, на знаменитую улицу Руси, люди добрые!

Позабывший об игре Султан ответил ему широкой улыбкой:

— Мир дому твоему, мил человек! Нам нужны Эльза Басон и муж ее, кузнец Маош. Не подскажешь ли, как их найти?

— Так это ж он только что из окна выглядывал, — внезапно смутился парень и даже немного покраснел, но быстро справился с собой. — А что за дело у вас к нему? Если это не секрет, конечно. Может, я вам смогу быть чем-то полезным?

— Нас направил дед Гане из Парки, — уклончиво ответил хоршик, еще не решивший, стоит ли доверять этому шустрому малому, — узнать о здоровье его дочери и ее доброго семейства… Ну, и еще кой о чем узнать у них.

— Жалко мне будет, если я вам вдруг ничем не пригожусь, — почему-то искренне огорчился рыжеволосый гробовщик. — Надеюсь, дело ваше будет не столь скорое и я вас здесь еще увижу?

— Все может быть, — неопределенно пожав плечами, сказал Султан. — Нам пора идти, пока хозяева дома.

— Ну хоть имена ваши можно узнать? — умоляюще произнес Васена, глядя прямо в лицо Эли.

— Я — Султан, — бодро ответил хоршик, — а это моя сестренка Принцесса.

— Принцесса?! — веснушчатое лицо удивленно вытянулось.

— Имя мое — Эльнара, — кротко улыбнулась зардевшаяся девушка, — а Принцессой меня зовет Султан, потому что ему так нравится меня называть.

— Потому что ты, родная, достойна этого имени и этого звания, — в голосе и глазах хоршика чувствовалась нескрываемая гордость.

— До встречи, Принцесса! — зачарованно произнес Васена, отчаянно завидуя Султану, сопровождавшему красавицу, а также семейству Басон, которое еще ни сном ни духом не ведало, что к ним направляются столь необычные гости.

Семейство Басон и другие обитатели дома номер шесть

Была суббота, и этот день в королевстве Ланшерон официально считался выходным. В городке Фаркон суббота от прочих дней недели отличалась тем, что в этот день простые горожанки, наподобие Эльзы Басон, старались встать как можно раньше, дабы успеть переделать по дому все дела, накопившиеся за рабочую неделю, и состряпать вкусный сытный обед. Субботняя трапеза отличалась от праздника только тем, что на столе, ко всеобщему сожалению честных трудяг, отсутствовал гусь, запеченный в яблоках, — коронное блюдо ланшеронской кухни. По выходным в теплое время года фарконцы имели обыкновение прогуливаться семьями по центральной площади города. Главной достопримечательностью этого места был фонтан, вокруг которого, совсем как в Ластоке, столице королевства, дорожки были вымощены булыжником. На радость ребятне, здесь продавались разнообразные сладости и игрушки. А почтенные отцы семейств, степенно раскланиваясь друг с другом, могли продемонстрировать окружающим благополучие и сплоченность своей семьи да узнать заодно последние городские сплетни. В общем, жизнь фарконцев текла мирно и неторопливо, как и в любом другом провинциальном городе.

Тридцатипятилетнего кузнеца Маоша Басона такая размеренная и абсолютно предсказуемая жизнь вполне устраивала. Он родился и вырос в доме номер шесть по улице Руси, одна из крыш которого, говоря на ланшеронском наречии, досталась ему в наследство после смерти родителей, к глубокому прискорбию кузнеца так и не увидевших своих внуков. Дело в том, что среди людей, хорошо знавших Маоша Басона, он долгое время слыл закоренелым холостяком и даже женоненавистником. Не сказать, что местные девицы жалели своего внимания для высокого жилистого мужчины с лицом, потемневшим от постоянного пребывания у жаркого горна, на котором ярко сверкали голубые глаза. Он был человеком неплохим: хозяйственным, чистоплотным, общительным и трудолюбивым. Но, похоронив одного за другим обоих родителей, Маош по-прежнему пропадал целыми днями в своей кузнице, не замечая ни смущенного румянца на лицах молоденьких девушек, случайно попадавшихся ему на глаза, ни призывных взглядов и обольстительных улыбок легкомысленных девиц с известной улицы Посабу, которую обходили стороной все добропорядочные женщины.

Однажды Басон отправился в деревню Парка, где проживал его кузен Люму, попросивший брата помочь в строительстве нового дома, так как старый уже порядком обветшал, да и мал стал для разросшегося за последние годы семейства. По соседству с Люму жил старик Гане, дочь которого, хорошенькая семнадцатилетняя Эльза, частенько мелькала во дворе за разными хлопотами по хозяйству. В отличие от большинства ланшеронок, она была невысокого роста и весьма изящного телосложения. Вскоре не склонный к лирическим поступкам Маош стал замечать за собой, что ищет любую возможность увидеть Эльзу, вызывавшую в его суровом сердце особенный трепет. В один из теплых весенних вечеров, измученный бессонницей и любовным томлением, кузнец подарил юной красавице букетик полевых цветов и признался в своих нежных чувствах. Эльза ответила взаимностью. Спустя месяц состоялась помолвка, а еще через два сыграли свадьбу.