— Я не обижаюсь… — женщина демонстративно оглядела своё отражение, затем, повернувшись к Элине, пристально посмотрела той в глаза, — Мне, действительно, пора. Ты поймёшь! Вот, когда твой Игорь поступит с тобой точно так же…

— Мама… ты что, мне желаешь, чтобы…

— Нет, — мать перебила Элину на полуслове, — я не желаю! Просто хочу, чтобы ты помнила… Твой отец меня уважал! Я никогда ему не прислуживала, но даже это не уберегло меня от его подлого поступка. А твой Игорь… Ты для него — всего лишь домашняя утварь, служанка. Какое уважение может быть к служанке?! Когда он поступит с тобой точно так же, а он обязательно поступит!.. ты вспомнишь мои слова. Но будет поздно!

* * *

— Элька… — заглянув в кухню, Игорь удивлённо уставился на шмыгающую носом жену, — Ты куда пропала?!

— Сейчас… — вытерев слёзы, та встала из-за стола, — Иду.

— Чего ревёшь?.. Что-то случилось?

— Мы поссорились с мамой. Она ушла…

— Как — ушла? Куда?

— К себе домой. Совсем.

— Так сильно поссорились?

— Я её обидела…

Глава 3

Несмотря на свои пятьдесят два года, Ирина Германовна выглядела очень молодо — на вид ей можно было дать не больше сорока — сорока двух лет. Выше среднего роста, худощавая, с идеально уложенной причёской, с едва заметным, но выгодно подчёркивающим глаза и губы макияжем, она и ходила моложаво — легко, стремительно, высоко подняв голову. Красота всё ещё оставалась естественной, и Ирина очень гордилась, что её лица до сих пор не касался скальпель пластического хирурга. Она всегда с удовольствием смотрелась в зеркало, в душе сочувствуя своим сверстницам, которые уже и не обращали внимания на новые морщины.

…Сегодня же, придя на работу, она закрыла за собой дверь и неожиданно остановилась у большого настенного зеркала в углу кабинета. Утреннее летнее солнце весело освещало помещение, и в свете его лучей женщина как будто впервые вглядывалась в своё отражение. Она смотрела и с ужасом осознавала, что всё… всё, чем она гордилась, буквально исчезает под этими проклятыми лучами… исчезает, предательски обнажая и эту мелкую сеточку вокруг глаз, и неровную кожу совсем не юношеского цвета… и отсутствие блеска в явно потускневшем голубом взгляде… и ярко выделяющиеся складки на шее — верный признак далеко не среднего возраста…

— Ну, здравствуй, моя дорогая! — вихрем ворвавшись в кабинет, темноволосая, с ярко накрашенными узкими губами на продолговатом лице женщина лет сорока пяти, в белом, приталенном халате, с ходу заключила Ирину Германовну в объятия, — Здравствуй!..

— Ой, Машенька! — та с готовностью обняла в ответ гостью, — С приездом!..

— Я всё знаю! — как будто упреждая вопрос, гостья отстранилась и посмотрела Ирине в глаза, — И, хочу, чтобы и ты знала: я на твоей стороне!

— Спасибо, Маша… — Ирина Германовна тяжело вздохнула, — Если честно, мне так тебя не хватало… Даже поделиться было не с кем…

— Могу представить, — усаживаясь в мягкое кресло, Мария с пониманием кивнула головой, — если честно, когда мне Варвара Петровна позвонила и рассказала, первым желанием было бросить этот чёртов отпуск, и лететь сюда, к тебе на помощь!

— Ну, что ты… — Ирина махнула рукой, — Это было совершенно ни к чему… А Варвара… Вот ведь какие сплетницы… Представляешь?! Делали вид, будто ничего не знают!.. А сами за спиной…

— Ирочка, ну, ты же знаешь наш серпентарий! — Мария деланно-участливо нахмурила брови, — Я так за тебя там переживала, ты представить не можешь!.. Только и думала о тебе… Мне даже Бражников сказал — ты, говорит, телом здесь, а душой где-то в другом месте!

— Спасибо тебе, Машенька… — Ирина скорбно качнула головой, — Ты — единственная, с кем я могу быть откровенной…

— Ну, а он-то что, Сергей… Что он говорит?.. — Мария смотрела с нескрываемым интересом.

— Ничего… — усмехнулась Ирина Германовна, — Я с ним больше не виделась. Даже не знаю, как он свой юбилей справил… Корецкие вот меня пригласили… И его тоже… Как думаешь, идти или нет?..

— Однозначно: идти! Он должен увидеть, что у тебя всё хорошо!

— Да, но… Я не представляю, как увижу его с этой… — Ирина закрыла руками лицо, — Не представляю…

— Тебе нужно быть с кем-то вдвоём… Подумай, кто там ещё будет?

— Я думала… — теперь хозяйка кабинета подперла подбородок рукой, — Но никого подходящего…

— Слушай… А Элина?.. Возьми с собой дочь, думаю, Корецкий будет только рад, они все к ней неровно дышат…

— Она не пойдёт!.. — нервно махнув рукой, Ирина Германовна нахмурилась, — Это такой тяжёлый случай…

— Неужели Элина не захочет поддержать тебя, что ты, Ирочка?! — Мария вытаращилась на подругу, — Хочешь, я сама с ней поговорю?

— Это бесполезно. Там всем командует Игорь, а она у него как служанка…

— Ну, характер у него, мягко говоря, не очень… Наслышана… но тут-то дело особое!

— Что ты, Маша… Спасибо, что позволил мне у них пожить всё это время… — Ирина Германовна многозначительно усмехнулась уголком губ.

— Это хорошо. Тебе сейчас одной оставаться нельзя!

— Уже осталась. Вчера ушла от них… Не могу больше смотреть, как живёт моя дочь. Знаешь, Маша, я сейчас как будто по-другому посмотрела на всю эту ситуацию… Наверное, я плохая мать.

— Что ты, что ты!.. — Мария возмущённо замахала руками, — Что ты такое говоришь?! Это ты-то плохая мать?! Да и ей… сколько уже лет?!

— Не нужно было позволять ей выходить замуж за этого морального урода. Пусть бы родила Антошу, сами бы воспитали. А мы пошли у неё на поводу…

— Да… — Мария кивнула, — Может, и не нужно. Да разве мы им указ?

— В том и дело. Мы им не указ, а теперь душа разрывается… Он же натуральный психопат, как был, так и остался! Но она как привороженная… Как только мы с Серёжей не уговаривали… и кнутом, и пряником… Так и не оторвали её!..

— Это называется — любовь, — с осуждением в голосе произнесла Мария.

— Да разве это любовь?! Маша, какая может быть любовь, если ночью, зимой, в одних тапках убегать из дому?! Если слёзы лить годами, какая это любовь?!

— Ты говорила, он больше не пьёт?

— Пока не пьёт… — недовольно поджав губы, Ирина Германовна уставилась в окно, — А я уже и не рада…

— Почему, Ирочка?.. — Мария с удивлением смотрела на подругу, — Если не пьёт, это уже другое дело…

— Да какое там дело… Кроме рожи смазливой ничего и нет. Я уже грешным делом думала, вот пил бы, она бы точно его уже бросила! А так — сидит с ним как на цепи… Ни к нам толком не ходит, не ездят никуда… Всё с ним да с ним. Работа и дом, дом и работа.

— Та это хорошо, — уже веселее ответила Мария, — муж и жена — одна сатана.

— Понимаешь, он — дурак! — говоря о дочери и зяте, Ирина Германовна, казалось, совершенно забыла о собственных горестях, — Дома всякой ерундой занимается, только не делами! То на гитаре бренчит, то музыку на всю громкость включит… Телевизор посмотреть невозможно, включают лишь то, что Игорёк любит… То друга притащит, а Эля перед ними как служанка — то кофе подай, то ещё что-нибудь… Нет, у нас с Серёжей тоже есть… были… друзья, и они приходили к нам… Но я никогда и никому не прислуживала!.. мы собирались на кухне, Серёжа сам всех угощал… Нет, я понимаю, если бы просто сварить кофе и налить в чашки… Но она таскает их к ним в комнату, весь вечер… Она бежит на каждый звонок, на каждый вызов!.. Он никогда не поднимет задницу с дивана, чтобы открыть дверь!.. Она готовит только то, что любит он… А он… он даже в тарелку себе супу налить не может, да что там… он даже холодильник не откроет, будет ждать, пока она не придёт, и не накормит! А как он с ней разговаривает?! Ну, что это за обращение — «толстяк»?! Это обращение к жене?!

— Толстяк?! — Мария удивлённо округлила небольшие карие глазки на узком лице.

— Ага… — Ирина усмехнулась, — Это при её-то шестидесяти килограммах… Маша, ты не представляешь, чего я насмотрелась и наслушалась за эти дни, что жила у них! От него только и слышно: сходи, посмотри, принеси, отнеси, подай, позвони… А эта дурочка… и несёт, и подаёт, и звонит, и открывает… Ой, не могу…Лучше бы я оставалась дома… Честное слово!

— Ирочка… — Мария снова сочувственно сдвинула брови, — На тебя столько навалилось… Тебе просто необходимо развеяться, сменить обстановку!

— Да, — кивнула Ирина, — у меня скоро отпуск… кстати, ты будешь меня замещать, ты в курсе?

— В курсе, главный уже приказ подписал, — Мария с готовностью кивнула, — отдыхай спокойно! Поезжай куда-нибудь, и не одна, а с Элиной!

— Да разве этот урод её отпустит?!

* * *

Мучаясь угрызениями совести, Элина звонила матери и весь вечер после их ссоры, и на следующее утро, а после работы поехала к ней домой. Она ужасно жалела, что не сдержалась и нагрубила вчера, и, когда Ирина Германовна открыла дверь, тут же повисла у неё на шее. Она без конца просила прощения, в душе ругая себя, что не подумала купить продуктов — после долгого отсутствия холодильник Ирины Германовны был полупустым.

Растрогавшись, та наплакалась вместе с дочерью и отправила её в магазин. Когда, приготовив ужин и накормив мать, Элина вернулась к себе домой, был уже поздний вечер.

— Я пришла… — заранее догадываясь, что Игорь злится за её позднее возвращение, Элина изобразила на лице веселье, — Кто дома?..

— Мам, ты где была? — Антон удивлённо выглянул из своей комнаты, — Почему так поздно?

— У бабушки, — она не менее удивлённо застыла перед сыном, — разве папа не сказал? Я же ему звонила.

— Нет, — мальчик пожал плечами, — я спросил, он ответил, что понятия не имеет.

— Сейчас разберёмся… — предчувствуя скандал, Элина толкнула дверь спальни, — Привет!

Не обращая на неё никакого внимания, супруг сосредоточенно сидел за компьютером. Он даже не повернул в её сторону головы.