Он прервался и махнул официанту. Чтобы рассказывать дальше, ему нужно было выпить. Ник заказал две большие порции скотча, достал из кармана бумажник, вынул оттуда маленькую фотографию и протянул ее Эдварду.

— Я был женат, — просто сказал он, — у нас была дочь. Элеонора-Луиза.

Эдвард взглянул на фотографию, и сердце его сжалось. С фотографии ему смеялась Элли, волосы, спутанные порывом ветра, окутывали ее. Напряженный и смущенный, он перевел взгляд на Ника.

— Кто это?

— Это я и моя жена Кати в шестидесятом году. Тогда она была беременна.

Эдвард вернулся к фотографии. И только сейчас понял, что молодой человек на ней — это Ник. Тут его стало одолевать предчувствие беды.

Ник приступил к новой порции скотча.

— Лоренцо пошел дальше угроз. Я решил отказаться от руководства и думал, что этого будет достаточно. Однако я знал, что Лоренцо — грязный ублюдок, и тревожился за Кати и Элеонору. Тогда я впервые стал задумываться кое над чем поважнее денег. Моя нечистоплотность ставила под угрозу два самых дорогих мне, слабых существа. Я решил никогда больше не пускаться в сомнительные предприятия. Я поселил их в отеле под вымышленными именами, пока сам улаживал все дела, чтобы выехать из страны.

Ник смотрел прямо на Эдварда.

— Лоренцо нашел, где скрывается Кати… — Он снова приложился к виски. — И… убил ее.

Ник отвернулся. Как в прошлые годы, его сердце плакало кровавыми слезами.

— Он думал, что убил также и свидетеля, четырехлетнего ребенка, мою… мою дочь. Вот, что я хотел рассказать. — Не в состоянии продолжить, он закрыл лицо руками. — Извини.

Эдвард стал рассматривать гавань, давая возможность Нику прийти в себя. Никогда он не видел, чтобы Ник терял над собой контроль. Через несколько минут его взгляд вновь обратился к Нику.

Тот уже успокоился, но голос его звучал тихо.

— Моя дочь выжила, ей была оказана медицинская помощь. — Он закашлялся. — Я ничего не знал об этом, мне сказали, что она умерла по дороге в клинику.

Пульс Эдварда забился в сумасшедшем ритме.

— Что вы пытаетесь сказать, Ник?

— На моей дочери был надет маленький серебряный медальон, когда ее нашли, Эдвард. На нем было выгравировано ее имя — Элеонора. В детском доме использовали фамилию, под которой она была зарегистрирована в отеле, — Фрейзер.

Фотография выскользнула из пальцев Эдварда и упала на стол. Он замотал головой:

— Я не могу поверить в это. Она?..

— Да, я больше чем уверен, Элли — моя дочь, Эдвард.

Лица на фотографии смотрели на него; не могло быть никакой ошибки: эта девичья улыбка, эти волосы… Элли! Так вот почему она всегда скрывала свое прошлое. Он взглянул на Ника.

— Я люблю ее, — сказал он просто.

— Да, именно поэтому я решил все тебе раскрыть. Но это не все, Эдвард. Еще я должен рассказать тебе о том, какую роль сыграл Джордж Лоренцо в жизни Элли и о ее вендетте.

Эдвард ужаснулся:

— Как вы можете об этом знать?

— У меня на нее досье. После того как я впервые увидел ее, я понял, кем она мне приходится, и должен был все узнать о ней.

Он говорил об этом без всяких сожалений. Совершенно не осуждая себя за вмешательство в личную жизнь дочери. Он любил ее и гордился ею, а это все сделал для того, чтобы защитить ее.

— Из досье я знаю, что Элли в опасности, очень серьезной опасности, и я не уверен, что она осознает это.

Лицо Ника окаменело. Глядя прямо на Эдварда, он произнес:

— Джордж Лоренцо — владелец «Трайтиш». И он жестокий, злобный человек. Настоящий дьявол!

ГЛАВА 39

В шесть часов утра Ник сидел в пустынном вестибюле отеля «Регент» и читал утренние новости. Он приехал на полтора часа раньше. Услышав звук шагов по мраморному полу, он поднял глаза и увидел направляющегося к нему Эдварда.

— Доброе утро.

Эдвард выглядел усталым и мрачным:

— Здравствуйте, Ник. Кофе?

— Да.

Они прошли в ресторан, и официант принял их заказ. Ник заметил подавленное состояние Эдварда. Говорил он грубее, чем обычно, движения его стали неловкими.

— Ты хорошо спал?

Эдвард пожал плечами:

— Нет, естественно. Мне нужно было время подумать. Наша вечерняя беседа была… ударом для меня.

Он бросил в кофе кусочек сахара и стал размешивать его. Ник чувствовал в нем скрытую ярость.

— Эдвард? — Он понял, что прошедших двенадцати часов оказалось достаточно, чтобы Эдвард разглядел ложь Элли, но не достаточно, чтобы понять ее причины. — Эдвард?

Эдвард взглянул на него:

— Извините, Ник.

— Эдвард, этот «захват», это… — Ник тщательно подбирал нужное слово. — Это, я не знаю, как правосудие, что ли. Я думаю, сейчас это самая важная вещь в жизни Элли. Постарайся понять это.

Он вдруг испугался, что принял неверное решение, все ему рассказав.

Эдвард молчал. В этот момент он ничего не хотел понимать.

— Она должна сделать это.

— Может быть.

— Если она этого не сделает, она никогда не избавится от прошлого, — настойчиво втолковывал Ник.

Эдвард продолжал молчать.

— Постарайся понять, Эдвард, пожалуйста. Она любит тебя, но не может позволить себе этого. Не отказывайся от нее, она действительно нуждается в тебе. Не оставляй ее.

Эдвард отвернулся, чтобы не дать волю своей ярости. Он не знал, что думать и как реагировать. Ему нужно было время, а как раз времени у него и не было.

— Я не хочу оставлять ее, Ник. Я не претендую на понимание всего этого, но вот мое слово — я не позволю, чтобы с ней что-то случилось.

Ник отвернулся. Он доверял Эдварду и хотел доверять до конца.

— Я надеюсь на это, — произнес он, — она мне дороже собственной жизни.


— Доброе утро! Говорит капитан Вэлкер. Мы проводим наш полет в Англию и совершим посадку в международном аэропорту «Хитроу» в семь часов по британскому времени. Погода холодная, пять градусов, сыро. — Селектор отключился.

Элли дремала. В голове была сплошная путаница: разговоры за последние часы, мечты, лица. Наконец, прогнав сон, она открыла глаза и потерла лицо руками. Затем встала. Все ее тело одеревенело. Ей захотелось размяться и умыть лицо.

Зайдя в крошечное помещение, она заперла дверь, разложила на раковине туалетные принадлежности и, взглянув в зеркало, вдруг увидела: счастливое выражение лица исчезло, оставив холод, пустоту и жестокость.

Она опустилась на стульчик и уронила голову на руки. «Это мое настоящее, — подумала она, — боль и страдания. Мой жребий, судьба, которую я выбрала сама, и теперь должна смириться с этим, невзирая на цену».

Она встала, умыла лицо холодной водой, снова вернулась к своей жизни. Она попытается все забыть, отбросить и будет притворяться. Всю свою жизнь она должна была заниматься этим, но нужно ли делать это теперь? Она должна быть сильной и готовой к схватке. Все остальное потом! Или нет?

Самолет приземлился на пятнадцать минут позже. Огромные колеса «Джамбо» коснулись земли, и самолет покатил по взлетной полосе. Элли закрыла глаза. Голова ее гудела от шума реактивных двигателей.

Приближаясь к аэропорту, она выглянула в окно и увидела тусклый темно-коричневый ландшафт. «Впереди у меня вот так же тускло», — подумала Элли.

Она дождалась, когда остановится самолет, быстро встала, чтобы достать кейс, и взглянула на Эдварда.

— Лучше я поеду прямо в офис. — Она накинула пальто и повесила на плечо сумку. — Там, боюсь, скопилось много неотложной работы.

Пожимая плечами, он встал со своего места:

— Как хочешь!

Он слишком устал, чтобы спорить.

— Я не думаю, что присоединюсь к тебе. Мне сейчас нужно поспать.

Элли пригладила волосы и застегнула пальто.

— Тогда я довезу тебя до квартиры на Гросвенор-сквер.


Откинувшись на заднем сиденье «ягуара», Элли просматривала кучу газетных вырезок, которые Эд Паркер передал с водителем. Она встревожилась. По мере их прочтения напряженность ее росла. Практически все они были одинаковы.

— Я не могу поверить этому! — наконец взорвалась она. — Журналистам бросили кость! Совершенно ясно, что я кому-то очень не нравлюсь.

Эдвард молчал. Она была права. Началась грязная игра. Повторные публикации о Чарльзе, злобные и глумливые, были снабжены плохо сляпанными фотографиями.

— Боже, Эдвард! Взгляни на это! — она указала на один из заголовков.

— Элли, никто не поверит этой стряпне!

— Попытайся сказать это Чарльзу.

Услышав слезы в ее голосе, он только тогда начал понимать, какую цену она платит за свою борьбу. Он почувствовал себя дураком, что злился на нее за ложь.

— Пойми, Элли. Не обращай внимания и не делай никаких комментариев, так как они ждут именно этого. У тебя еще будет шанс доказать правду.

Она передала ему экземпляр «Финанс-тудэй».

— Видишь?

Он взглянул на передовицу: «Важная сделка? Что представляет из себя глава?»

— Взгляни внутрь, Эдвард, — она наблюдала, как он развернул газету. Все было то же самое, только фото крупнее, что позволяло разглядеть больше непристойных деталей.

— Это не финансовая журналистика, Элли. Я не знаю, во что они играют, но уверен, что это не финансовая журналистика!

— Нет, это хорошая пропаганда, не так ли? Они сделали прекрасную работу, подорвав доверие ко мне. Помнишь, ты спрашивал, кто в Сити примет меня всерьез? Во всех этих публикациях я выгляжу профаном. Ни слова о моих успехах, а только о неудачах.

— Элли, все это умрет, поверь мне. Общественная информация и реклама сделают свое дело, и тогда они пойдут на попятный. Вот и все.