– А когда ни ты, ни она не пришли, Лилиас отправилась в конюшню самостоятельно, да еще и Каллума с собой взяла. – Малколм тряхнул головой. – Похоже, она никогда не научится слушаться старших.

– Да, Лилиас отлично знает, что не должна была идти в конюшню без взрослых. Но она не подошла ни к одной из больших лошадей, – вступилась за строптивую падчерицу Джоан. – Она оседлала двух пони, своего и Каллума, и дождалась меня, прежде чем села в седло. Она очень гордо сообщила мне, что никогда не выедет за ворота без разрешения и сопровождения.

Малколм сокрушенно вздохнул.

– Думаю, для Лилиас это большой прогресс.

– Совершенно верно. Она стала себя вести намного лучше, – уверенно проговорила Джоан.

Малколм скорчил удивленную гримасу.

– Теперь я точно знаю, что мир перевернулся. Не я, а ты оправдываешь возмутительное поведение Лилиас.

– Но это правда. Лилиас учится терпению.

– Интересно, почему это меня не убеждает, жена?

Их громкий смех наполнил двор. Веселье помогло Джоан отвлечься от тошноты, а нежность в глазах Малколма напомнила ей, что она в безопасности и любима.

Да, она любит этого мужчину. Он стал центром ее мира, и в моменты, подобные этому, она чувствовала себя абсолютно счастливой.

То, что он выбрал ее, было подарком судьбы, а то, что он приложил столько сил, чтобы завоевать ее доверие и любовь, – чудом, за которое она каждый день всю оставшуюся жизнь будет благодарить Всевышнего.

Несмотря на неприятные ощущения в животе, Джоан снова заулыбалась. Она подняла голову, с любовью взглянула на мужа, и их губы встретились.

– Краски жизни снова возвращаются на твое милое личико, – сказал Малколм и игриво чмокнул жену в кончик носа. – Тебе лучше?

Она отстранилась и заглянула ему в глаза.

– Знаешь, твои поцелуи согревают меня изнутри.

Он ухмыльнулся, и ее сердце растаяло. Пустота, которая так долго жила в ее душе, исчезла, повинуясь силе любви Малколма. Из всех благ, выпавших на долю Джоан, это было самое чудесное, и она поклялась беречь и хранить его всю оставшуюся жизнь.