— Такъ, значить, онъ правъ? — рѣзко спросилъ Зандовъ.

— Не знаю; вѣдь я совершенно не знакома со всѣмъ этимъ. Но вы-то, мистеръ Зандовъ, находитесь въ сношеніяхъ съ тѣмъ человѣкомъ и должны знать...       

Фрида не рѣшилась докончить свою рѣчь, такъ какъ чув­ствовала, что каждое дальнѣйшее слово могло бы быть принято за оскорбленіе. Зандовъ повидимому такъ и отнесся къ этому. Его смягченный тонъ, которымъ онъ началъ разговоръ, смѣнился обычнымъ холодньмъ и строгимъ, когда онъ отвѣтилъ:

— Во всякомъ случаѣ мнѣ чрезвычайно странно слышать, какъ въ нѣкоторыхъ кругахъ грязнятъ репутацію большой фирмы. Вы, миссъ Пальмъ, — еще почти дитя и, само собой разумѣется, ничего не понимаете въ подобныхъ дѣлахъ. Вы не можете знать, какимъ вліяніемъ пользуется имя Дженкинсъ въ коммерческомъ мірѣ. Но тѣ, кто дѣлаетъ себя распространителемъ подобной клеветы, должны были бы подумать объ этомъ и поостеречься.

Это замѣчаніе прозвучало довольно сурово, но вовсе не убѣдительно. Вѣдь никто еще не высказывалъ сомнѣнія въ силѣ и вліяніи Дженкинса, но находили лишь, что это вліяніе зловредно. Фрида конечно не имѣла представленія о томъ, какого рода были дѣловыя отношенія у Дженкинса съ домомъ Клиф­фордъ, но уже одно сопоставленіе обоихъ именъ рядомъ глу­боко испугало ее.

— Вы сердитесь на меня за неосторожно высказанныя слова о вашемъ дѣловомъ другѣ, — тихо сказала она. — Я безъ всякой задней мысли лишь повторила то, что слышала, и то выраженіе пастора Гагена касалось лишь опасности, грозящей нашимъ переселенцамъ отъ подобныхъ предпріятій. Пасторъ еже­дневно собственными глазами видитъ въ Ныо-Іоркѣ, какъ глу­боко это врывается въ горе и радость тысячъ людей. Конечно вы не можете знать это — вѣдь интересы вашего торговаго дома далеки отъ подобныхъ спекуляцiй.

— Ну, а откуда же вы-то можете такъ точно знать? — спросилъ Зандовъ съ насмѣшкой.

Впрочемъ послѣдняя прозвучала нѣсколько принужденно. Этотъ разговоръ становился Зандову непріятенъ, однако онъ не дѣлалъ попытокъ покончить съ нимъ; въ разговорѣ было нѣчто, что, вопреки его волѣ, возбуждало его и влекло къ себѣ.

Фрида все болѣе и болѣе освобождалась отъ своей сдер­жанности; видимо тема разговора чрезвычайно интересовала ее, и ея голосъ зазвучалъ глубокимъ волненіемъ, когда она отвѣтила:

— Я только разъ, одинъ единственный разъ видѣла кар­тину такого бѣдствія, но она неизгладимо запечатлѣлась во мнѣ. Во время моего пребыванія въ Нью-Іоркѣ насъ посѣтила группа переселенцевъ. Это были нѣмцы, за нѣсколько лѣтъ предъ тѣмъ направившіеся на Дальній Западъ Америки и те­перь возвратившіеся оттуда. Они, правда, черезчуръ легкомыс­ленно повѣрили разглагольствованіямъ безсовѣстныхъ агентовъ и оставили все, что имѣли, въ лѣсахъ Запада — большую часть своихъ родныхъ, которые погибли, не вынесши суроваго кли­мата, все свое достояніе, свои надежды, жизнерадостность, — словомъ, все! И вотъ теперь они обратились за совѣтомъ и помощью для возвращенія на родину къ тому самому нѣмецкому священнику, который предостерегалъ ихъ тогда и которому они тогда — увы! — не повѣрили. Было страшно видѣть полную надломленность и совершенное отчаяніе этихъ еще недавно сильныхъ и мужественныхъ людей, слышать ихъ жалобы! Я нико­гда не забуду этого.

Молодая дѣвушка, словно подавленная своими воспоминаніями, прикрыла глаза рукой.

Зандовъ не произнесъ ни слова: онъ отвернулся и лишь неотрывно смотрѣлъ въ туманъ. Неподвижно, словно захвачен­ный заклятіемъ, слушалъ онъ слова дѣвушки, все болѣе страстно и возбужденно срывавшіяся съ ея юныхъ устъ:

— Да и на пароходѣ, везшемъ сюда сотни переселенцевъ, я видѣла, сколько заботы и боязливости, сколько мечтаній и надеждъ везетъ онъ на себѣ. Вѣдь почти никогда не бываетъ, чтобы именно счастье заставляло переселенцевъ уйти со своей родины! У большинства переселеніе является послѣдней на­деждой, крайней попыткой найти себѣ спасеніе въ новой жизни за океаномъ, здѣсь. И подумать только, что всѣ эти надежды разбиваются, что этимъ бѣднякамъ не приносятъ пользы ни­какая ихъ борьба и неустанный трудъ, что они должны погиб­нуть изъ-за того, что одинъ какой либо субъектъ хочетъ раз­богатеть изъ-за того, что есть люди, намѣренно, вполнѣ со­знательно посылающіе своихъ братъевъ на гибель, чтобы из­влечь изъ этого барыши! Я никогда не сочла бы этого возможнымъ, если бы не видѣла этого своими глазами, не слы­шала бы этого отъ тѣхъ, кто возвратился съ мѣстъ своего переселенія.

Фрида остановилась, съ испугомъ замѣтивъ мертвенную блѣдность, покрывавшую лицо все еще неподвижно стоявшаго Зандова. Оно было попрежнему точно выковано изъ стали и не­подвижно; никакое ощущеніе не отражалось на немъ, но вся кровь видимо сбѣжала съ этого лица, и его застывшее выраженіе вызывало жуткое чувство. Зандовъ не замѣтилъ вопросительнаго, озабоченнаго взгляда молодой дѣвушки; только ея внезапное молчаніе видимо привело его въ себя. Онъ рѣзко выпрямился, провелъ рукой по лицу и произнесъ:

— Вы смѣло заступаетесь за своихъ земляковъ, нужно от­дать вамъ справедливость!

Его голосъ звучалъ глухо, сдавленно, какъ будто каждое слово стоило ему громаднаго напряженія.

— Это и вы сдѣлали бы, если бы вамъ представилась воз­можность, — вполнѣ непринужденно отвѣтила ему Фрида. — Безспорно вы со всѣмъ авторитетомъ своего имени и положенія выступили бы противъ подобныхъ предпріятій и конечно могли бы добиться значительно большаго, нежели неизвѣстный священникъ, которому напряженная духовная дѣятельность оставляетъ очень мало свободнаго времени и на обязанность котораго выпадаетъ слишкомъ много случаевъ, требующихъ смяг­ченiя горя и нужды членовъ собственной общины. Мистеръ Зандовъ, — и Фрида подошла къ нему подъ вліяніемъ внезапно вспыхнувшей довѣрчивости, — я, право, не желала оскорблять васъ тѣми неосторожными словами. Слухи приписываютъ нехорошіе планы Дженкинсу. Возможно, что люди не­правы, что пасторъ Гагенъ былъ введенъ въ заблужденіе. Вы лично не вѣрите этому, я вижу это по вашему волненію, хотя вы и хотите скрыть его, а вы конечно лучше всѣхъ должны знать своего дѣлового друга.

Дѣйствительно Зандовъ былъ взволнованъ. Его рука такъ судорожно сдавила рѣзную спинку скамьи, что, казалось, вотъ-вотъ она разломится подъ его пальцами. Да, онъ былъ такъ взволнованъ, что прошло нѣсколько секундъ, пока онъ овладѣлъ своимъ голосомъ.

— Наша бееѣда свелась къ очень нерадостной темѣ, — от­рывисто произнесъ онъ. — Но я никогда не повѣрилъ бы, что робкое, тихое дитя, едва поднимавшее глаза и открывавшее уста въ теченіе цѣлой недѣли пребыванія въ моемъ домѣ. могло бы такъ страстно вспыхнуть, разъ дѣло коснулось защиты чужихъ интересовъ. Почему вы никогда не показали себя съ этой стороны?

— Я не осмѣливалась... я такъ боялась...

Фрида не сказала ничего болѣе, но ея взоръ, полубоязливо и полудовѣрчиво направленный на Зандова, досказалъ то, что умалчивали уста. И этотъ взоръ былъ понятъ.

— Кого вы боялись? Ужъ не меня ли? — спросилъ Зандовъ.

— Да, — съ глубокимъ вздохомъ отвѣтила молодая девуш­ка. — Я очень... очень боялась васъ... до настоящей минуты.

— Это вы не должны больше дѣлать! — Голосъ Зандова зазвучалъ непривычной, уже долгіе годы совершенно чуждой ему, ноткой; въ немъ чувствовались нарождающаяся теплота и мягкость. — Я видимо казался вамъ очень строгимъ и холоднымъ — таковъ я пожалуй и на самомъ дѣлѣ въ дѣловыхъ отношеніяхъ; но по отношенiю къ молоденькой гостьѣ, ищущей въ моемъ домѣ покровительства и пріюта, я такимъ не буду. Не отстраняйтесь отъ меня на будущее время столь боязливо, какъ до сихъ поръ! Вы можете безъ страха подходить ко мнѣ.

Онъ протянулъ дѣвушкѣ руку, но Фрида медлила принять ее. Блѣдность и румянецъ чередовались на ея лицѣ, но каза­лось, что все же какое-то бурное, съ трудомъ сдерживаемое чувство хочетъ вырваться наружу. Въ этотъ моментъ съ тер­расы донесся голосъ Джесси, обезпокоившейся долгимъ отсутствіемъ Фриды. Послѣдняя всрепенулась.

— Меня зоветь миссъ Клиффордъ, мнѣ нужно пойти къ ней. Благодарю васъ, мистеръ Зандовъ, я... я болѣе не стану бо­яться васъ! — сказала молодая дѣвушка и быстро, прежде чѣмъ онъ могъ воспрепятствовать, прижала губы къ его все еще протянутой рукѣ и скрылась среди кустарииковъ.

IX.

Зандовъ съ изумленіемъ и смущеніемъ смотрѣлъ Фридѣ вслѣдъ. Странная дѣвушка! Что можетъ обозначать эта вне­запная смѣна страха довѣрчивостью, эта странная вспышка послѣ столь долгой замкнутости? Это оставалось для него за­гадкой; но Фрида своей неосторожной фразой и полной противорѣчій сущностью добилась того, что не удалось бы самому продуманному расчету, а именно вызвать и поддержать интересъ въ этомъ обычно столь равнодушномъ человѣкѣ. Вѣдь у него было полное основаніе сердиться на эту „фантастичную дѣвичью головку съ экстравагантными идеями“; но рядомъ съ этимъ его раздраженіемъ нѣтъ-нѣтъ, да давало себя знать то странное чувство, которое овладѣло имъ еще ранѣе, когда онъ впервые поглядѣлъ въ эти темные дѣтскіе глаза и о которомъ онъ самъ не зналъ, было ли оно для него мучительно или пріятно. Зандовъ позабылъ — быть можетъ, первый разъ въ жиз­ни, — что его ждутъ его кабинетъ и рабочій столъ съ важными письмами. Онъ медленно опустился на скамью и сталъ смотрѣть на безпокойно волнующееся море.

Онъ назвалъ это волненіе „до смерти однообразнымъ“. Въ немъ наряду со многимъ другимъ уже давно умерла способность ощущать красоты природы, но слова разговора съ Фридой по­чти безсознательно удерживались въ его памяти. Да, правда, это былъ океанъ, и по ту сторону водной громады находилась его родина! Зандовъ уже долгіе-долгіе годы не думалъ о ней. Да и что значила для него родина? Вѣдь онъ давно сталъ чужимъ ей, всѣми корнями своего существованія онъ держался теперь за новую страну, которой онъ былъ обязанъ всѣмъ тѣмъ, чѣмъ сталъ теперь. Прошлое находилось отъ него такъ же далеко, какъ невидимый родимый берегъ тамъ, за туманомъ.