Гэлен Фоули - Ее единственное желание

— Какие еще новости?

— Ничего тревожного, милая. — Йен осторожно отвел ее волосы за спину.

— Я не знала, что ты способен на такое.

Йен кивнул, избегая ее взгляда.

— Ты испугал меня, — добавила она.

На этот раз он внимательно на нее посмотрел.

— И сейчас боишься? — прошептал он.

Джорджи не ответила.

— Не уходи от меня, Джорджиана. Я слишком хочу тебя, чтобы отпустить. Ты мне нужна, — выдохнул Йен.

— Но ты так стараешься закрыть для меня свою душу! Я хочу узнать тебя, Йен, — пробормотала она с мучительной тоской, вцепившись в лацканы его сюртука. — Как я могу любить тебя, если ты не хочешь и не можешь быть со мной откровенным? Не даешь узнать себя?

— Узнай меня сейчас. Узнай сегодня.

От его жаркого шепота по ее телу прошла восхитительная дрожь.

Он стал целовать ее шею, возбуждая в Джорджи чувственность.

Она вдруг вспомнила, как в джанпурском дворце он предупреждал ее не верить обманчивому смирению сидевшего в клетке тигра. Стоит дать зверю свободу, как он вонзит в жертву когти и зубы…

И вот клетка открыта. И Йен нежно покусывает ее шею. И голод, так и сквозивший в каждой ласке, был чересчур велик, чтобы отказывать Йену в его утолении. Похоже, сегодня он больше не имел воли сдерживать свои инстинкты. И какая теперь разница, если она сегодня увидела его настоящего?

Его пальцы настойчиво сжимали ее бедра, и Джорджи с необычайной ясностью поняла, в чем он нуждается. Чего хочет.

Она ощущала также, что вряд ли он предоставит ей выбор.

Он крепче прижался губами к ее шее, и Джорджи тихо застонала, изнемогая от чувственного восторга.

Он опустился на колени и обнял ее за талию сильными руками, целуя ее тело, всюду, куда мог дотянуться. Согревал кожу сквозь легкий белый газ ее платья. Обожествлял, целуя грудь и гладя средоточие ее женственности.

Время потеряло значение. Джорджи сознавала одно: она больше не может выносить бремени одежды. Ей нужно нежное дуновение ветерка, сладостная тяжесть Йена и ничего больше. В этот момент ей были безразличны последствия. Она должна получить его. Немедленно.

Он сбросил сюртук и жилет, словно ему тоже было слишком жарко в эту летнюю ночь.

Джорджи трепетала, опьяненная его запахом и упругостью мощных мышц, по которым так нежно скользили ее руки. А Йен все обострял наслаждение искусными ласками, пока у нее не ослабели ноги.

Через мгновение она, обнаженная, уже медленно опускалась на одеяло. Йен скинул последнюю одежду и упал в ее объятия, осыпая поцелуями. Краем глаза Джорджи видела серебряную дорожку на гладкой поверхности озера. И этот свет продолжал танцевать перед ее изумленным взором, когда Йен вошел в нее. Она не отстранилась. Не испугалась. И наслаждалась каждым моментом его проникновения.

Он дрожал от страсти, яростной и одновременно нежной, отдавая всего себя, со всеми недомолвками и тайнами.

Их дыхание смешалось. Поцелуи становились все исступленнее. Его плоть вонзилась в ее тугое лоно. Джорджи отдавалась ему телом и душой. Они вместе достигли экстаза, сжимая друг друга в объятиях. Он излился в нее мощными пульсациями. Его тихие стоны сменились нежным шепотом.

— Любовь моя…

Джорджи пригладила ему волосы и поцеловала в лоб.

— Дражайший Йен! Никогда и думать не смей, что я могу оставить тебя. У меня не получится, — выдохнула она. — Ты никогда не потеряешь меня, дорогой. Что бы ни случилось.

— Любимая, — вторил Йен, вновь целуя ее.

Они поженились несколько дней спустя, в гостиной Уинтерхейвена. На скромной церемонии присутствовали только родные.

Решение было принято довольно неожиданно. Отсюда — ни роскошного платья, ни свадебного пиршества, только чудесный свадебный торт… на счастье.

Кольцо представляло собой простенький золотой ободок. А цветы принесли из сада: ровно столько белых и розовых роз, сколько в тот день распустилось на кустах. И еще какие-то чудесные пурпурные соцветия, названия которых Джорджи не знала.

И она поклялась быть ему верной женой.

Джорджи легонько сжала его руку, готовая идти с ним одной дорогой до конца дней своих.

Он посмотрел на нее с легкой улыбкой, и ее сердце наполнилось радостью. Да, любовь озарит им путь и прогонит темные тайны, которые он хранит в душе.

К счастью, она никогда не испытывала недостатка в храбрости. И смело смотрит в будущее. А пока необходимо быть терпеливой, и когда-нибудь он окончательно ей доверится.

Если бы она считала, что от его откровенности что-то зависит, не отдалась бы ему в ту ночь. Но это был ее Йен, и она всем своим существом сознавала, что он никогда не предаст ее любви.

Они произнесли обеты.

Священник объявил их мужем и женой.

Она замужняя женщина. Маркиза Гриффит. Приемная мать Мэтью.

Злые языки, должно быть, заработают с удвоенной силой, обсуждая столь внезапную свадьбу. Впрочем, общество все еще судачит о драке Йена и убийстве неизвестного индийца. Так что у сплетников еще есть чем заняться.

А новобрачным есть что праздновать.

И они праздновали.

День уже клонился к вечеру, и маленькая семья вместе со слугами и вооруженными охранниками отправилась на север, в фамильное имение Йена.

Йен приказал привезти из Лондона прекрасный дорожный экипаж, запряженный шестеркой сильных коней, так что они ехали со всеми возможными удобствами.

Через несколько часов пути они остановились в уютной гостинице и сняли на ночь лучшие комнаты.

Ночь они провели, предаваясь излишествам, описанным в «Камасутре».

Теперь они женаты, и что бы ни делали в постели, грехом не считается. Поэтому они с бесстыдным самозабвением сжимали друг друга в объятиях. С восхитительно бесстыдным самозабвением…

Через несколько часов они лежали, утомленные и совершенно обессиленные, лениво лаская друг друга. Обмениваясь дремотными улыбками.

— Йен, — застенчиво спросила она наконец, — я кое-что хотела тебе сказать…

— Мм, — промычал он, проводя пальцем по ее руке.

— Хочу, чтобы ты знал: я никогда не попытаюсь вытеснить Кэтрин из твоей памяти. Она была твоей первой женой и матерью Мэтью, и я вместе с тобой буду чтить ее память и сделаю все, чтобы вырастить ее сына именно таким, каким она хотела бы его видеть.

Он долго смотрел на нее, а потом нежно поцеловал в распухшие губы.

— Спасибо, дорогая. Ты так великодушна!

Джорджи помедлила, гладя его грудь.

— Какой она была?

— Милая, я не хочу говорить о другой женщине в свою брачную ночь с тобой.

— Ты никогда не упоминаешь о ней. Признаюсь, иногда мне это кажется странным.

Йен нахмурился и повернул к ней голову.

— Джорджи! Что случилось?

Она капризно пожала плечами:

— Может, ты вовсе не хочешь делить со мной эту часть твоей жизни?

— Ничего подобного. Просто эта глава моей жизни зарыта. И я не хочу вновь ее открывать.

Джорджи опустила глаза.

— Что? — терпеливо допытывался Йен.

— Я просто хочу окончательно убедиться, что леди Фолконер ошибалась и в твоем сердце не осталось любви к Кэтрин. Ничего не могу с собой поделать. Да, я немного ревную мертвой. Конечно, ты можешь посчитать это глупым, но я… я только хочу, чтобы ты любил меня больше.

— Джорджиана… — Йен тяжело вздохнул. — Дорогая, знаешь ли ты, что брак с Кэтрин был заключен исключительно по настоянию родителей с обеих сторон?

— Нет. Откуда мне знать, если ты никогда об этом не говоришь?

Она чувствовала, как кровь приливает к щекам. Остается надеяться, что он не примет ее за ревнивую дуру!

— Вот видишь? Она была матерью моего сына, и поэтому я всегда будут чтить ее память, но, поверь, до встречи с тобой никого никогда не любил.

Он приподнялся на локте и бросил на нее лукавый взгляд:

— Доказать тебе?

— О, Йен! Нет! Держись подальше от меня, ненасытное животное, — проворковала Джорджи, правда, не слишком убедительно. Но не прошло и нескольких минут, как она сдалась под напором его ласк, и скоро уже стонала, придавленная его телом.

Летнее небо синело над головами. Стайки пушистых облаков плыли над лоскутными одеялами камберлендских холмов и зелеными лугами, усеянными пасущимися овцами.

Проведя в пути почти неделю, они вот-вот должны были добраться до поместья Йена, Эйлсуорт-Парка.

Джорджи буквально бурлила от возбуждения и радости, прижимая к себе Мэтью. Оба раскрыв рты смотрели в окно, любуясь мелькавшими мимо пейзажами.

Йен, сидевший напротив, слегка улыбался.

— Смотри, мама. Это Хоксклифф-Холл! — воскликнул Мэтью, показывая на вершину дальнего холма. Похоже, ему очень нравилось называть ее мамой. И сейчас он взволнованно пояснил: — Дом Морли! Настоящая крепость!

— Господь милостивый! Хоксклифф-Холл? Знакомое название.

— Здесь выросли твои кузены, и отец тоже, — напомнил Йен и стал рассказывать о своих детских проделках. О том, как убегал из дому, чтобы поиграть с Робертом, Джеком, Дэмиеном, Люсьеном и Алеком.

Джорджи зачарованно слушала воспоминания о походах по зеленым долинам вместе с компанией преданных друзей. О том, как они гонялись за табунами диких лошадей, живущих в лощинах, играли в развалинах древнего замка, который, по слухам, когда-то принадлежал Утеру Пендрагону, отцу самого короля Артура.

— О, я хочу его видеть!

— Обязательно. Может, мы устроим там пикник? — пердложил Йен.

— Ур-ра! — завопил Мэтью. — А Робина возьмем?

— Ну куда же ты без своей тени? Конечно, возьмем, — заверила Джорджи, ласково ероша ему волосы.

Некоторое время экипаж ехал вдоль берега реки Гриффит. Йен пояснил, что титул им присвоили по названию этой реки, которая вытекала из Шотландского нагорья и исчезала где-то в Восточной Англии.