Звева Модиньяни - Джулия

– Не надо было называть тебя Джулией, – горестно качая головой, повторил Витторио де Бласко. – Может, и правда, в имени уже заложена человеческая судьба.

Он был подавлен, даже жалок. Когда их глаза наконец встретились, Джулия прочла во взгляде отца глубокое разочарование, крушение надежд.

– Ты меня не ругаешь, не наказываешь, – удивилась она.

– Если ты поступишь по-своему, то сама себя накажешь, – со вздохом сказал отец, – очень сильно накажешь. Я, в отличие от тебя, умею заглядывать в будущее, поэтому могу тебя только пожалеть.

Если бы отец накричал на нее, ей было бы легче. Еле сдерживая слезы, она наклонилась и поцеловала отца в худую щеку. Он ответил ей беспомощной улыбкой.

– Я причинила тебе горе, – с сожалением сказала Джулия.

– Если бы ты врала и изворачивалась, то еще больше меня бы расстроила, – ответил Витторио де Бласко. – Ты отчаянная, Джулия, но я благодарен тебе за искренность. Да хранит тебя Господь!

– Спасибо, папа, – растроганно прошептала Джулия и, тихо выйдя из комнаты, осторожно прикрыла за собой дверь.

Погруженная в свои мысли, она прошла мимо матери и стала подниматься по лестнице. Дойдя до последней ступеньки, она почувствовала, что ей плохо: к горлу поднялась тошнота, все тело охватила странная слабость.

Наутро все повторилось сначала, и Джулия решила сдать мочу на анализ – она заподозрила, что беременна.

Вечером они договорились с Лео вместе поужинать, и Джулия, зайдя в аптеку за результатом, подтвердившим ее опасения, сразу же отправилась в ресторан.

– Я беременна, – сказала она Лео чуть ли не с порога.

– Боже мой! – испугался он. – Ты так спокойно об этом говоришь!

– А как же об этом говорить? – с детской наивностью спросила Джулия. – Беременна значит беременна.

– И что ты намерена делать? – осторожно спросил Лео.

– Что мы намерены делать? – поправила его Джулия.

– Надеюсь, наше решение будет единодушным.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду аборт, – решительно ответил Лео.

Джулия резко вскочила из-за стола и бросилась в туалет. Там ее вырвало. Вернулась она совершенно разбитой. Лео выглядел потерянным, и это подействовало на Джулию угнетающе. Заплатив по счету, он вывел ее под руку из ресторана. На свежем воздухе оба почувствовали себя лучше.

– Почему я должна делать аборт? – спросила Джулия.

– Потому что ребенок должен быть желанным, а не случайным. Потому что ему нужны не просто отец и мать, а крепкая семья, иначе он всю жизнь будет несчастным. У нас сейчас не лучший момент, мы оба в состоянии войны: я – с женой, ты – со своими домашними, и это положение может затянуться надолго. Мы не сможем уделить ребенку столько внимания, сколько он требует.

Прежде Джулия никогда не думала, хорошо это или плохо прерывать беременность. Не случалось ей и обсуждать этот вопрос с подругами. Она была далека от того, чтобы видеть над каждой беременной женщиной нимб Богоматери, но и не считала рождение ребенка обыденным, житейским делом. Слушая Лео, она представила себе крошечный эмбрион, который едва начал развиваться в ней из семени любимого ею мужчины. Эта новая жизнь полностью зависела от ее решения, и она удивилась, как Лео может так уверенно выносить ей смертный приговор.

– Надо было раньше думать, – уколола она его, – ведь у тебя опыта побольше, чем у меня.

– Раз уж так вышло, надо поскорей исправить ошибку, – уверенно продолжал Лео.

– Исправить ошибку – это значит сделать аборт?

– Другого способа нет, – терпеливо ответил Лео. – Мы пока не готовы иметь ребенка, тем более что меньше всего думали о нем, когда любили друг друга, разве не так?

– Думали мы о нем или нет, теперь значения не имеет. Он есть, и я не выброшу его на помойку!

Сказав это, она бросилась бежать – от Лео, от себя, от своих сомнений. Он догнал ее и нежно обнял за плечи.

– Любимая, не будем ссориться! – Его мужская самоуверенность исчезла, он был похож на смущенного подростка.

– Я в отчаянии, – прижавшись к его груди и глотая слезы, возбужденно говорила Джулия. – Я боюсь. Боюсь скандала с родителями, боюсь твоей жены, всего боюсь! Но ребенок уже живет во мне, и я не убью его, даже если останусь одна безо всякой поддержки.

– Хорошо, хорошо, – уговаривал ее Лео, – успокойся. Как ты захочешь, так и будет. Я люблю тебя и люблю нашего ребенка, даже если он родится таким же упрямым, как и ты. Обещаю тебе, я больше не буду тебя уговаривать сделать аборт.

В тот вечер Джулия никак не могла уснуть. Ей хотелось посоветоваться с матерью. Лео обещал поговорить с женой еще раз и начать искать квартиру, где они смогут жить пока вдвоем, а потом и втроем. Все мысли Джулии сосредоточились на неопределенном будущем и на судьбе крошечного ребенка, которого ей было бесконечно жаль. Никогда, даже в трудном подростковом возрасте, даже в период бурного полового созревания, она не чувствовала себя такой одинокой.

Изабелла спала рядом, и Джулия ей завидовала. Каждый вечер, жирно намазав лицо кремом и накрутив волосы на бигуди, она засыпала безо всяких мыслей и спала всю ночь крепким сном. Ее не мучили ни страхи, ни сомнения, все ей в жизни было ясно и понятно. Она выходила замуж за сына богатого рыботорговца и считала достойным приданым свою громкую дворянскую фамилию и диплом филолога, единственное назначение которого отныне висеть в рамке на самом почетном месте в шикарном особняке, о котором будущий муж уже позаботился. Теперь у Изабеллы будет все, о чем она мечтала: собственный дом в районе Сан-Сиро, окруженный садом, наряды, драгоценности, модные курорты, банкеты и чаепития с подругами.

Джулия завидовала сестре, но не из-за ее выгодного брака, а из-за характера. Отгородившись от мира неприступной стеной своего эгоизма, Изабелла была абсолютно равнодушна к окружающим их проблемам. Любить, сострадать, жалеть – она и понятия не имела, что это такое! А ведь они с Джулией были почти ровесницами: три года – небольшая разница. Выросли в одной семье, получили одинаковое воспитание и образование, но далеки друг от друга, как планеты во вселенной.

Поэтому, когда Джулия почувствовала себя плохо, она не стала будить сестру. Стараясь не шуметь, она пошла в туалет и там обнаружила с удивлением, что у нее началась менструация. Живот болел нестерпимо. «Странно, – подумала она, – выходит, с анализом что-то перепутали и я не беременна?» Но задержка же была, прежде такого с ней никогда не случалось. Раз пошла кровь, значит, ребенок уже не родится? А она успела привыкнуть к нему и даже начала его себе представлять… Лео, наверное, уже поговорил с женой, начал поиски квартиры. Хорошо еще, что она не успела ничего рассказать матери.

Джулия подмылась, подложила прокладку и вернулась в постель, но через десять минут почувствовала, что прокладка промокла. Она снова отправилась в туалет и поняла, что дело плохо: такого сильного кровотечения у нее никогда еще не было.

В это время в дверь постучали, и Джулия услышала тихий голос матери:

– Джулия, открой, это я.

Джулия открыла дверь и, глядя на мать испуганными глазами, прошептала:

– Мама, у меня, кажется, кровотечение.

Мать ободряюще улыбнулась ей. – Не волнуйся, – сказала она и протянула ей пук ваты, – подложи пока, а я вызову такси.

– Это ведь кровотечение, да, мам? – в ужасе спросила Джулия.

– Это выкидыш, – шепотом, чтобы никого не разбудить, ответила Кармен. – Самопроизвольный выкидыш. Сейчас мы поедем в больницу.

В больнице ей сделали чистку, и когда она пришла в себя после анестезии, в палате у ее постели сидела Кармен.

– Теперь все в порядке, – сказала она дочери. – Со многими это случается. Отцу и Бенни об этом знать не обязательно.

– Но один человек должен об этом знать, – сказала Джулия.

– Он уже знает, – ответила мать. – Сейчас он приедет.

– Ты такая хорошая, мамочка! – с улыбкой сказала Джулия и облегченно вздохнула.

Джулия стояла у окна, глядя на подсвеченную Мадонну, вознесенную над ее родным городом. Она с детства любила смотреть на венчающую шпиль собора золоченую фигуру с молитвенно сложенными руками и поднятым к небу лицом и верила в ее доброту и заступничество. Отсюда, из мансарды высокого средневекового здания, где они жили теперь втроем – она, Лео и кошка Исидора, – открывался фантастический вид на миланские крыши, и Джулия радовалась, что Лео удалось найти такую романтическую квартиру в самом центре.

Лео сдержал слово: он разошелся с женой и снял эту мансарду. В здании размещались конторы, так что к вечеру они оставались единственными обитателями этого старинного дома. Кухня и ванная комната были крошечные, зато гостиная – довольно просторная, в спальне огромная массивная кровать стояла под скосом потолка, и вставать с нее приходилось осторожно, чтобы не удариться головой о балку. Очень красив был кабинет, в него вела деревянная лестница, покрашенная красной масляной краской.

Джулия выбрала для переезда август, когда никого из ее домашних не было в Милане. Изабелла со своим женихом отдыхали на острове Святого Маврикия. Джулия не сомневалась, что они отправились в такую даль не ради купания в Индийском океане, а исключительно для того, чтобы убивать наповал своими открытками с экзотическими видами умирающих от зависти друзей, которым пришлось остаться в душном Милане.

Бенни подбил нескольких приятелей поехать в Грецию, где он рассчитывал «случайно» встретить адвоката Саверио Тонани, отца Сильваны. Адвокат был известной личностью, и Бенни мог бы многого добиться под его руководством. Возможно, подобная перспектива казалась ему настолько заманчивой, что он частенько в задумчивости рисовал профиль Сильваны, подруги Джулии, разглагольствуя при этом, что в женщине главное не красота, а душевные качества. О лучшей партии Бенни и мечтать не мог: влюбленная в него Сильвана открыла бы ему путь к карьере.