— О, смотрите, рухнувший мост, — пробормотала Джорджи, показывая на зубья деревянных опор, когда-то державших мост.

— Да, — обронил Йен. — Буря уничтожила его много лет назад.

— И ты не приказал его восстановить? — допрашивала она. Должно быть, через мост попасть в дом куда проще.

— Да… но мне нравится уединение, — сардонически ответил он. — Так нас реже навещают незваные гости.

— Хм… — пробурчала Джорджи.

— Постройка мостов обходится очень дорого. Я лучше подожду и сразу закажу железный мост, а не временный, деревянный. Весенняя погода, — продолжал он, тщательно выбирая слова, — в этих местах может быть очень переменчива. Когда снега Пеннинских гор начинают таять, вода в реке поднимается очень высоко.

— Понимаю.

— Мэтью, можешь сказать маме, как вести себя на берегу реки?

— Осторожнее! Не подходи близко, — пропищал малыш, явно подражая взрослым.

— Молодец! — похвалил Йен, и Мэтью немедленно просиял.

— Смотрите! — неожиданно выкрикнул он.

Джорджи взглянула туда, куда показывал его пальчик.

— О, это наша соседка. Вероятно, жена арендатора? — осведомилась она при виде старухи, медленно бредущей по обочине дороги. — Не показывай пальцем, Мэтью. Это невежливо.

Она опустила руку мальчика и, проезжая мимо старушки, дружелюбно махнула в знак приветствия, но в ответ получила пронизывающий взгляд: Джорджи успела заметить сгорбленную спину и длинный плащ с капюшоном. Скрюченные пальцы сжимали корзину с яблоками.

— Что за странная старушка!

— Здешняя повитуха. Все зовут ее матушкой Авессалом. Моя мать всегда благоговела перед ней, — пояснил Йен. — Но, боюсь, теперь она совершенно безумна.

— Правда?

— Да, и живет в одном из коттеджей, которые я предоставляю для престарелых слуг семейства Гриффит.

— Бедная старушка, — сочувственно вздохнула Джорджи, снова выглядывая из окна, хотя матушки Авессалом уже не было видно. Возможно, холодность Йена объясняется тем, что повитуха помогала при родах Мэтью и не смогла спасти от родовой горячки Кэтрин. — Может, нам следовало остановиться и пожелать ей доброго утра? Она очень стара. Наверное, ее следовало подвезти.

— О, не обманывайся. Она еще полна сил, и заверяю, что этот древний кусок кожи доверху полон яда и уксуса. В детстве мы страшно ее боялись.

— Правда? — хихикнула Джорджи. — Ты и мои всемогущие родственники пугались безвредной старушки?

Йен серьезно кивнул.

— Мы были уверены, что она ведьма.

— Может, так оно и есть, — отпарировала она, но при виде побледневшего личика Мэтью рассмеялась. — О, солнышко, я просто пошутила!

— Ничего подобного! Она умеет летать на метле, — вставил Йен.

— Ты плохой.

— Нет, — возразил он, окидывая ее затуманенным взором. — Я просто спешу. Хочу поскорее лечь в постель.

— Ты устал, папа?

— Мм, — промычал он, многозначительно глядя на Джорджи.

Та укоризненно покачала головой, хотя щеки уже пылали.

Только не в присутствии ребенка!

Экипаж замедлил ход у высоких железных ворот поместья. Краснолицый привратник вышел из сторожки, почтительно притрагиваясь пальцами к полям шляпы. Мэтью энергично помахал ему.

— О, как прекрасно! — воскликнула Джорджи, любуясь живописными кустами и деревьями.

— «Капабилити» Брауна[5], — загадочно сказал Йен.

— Что это такое?

— Не важно! Просто наслаждайся. Объясню потом.

— Только взгляните на эту огромную плакучую иву. Она великолепна! Это ведь ива, верно?

— Да.

— В Индии ив нет, но я часто о них слышала. А это что? Вон та белая штука за деревьями? Садовая беседка?

— Нет. Это памятник Кэтрин, — бесстрастно сообщил Йен.

Джорджи удивленно уставилась на него.

— Мама сейчас на небе, с ангелами, — торжественно сообщил Мэтью.

Растерянная Джорджи повернулась к мальчику и нежно отвела с его лба волосы. Она ощущала взгляд Йена, но, повернувшись к нему, заметила, что в зеленых глубинах залегли мрачные тени. Очевидно, ее жизнь с ним не будет легкой.

Но обратной дороги уже нет. Да она и не хочет поворачивать назад.

Экипаж спустился с холма, поднялся на другой, проехал в облаке пыли мимо изящного каменного фонтана. Впереди показался дом. Ее новый дом. Большой. Белый и величественный. С прямыми строгими линиями. Выстроенный в неоклассическом стиле. С роскошной колоннадой на верхней площадке крыльца.

Джорджи заметила, как из дома выбегают слуги, спеша приветствовать хозяев. Вскоре они уже выстроились в ряд перед крыльцом, где остановился экипаж.

Джорджи с ранней молодости привыкла управлять хозяйством. В Индии она занималась этим не только для братьев, но и для отца, и к тому же входила в советы попечителей нескольких домов призрения. Но, честно говоря, она немного нервничала при мысли о встрече с обитателями поместья.

Йен помог ей выйти из экипажа и стал знакомить со слугами. Худой дворецкий Таунсенд, экономка, кухарка, лакеи и горничные, конюхи и садовники смиренно приветствовали ее.

Джорджи произнесла небольшую, приготовленную заранее речь, поблагодарив за теплый прием и выразив уверенность, что они прекрасно поладят. Йен тем временем уставился на огромную лозу желтых роз, вьющихся по стене.

— Боже! — воскликнул он, разглядывая густые ветки и пышные цветы, обвившие окно первого этажа и, казалось, стремившиеся поглотить дом.

Джорджи обернулась посмотреть, что привлекло внимание мужа.

— Чем вы их удобряете? — спросила она старшего садовника. — Поведайте ваш секрет! Они поразительны.

— Они омерзительны, — пробормотал Йен.

Джорджи удивленно вскинула брови:

— Почему вы так говорите, милорд? Это розы, а розы всегда прекрасны.

— Они кошмарны. И запах удушливый. Они покрыты шипами и роями пчел. От них ничего, кроме неприятностей!

— О, они не так уж плохи. Пойдем!

Джорджи, смеясь, взяла его под руку, припала головой к плечу и потянула к двери.

— Мама! Папа! Подождите меня! — крикнул Мэтью, бросившись к ним. Верный Робин мчался следом.

Дворецкий провел новую хозяйку по всему дому. Йен шел рядом, учтиво заложив руки за спину. Джорджи время от времени с подозрением поглядывала на мужа.

Что с ним такое? Он действительно как-то странно ведет себя. И она так и не поняла, почему он вдруг разозлился из-за каких-то роз. Может, ему просто не нравится здесь жить? Одолевают мучительные воспоминания о том времени, когда он жил здесь с Кэтрин?

Что ж, ведь это он предложил приехать в поместье! Собственно говоря, даже разрушенный мост поможет их защитить, поскольку затрудняет доступ в Эйлсуорт-Парк. Только людям, знающим здешние места, известно, как сюда добраться. Так что в этом отношении она спокойна.

Интересно, Кэтрин тоже чувствовала себя в безопасности?

Преисполнившись любопытства, Джорджи стала искать глазами портрет своей предшественницы, наверняка выставленный на видном месте, но так ничего и не нашла. Если портрет и существовал, его явно не собирались вешать.

Когда она выразила вежливое восхищение красивым резным буфетом в столовой, Таунсенд с довольным видом сообщил, что его выбрала предыдущая леди Гриффит.

— Дорогой, сколько лет вы с Кэтрин были женаты?

— Меньше года.

— Ясно. Значит, эти чудесные комнаты были обставлены…

— Моей матерью.

— А, разумеется.

Значит, именно в таком доме рос Йен.

— Кстати, теперь, когда об этом зашел разговор, думаю, здесь нужно многое изменить, — дипломатично прошептал он ей на ухо.

Джорджи широко улыбнулась.

Но когда они поднялись наверх и подошли к смежным спальням хозяина и хозяйки, Йен словно заледенел.

— Омерзительно, — снова буркнул он себе под нос, брезгливо оглядывая алую, с золотом, спальню.

Джорджи, потеряв терпение, круто развернулась.

— Ты здоров?

Он озадаченно моргнул, словно ее резкий тон вернул его в настоящее.

— Конечно. Прости меня. Похоже, долгое путешествие неблагоприятно подействовало на мой характер.

— Именно! Ты портишь мне все веселье! Может, тебе следует пойти и выспаться?

Йен фыркнул.

— Пожалуйста, если это улучшит тебе настроение. Дорогая, оставляю тебя устраиваться. У меня кое-какие дела, — объявил Йен. — Нужно дать указания парням Дэмиена.

— Верно.

Он поклонился ей.

— Увидимся за ужином.

Он уже отвернулся, но Джорджи громко кашлянула. Йен повернулся и вопросительно поднял брови. Джорджи откинула голову и с выжидающей улыбкой постучала пальцем по щеке.

Его сведенное напряжением лицо немного расслабилось.

— Как же я мог забыть?

В этот момент он был олицетворением влюбленного мужа. Йен подошел и нежно поцеловал ее в щечку.

Дворецкий изумленно хлопнул глазами и принялся внимательно изучать шторы.

— Ты должен всегда целовать меня, когда приходишь или уходишь, — кокетливо напомнила она.

— Особенно когда прихожу, — прошептал он, страстно глядя ей в глаза.

— Распутник! — фыркнула она, надеясь, что старик Таунсенд ничего не услышал.

— Увидимся за ужином, любовь моя, — мягко пообещал Йен и снова поклонился.

Следующие три-четыре дня Джорджи с тревогой наблюдала, как Йен становится все более отчужденным. Он пытался скрыть свое настроение и по ночам любил ее с прежним пылом. Но она постоянно ощущала его отстраненность.

Она спрашивала, не хочет ли он поговорить, но, разумеется, ответ был отрицательным. Часто она видела, как он стоит у разрушенного моста, глядя в бурлящий поток.

Однажды она просто испугалась, увидев, как он, с топором в руке, яростно рубит желтые розы, увившие всю боковую стену дома.