— В высшей степени интересным, — согласился Джеймс. Да, сезон будет гораздо более захватывающим, чем мог себе представить его усердный дядюшка. — Желаю удачной прогулки.

Гибкая фигура леди Анастасии снова склонилась, наглядно демонстрируя еще раз выпуклости ее нежной груди и соблазнительное сверкание бедер сквозь полупрозрачный муслин. Она взглянула на Джеймса через плечо:

— Так, значит, через неделю? — Ее взгляд обратился в сторону Лиам. — Постарайтесь хорошо отдохнуть, мистер Иглтон. И естественно, — добавила она по-французски, — я буду счастлива помочь вам всем, чем смогу.

Наконец гости удалились.

— Я буду счастлива помочь вам всем, чем смогу, — сказала Лиам с долгим глубоким вздохом.

— Ну-ну. — Джеймс едва сдержал смех. — Леди… леди Анастасия… Она, между прочим, была всего лишь вежлива и любезна по отношению к незнакомому человеку.

Лиам, стоявшая перед ним скрестив руки, вздернула подбородок:

— Как я и думала, вы совершенно не готовы к общению с этими изощренными английскими женщинами.

Глава четвертая

— Пожалуйста, Селина, не делай этого. — Летти преградила ей путь к лестнице.

— Я знаю, чего хочу, — сказала Селина, порывисто обняв Летти за плечи. — Ты слишком сильно беспокоишься.

— А ты не думаешь о последствиях. Если твоя матушка узнает, чем ты занимаешься, она…

— Она не узнает, — решительно сказала Селина. — Мои родители считали, что я удовлетворюсь получением карманных денег. Я сказала им, что сама позабочусь о своих расходах на жизнь и не буду допускать перерасходов или просить повышения выплат.

— О, Селина! — голос Летти перешел в стон. — Ты им не сказала, что собираешься сэкономить деньги из своего бюджета на другие цели.

— Я не для себя экономлю. И я очень разумна. Мой идеал — бережливость. Чтобы снова использовать отслужившие свое вещи, уже давно применяются средства, благодаря которым они могут служить второй срок. А самое главное, такие вещи стоят крохи по сравнению с ценами на новые.

— Но это риск — Летти стиснула руки. — Нельзя исключить, что ты купишь собственное платье… Ну хорошо! Тебе известно, как недоброжелательны эти великосветские господа в Лондоне. Что нам делать, если они начнут замечать, что твои платья уже носили другие молодые леди?

— Летти, у этих других молодых леди много причин продавать мне из своих гардеробов. Их аппетиты к смене нарядов очень сильно превосходят мой, и поэтому они горят желанием торговать со мной. Они сами будут крайне осторожны, чтобы ничего не просочилось относительно нашей договоренности. Все прекрасно организовано, и я без колебаний продолжу… План Дейвида помочь Руби Роуз и другим женщинам начать новую жизнь вместо их унизительного существования в Лондоне заслуживает максимальной поддержки.

— Его план! — Летти шлепнула ладошками по своему серому утреннему халату. — Тебе известно, как я люблю Дейвида. Но с его сумасшедшими планами помощи этим падшим женщинам он наверняка попадет в беду. Хуже того. Он втянет в неприятности и тебя, моя козочка. Его миссия — наставлять на путь истинный души поселян в Литтл-Паддл.

— Души всех людей нуждаются в пастыре. — Селина запнулась, почувствовав угрызения совести за то, что она упорно восстает против «благопристойности». — Ты согласна, что спасти душу Руби Роуз не менее важно, чем душу мерзкой миссис Стрикленд?

Так звали домоправительницу Дейвида, драную кошку, страшно крикливую женщину, громогласно заявлявшую, что она не желает заниматься воспитанием Руби Роуз.

— У миссис Стрикленд есть свои собственные проблемы, я уверена, — сказала Летти тоном, не допускающим возражений. — Служба домоправительницей у Дейвида Талбота может превратить любую нормальную женщину в бесноватую. И пусть вам, мисс, будет стыдно за ваш острый язычок.

— И за мое капризное поведение? Папа и мама всегда говорят об этом.

— Селина, я не позволю тебе сменить тему разговора. Я не удивлюсь, если этот план приведет тебя к провалу и прикончит меня. Ты раньше времени вгонишь меня в гроб.

— Чепуха! Ведь я не делаю ничего нечестного.

— Нечестность бывает разная. — Темные глаза Летти загорелись гневом. — Прикидываться, будто ищешь способы быть бережливой, а затем скрывать от родителей, что ты отсылаешь их деньги куда-то — это, безусловно, нечестно.

— Ага! — рассмеялась Селина и закружилась на месте. Ее бледно-лиловое платье с высоким корсажем раздулось от воздуха, как шар, а потом опало и облепило ноги. — Ага, ага! Но, дражайшая Летти, я утверждаю, это нечестность во имя добра и самый благородный обман, если здесь вообще можно говорить об обмане.

— Медоточивая болтунья! — воскликнула Летти и снисходительно улыбнулась, на ее щеках заиграли ямочки. — Дейвид Талбот не имеет права вовлекать тебя в свои бессмысленные затеи.

Селина обняла Летти.

— Руби Роуз и все остальные женщины, которым мы намерены помочь, — не бессмысленная затея. Эти женщины не столько по своей воле, сколько из-за отсутствия умного наставника… Они хорошие, но так как их не предупредили о возможных опасностях… Ну и, — Селина развела руками, — они оступились.

— Оступились? Падшие женщины — вот о ком ты говоришь. Дейвиду не подобает даже толковать с невинной молодой девушкой о падших женщинах. И как только увижу его, я поговорю с ним.

— Ничего такого ты не сделаешь, — сказала нахмурившись Селина. — Он и так достаточно застенчив. Как по-твоему, легко такому тихоне, как Дейвид, приехать в Лондон и ходить по тем ужасным местам, где эти женщины живут и работают?

Летти открыла рот от изумления.

— Он рассказывал тебе о таких местах? — прошептала она, приближаясь к Селине.

— Конечно. И они исполняют тяжелую работу, лишь для того, чтобы достаточно заработать на покупку этих кошмарных кричащих тряпок, в которых они выходят на улицы, чтобы привлечь внимание мужчин.

— Что-что? — Голос Летти сорвался на крик. — Ну погоди, я поговорю с этим молодцом!

— Я не понимаю тебя. Согласись, надо помогать менее благополучным, чем мы сами. И ни в чем не повинным к тому же. Вот ведь Руби Роуз — очень приятная женщина. Она не по своей вине поддалась… желаниям. Ее охватили эти желания, и она совершенно не могла избавиться от них без посторонней помощи. Даже работать у самого отвратительного хозяина казалось ей приемлемым, чтобы познать это…

— Замолчи-ка! — Летти скрестила руки на груди. — Ты же не понимаешь ни слова из того, о чем говоришь.

— Я понимаю абсолютно все. Этим бедняжкам — Руби Роуз и ей подобным — приходится жить в жалких конурах в домах, что содержат женщины постарше с ненасытным аппетитом к деньгам.

— Дейвид Талбот рассказывал тебе и об этом?

— Да. Конечно рассказывал. Ему пришлось идти к этим… Ты знаешь, что этих алчных особ величают настоятельницами? Мне кажется, это наиболее глубоко ранит Дейвида. Они претендуют на роль чуть ли не благодетельниц. И это потому, что позволяют бедным падшим созданиям жить в… Тебе известно, что они называют свое жилье женским монастырем? — Летти содрогнулась.

— Именно так! — Селина глубоко вздохнула. — Отвратительно, правда? Я рада, ты наконец поняла, что наше дело достойное. Эти безнравственные «настоятельницы» требуют с несчастных дикие деньги за самые жалкие помещения и заставляют их работать до потери сознания, иногда, как я понимаю, всю ночь. Обычно заключают что-то вроде договора, вынуждая молодых женщин вроде Руби оставаться на этих квартирах. Вот тут-то и нужны Дейвиду деньги, чтобы откупиться от мерзких хищниц и дать женщинам возможность переехать куда-нибудь.

— Бедная миссис Стрикленд, — буркнула Летти.

— А при чем здесь миссис Стрикленд?

Летти, перегнувшись через перила, заглядывала вниз, в вестибюль.

— Что там, Летти?

— О, ничего, ничего. Как продвигаются у Руби Роуз уроки поварского искусства? Ты вроде мне говорила, Дейвид решил, что она должна учиться стряпать? Стать поварихой?

— Совершенно точно! — Селина по-настоящему обрадовалась, что Летти надумала проявить заинтересованность в их предприятии. — В конце концов Руби сможет честно зарабатывать на жизнь в приличном доме и содержать себя. А пока она поможет миссис Стрикленд. Ведь до начала обучения Руби Роуз домоправительница сама выполняла всю работу по хозяйству у священника.

— М-да. Обучение Руби должно быть огромной поддержкой.

— Еще бы! Так оно и есть. Я же слышала слова миссис Стрикленд о том, что Руби — награда ей за все пережитое ею в минувшие годы. Мило, не правда ли?

— Очень мило. Но… — Летти медленно покачала головой, — я не желаю больше об этом говорить, и если у тебя есть хоть капелька здравого смысла, ты сама будешь крайне осторожна и не заговоришь об этом. Мистер и миссис Годвин не…

— Знаю, — оборвала ее Селина, но почувствовав сожаление из-за своей резкости, мягко добавила: — Я имею в виду, что всегда соблюдаю осторожность в разговорах с родителями.

Летти посмотрела прямо в глаза Селине. Есть вещи, о которых никогда не говорят вслух. Летти и Селина предпочитали не обсуждать пережитые ими тяжкие дни, омраченные дурным настроением родителей Селины: она называла это припадками бешенства. Сидя взаперти в своих комнатах — иногда по нескольку дней подряд, — обе они привыкли к таким звукам, как топор, грохот и яростные крики супругов Годвин. Втайне Селина считала, что огромное количество бутылок с рейнвейном и другими горячительными напитками, выпитыми ее родителями, вызывали у них вспышки чуть ли не настоящего безумия. Она знала: никогда нельзя давать им повод злиться на нее. Шрамы от побоев, полученных в детстве, не были видны на теле, но существовали в тех уголках памяти, которые обычно оставались закрытыми. Как хорошо, что жизнь настолько полна событиями, что не оставляет времени вновь и вновь обращаться к ее уродливым проявлениям.