Дженнифер Эшли - Ее первая любовь

Жених Джулианы Сент-Джон уже на целый час опаздывал на собственную свадьбу. Пока Джулиана в атласном платье и с букетом желтых роз сидела в ожидании, многочисленные друзья и родственники носились по залитому дождем Эдинбургу, пытаясь выяснить, что случилось с женихом.

Посаженая мать Эйнсли Маккензи пыталась приободрить невесту. Этим же, но по-своему занималась и мачеха Джулианы – Джемма. Однако в глубине души Джулиана понимала, что произошло нечто ужасное.

Когда обескураженные друзья Гранта вернулись ни с чем, Эйнсли отправила на поиски мужа – высокого брутального шотландца. У него результат оказался другим.

Лорд Камерон Маккензи приотворил дверь в ризницу ровно настолько, чтобы просунуть внутрь голову.

– Эйнсли, – позвал он и опять закрыл дверь.

Та сжала руки невесты, которые к этому моменту были холодны как лед.

– Не думай ни о чем, Джулиана. Я сейчас пойду разберусь, что там такое.

Мачеха Джулианы, которая была старше своей падчерицы всего на десять лет, пылала гневом. Она не сказала ни слова, но Джулиана отчетливо видела, что каждое ее движение полно ярости. Джемма терпеть не могла Гранта, а его мать она любила и того меньше.

Эйнсли вернулась практически сразу.

– Джулиана, – осторожно произнесла она и протянула невесте руку, – пойдем со мной.

Когда кто-нибудь начинает говорить таким тоном, значит, дальше последуют дурные вести. Джулиана встала, зашуршав атласом. Джемма двинулась вслед за ней, но Эйнсли остановила ее:

– Только Джулиана. Я так думаю.

Известная своим капризным характером, Джемма вознамерилась было запротестовать. Но она была и умницей. Поэтому только кивнула Джулиане, пожав ей руку:

– Я подожду тебя здесь, дорогая.

У Джулианы характер тоже был не сахар, однако, оказавшись под дождем на церковном дворе, она не ощущала ничего, кроме тупого оцепенения. Их помолвка с Грантом длилась несколько лет, и свадьба оставалась где-то там, в уютном далеке, но когда ее день настал, это стало чем-то вроде потрясения. И что теперь…

Грант заболел? Может, умер?

Над городом висела пелена тумана, сыпал мелкий дождь. в своем роскошном платье Эйнсли повела Джулиану через небольшой двор. Под высокими каблуками новых белых туфель зачавкала грязь.

Так они дошли до крытого арочного прохода, и, оставив за спиной главный двор, Эйнсли двинулась по нему. Хорошо хоть, что остальные гости оставались в церкви, откуда могли наблюдать за происходящим и строить различные догадки по поводу того, что что-то пошло не так. Под аркой на ветру в одиночестве стоял лорд Камерон. Широкоплечий гигант был одет в килт из шотландки цветов клана Маккензи. Когда они приблизились, Камерон пристально посмотрел на Джулиану темно-серыми глазами.

– Я нашел его.

Джулиана продолжала оставаться в оцепенении. Все казалось каким-то нереальным – Камерон, это низкое небо над головой, ее свадебное платье.

– Где он? – спросила она.

Камерон серебряной фляжкой махнул в сторону.

– Сидит в карете за церковью. Хотите с ним поговорить?

– Конечно, я хочу с ним поговорить. Я собираюсь выйти за него…

Она заметила взгляды, которыми обменялись Эйнсли и Камерон. Перехватила вспышку гнева в глазах Эйнсли и отражение этой вспышки в глазах Камерона.

– Что такое? – Джулиана схватила Эйнсли за руку. – Скажите мне, пока я не сошла с ума.

Первым среагировал Камерон.

– Беркли сделал ручкой, – подчеркивая каждый слог, сказал шотландец. – Он уже женат.

– Женат? – Губы не слушались. – Но он собирается жениться на мне.

Джулиана понимала, что в такой день лорду Камерону меньше всего на свете хотелось устраивать охоту за ее женихом, а потом сообщать ей, что этот человек сбежал с другой женщиной. Но продолжала упорно смотреть на него, словно он вместо этой мог рассказать ей какую-то другую историю.

– Он женился вчера во второй половине дня, – продолжил Камерон. – На женщине, которая учила его играть на рояле.

Безумие какое-то. Шутка, должно быть.

– Миссис Макиннон, – без всякого выражения произнесла Джулиана. И вспомнила темноволосую женщину в блеклом платье, которая иногда во время ее визитов стояла рядом с матерью Гранта. – Она ведь вдова. – Джулиана не удержалась от короткого смешка. – Теперь уже нет, полагаю.

– Я сказал ему, что он должен соблюсти приличия и все объяснить вам лично, – пророкотал Камерон. В его раскатистом голосе послышался грохот необработанных камней. – Поэтому я привез его сюда. Хотите поговорить с ним?

– Нет, – быстро ответила Джулиана. – Нет! – Мир снова начал вращаться вокруг.

Камерон вложил ей в руку фляжку.

– Отхлебните немного, милая барышня. Это смягчит удар.

Приличная леди не может позволить себе употреблять спиртное, и Джулиану воспитывали именно в таком духе, но события развивались абсолютно неприличным образом.

Она запрокинула фляжку, и тонкая струйка жгучего скотча пролилась ей в рот. Джулиана закашлялась, поперхнулась, снова закашлялась и прикрыла рот рукой, тогда Камерон отобрал у нее питье.

Возможно, прикладываться к виски не стоило. То, о чем рассказал Камерон, начало приобретать реальные очертания.

Две сотни приглашенных сидели в церкви, дожидаясь венчания Джулианы Сент-Джон и Гранта Беркли. Теперь нужно предложить им отправиться по домам. Надо будет вернуть две сотни подарков и отправить две сотни писем с извинениями. Газеты возликуют.

Джулиана приложила ладони к щекам. Она не любила Гранта, но ей казалось, что им удалось стать добрыми друзьями, уважительно относившимися друг к другу. Однако… Грант не удостоил ее даже этого!

– Что мне теперь делать?

Камерон сунул фляжку под сюртук.

– Мы отвезем вас домой. Я подгоню сюда экипаж. Не нужно, чтобы нас кто-нибудь увидел.

Это было очень любезно. Эйнсли и Камерон действительно по-доброму относились к ней. Но Джулиане сейчас не была нужна ни любовь, ни нежность. Ей хотелось надавать пинков, отомстить, не только Гранту, но и самой себе. Помолвка дала ей чувство защищенности, сделала самодовольной, словно для нее перестала существовать опасность остаться в старых девах. И дело не только в этом. Ей хотелось стабильности, хотелось нормальной жизни, за что она и боролась все время.

Только что будущее рассыпалось перед ней в прах, надежный выбор оказался пустышкой. Потрясение сделало ее бесчувственной, но вся тяжесть раскаяний и сожалений еще впереди.

Внезапно замерзнув, Джулиана потерла руки.

– Не сейчас. Пожалуйста, дайте мне минутку. Мне надо немного побыть одной.

Эйнсли обернулась и окинула взглядом двор, куда из церкви уже стали выходить приглашенные на свадьбу.

– Только не туда. Отправляйся в часовню. А этих мы удержим.

– Благослови тебя Господь, Эйнсли. – Но пересилить себя и обнять подругу Джулиана не смогла.

Она позволила довести себя до дверей часовни, которую перед ней распахнул Камерон. Провожатые отступили в сторону, и Джулиана вошла внутрь. Дверь захлопнулась.

В часовне было холодно, сумрачно, но тихо и спокойно. На мгновение Джулиана задержалась перед голым алтарем, подняв глаза к висевшему над ним скромному распятию, одинокому и ничем не украшенному.

Грант женился! На миссис Макиннон!

Только сейчас до Джулианы дошел смысл того, что проходило перед ее глазами несколько последних месяцев и чему она не придавала значения. Вот Грант с миссис Макиннон сидят бок о бок за пианино его матери, вот обмениваются улыбками, вот обмениваются взглядами. Вот Грант меланхолично смотрит на Джулиану так, словно хочет сказать ей что-то важное, но вместо этого бросает шутку или делает какое-нибудь идиотское замечание.

Теперь-то она поняла, что он собирался сказать: «Мисс Сент-Джон, я влюбился в свою учительницу музыки и хочу жениться на ней, а не на вас».

Какой скандал! Какое унижение!

Джулиана стиснула кулаки. И как только провидение могло оказаться таким слепым! Но даже в таком состоянии ей было понятно, что богохульство в часовне – вещь неприемлемая.

Джулиана резко развернулась и кинулась к скамьям, венчальное платье цвета слоновой кости вздыбилось вокруг нее.

– Чтоб ты провалился! – выпалила Джулиана и рухнула на ближайшую скамью.

И с размаху уселась аккурат на что-то, что вдруг зашевелилось под ней. Это что-то оказалось одетым в килт широкоплечим длинноногим молодым парнем, который приподнялся на локтях. Она разбудила его, бухнувшись ему на бедра всеми ста двадцатью фунтами веса своего женского тела в свадебном облачении.

– Какого черта! – Серые глаза, такого же оттенка, что и у Эйнсли, блеснули на загорелом лице, какого не бывает у тех, кто постоянно живет в Шотландии.

Эллиот Макбрайд явно не мучился угрызениями совести за ругань в храме. Или за то, что улегся здесь спать.

Джулиана слегка покраснела, но не могла шелохнуться. Она смотрела, как Эллиот, привстав, сдвинулся в угол скамьи. Его обутые в сапоги ноги остались лежать на скамье.

– Эллиот? – ахнула Джулиана. – Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь найти тихий уголок, – ответил тот. – Вокруг слишком многолюдно.

– Я имела в виду здесь, в Шотландии. Мне казалось, что ты в Индии. Эйнсли так сказала.