Звева Модиньяни - Джулия

– Деньги – не проблема, их всегда можно найти, – возразил Лео.

– Деньги находят те, у кого они есть.

– Если надумаешь, – уходя, сказала Заира, – дай знать.

Было слышно, как взревел мотор ее джипа, и через некоторое время снова воцарилась тишина.

– «Опасные связи»? – с намеком спросил Лео, когда они остались одни. – Ну-ка, выкладывай все начистоту. – И он хитро подмигнул.

Лео обладал удивительной способностью портить ей настроение. Счастье, которое переполняло ее после ночи любви, мгновенно улетучилось.

– Это ты выкладывай начистоту, – потребовала Джулия. – Если мне не изменяет память, мы остановились на первой встрече с Заирой. О второй ни ты, ни она словом не обмолвились.

– История в духе Хемингуэя, – нервно затянувшись сигаретой, начал рассказывать Лео. – Африка, сафари, только вместо ружья фотоаппарат. Иллюзия экзотики и острых ощущений. Что касается Заиры, и экзотику, и острые ощущения она нашла в объятиях молоденькой жены одного из местных властителей.

Представив себе два сплетенных женских тела, Джулия почувствовала отвращение и одновременно злость. Оба хороши, и Заира, и Лео.

– А ты как с ними оказался? – спросила она подозрительно.

– Я был там по делам и встретил ее случайно, – как-то слишком небрежно бросил Лео.

Джулия подумала, что вся эта цепь совпадений могла оказаться вовсе не случайной, но предпочла не докапываться до истины.

– Впрочем, мне это неинтересно, – словно испугавшись, что докопается до нелицеприятной правды, сказала она.

– Вот это мудрые слова, – сказал Лео, вставая и подходя к ней.

Он обнял ее и нежно погладил грудь, как перед этим Заира.

– Маркиза тебя точно так же гладила, – заметил он. – Это был прилив нежности, единственная дозволенная ласка или только начало любовной игры, которая должна была закончиться близостью?

Он спросил это полушутливо, но в его тоне Джулия уловила подозрение. Лео был по-настоящему влюблен в нее. Особенная, не такая, как все, – умная, красивая, чувствительная – она всерьез увлекла его. Увиденная им сцена возбуждала любопытство Лео, интриговала. Подозрение придавало таинственность их отношениям, он сам не знал, хочет ли он знать правду.

– Ты мне не ответила, – сказал он.

– И не намерена отвечать.

– Почему?

– Имею право, – с шутливой торжественностью ответила она, – потому что сказанное мною может быть использовано против меня.

– А если я буду настаивать?

– Тогда я прямо отвечу тебе, что это не твое дело, – резко ответила Джулия, – как не мое дело, что там у тебя было, есть или будет с твоей женой.

Короткая ночь любви кончилась, а с ней и сладостный обман. Жестокая действительность вступала в свои права.

– Я готов тебе все рассказать, – немного растерявшись, сказал Лео.

– А я и так представляю себе, как ты перед ней по струнке ходишь.

Слова Джулии задели Лео за живое.

– Я боюсь, что у нас ничего не получится после всего этого, – сказал он.

– Я тоже так думаю.

– Почему ты такая непредсказуемая, Джулия, такая переменчивая?

– Когда гаснет свет звезд и просыпается жаворонок, – нараспев произнесла Джулия, – когда тьма отступает за горизонт, приходит время недоверия, потому что ночь – для удовольствий и иллюзий, день – для подозрений.

– Это относится к Заире? – спросил Лео.

– Это ни к кому не относится.

«Как доказать ему, – подумала Джулия, – что я не испытываю к Заире физического влечения? Что в наших отношениях нет ничего предосудительного? Как объяснить, чтобы он поверил?»

– Мне не нравится сравнение Заиры с моей женой. В конце концов, ты знала о ее существовании, я же о Заире не знал ничего.

Джулия не чувствовала себя виноватой.

– Зато теперь ты в курсе, – зло сказала она. – Можешь успокоиться.

Лео не знал, что происходит у нее в душе, и расценил ее агрессивность как попытку защитить свою сексуальную свободу. Мысль о том, что Джулия занимается любовью с женщиной, возбуждала его, но одновременно ставила под сомнение их совместную жизнь. Его охватили ревность и ярость одновременно.

– Сколько у тебя было связей? – спросил он. – Можно заниматься самым утонченным развратом, оставаясь при этом девственницей.

– Ты идиот, ханжа, моралист! – презрительно бросила она ему в лицо. – Беги, прячься под юбку своей жены!

Обида ослепила ее, она выкрикивала эти слова, движимая единственным желанием – побольнее уколоть Лео.

Лео влепил ей пощечину. Ее щека сразу же стала пунцовой.

– Вон! – одними губами произнесла она, и ее глаза налились слезами.

Неожиданно Лео пришел в себя. Почему их прекрасная ночь закончилась таким вульгарным скандалом? Он подошел к Джулии и нежно обнял ее. Она обхватила его руками, и они заплакали вместе.

– Я люблю тебя, Джулия, я хочу, чтобы мы поженились.

– У меня ничего не было с Заирой, – ответила она, – успокойся, я не лесбиянка.

– Не надо было называть тебя Джулией, – качая головой, пробормотал Витторио де Бласко, и было неясно, корит ли он только дочь или себя тоже. – Я должен был помнить, какой сумасбродкой была Джулия Беккария, твоя прабабка.

Он очень сдал после болезни, но его дворянские амбиции остались прежними. Он был буквально помешан на благородных и именитых предках, подчас выдавая желаемое за действительное.

– Бенни тебе наговорил про меня Бог знает что, – уже обессилев от слез, оправдывалась Джулия. – Никакое я не исчадие ада.

Они разговаривали в комнате, которая служила одновременно и столовой, и гостиной, и кабинетом. Витторио де Бласко полулежал на диване, укрытый серым вязаным одеялом, Джулия сидела за письменным столом. Учитель всего несколько дней назад выписался из больницы. Постаревший и ослабевший, он остался верен своим строгим моральным принципам и сейчас тихим торжественным голосом отчитывал дочь, только что вернувшуюся из Модены.

– Никто не говорит, что ты исчадие ада, но ты молодая, неопытная и можешь наделать непоправимых ошибок. Долг родителей уберечь детей от необдуманных шагов.

Джулия вспыхнула.

– Мне двадцать лет, папа, – горячо заговорила она, – и я считаю, что моя жизнь принадлежит мне, ты не согласен? Я не виновата, что влюбилась в женатого мужчину, так получилось. Ведь часто что-то случается помимо воли.

Джулия ожидала оскорблений и вся съежилась за большим письменным столом, но отец ответил ей спокойно и тихо:

– Слова, девочка моя, одни слова. Что бы я ни говорил тебе сейчас, какие бы аргументы ни приводил, ты мне все равно не поверишь, потому что опыт передать нельзя, его можно получить, лишь набив себе шишек, что вы, молодые, и делаете. Но когда-нибудь ты вспомнишь мои слова и будешь горько плакать. А лет через двадцать сама окажешься в моей роли и будешь увещевать собственного сына или дочь похожими словами, но дети тоже тебя не послушают. Вот тогда ты поймешь мою горечь и мое бессилие.

В комнате было жарко и пахло летним зноем, а в саду легкий ветерок, играя с солнцем в прятки, шелестел в густой зелени деревьев. Джулия боялась, что отец, настроенный против нее Бенни, выгонит ее из дома, ждала сурового приговора, представляя себе разгневанного Создателя, отправляющего грешницу Еву в изгнание, вон из райских кущей. Вместо этого она услышала горькие размышления умудренного житейским опытом человека. Голос отца выражал скорее сожаление, чем гнев.

– Возможно, ты бы не бросилась в объятия первому встречному, если б в семье царили более теплые отношения, – заметил Витторио де Бласко с сожалением.

За матовыми стеклянными дверями Джулия увидела силуэт матери. Бедная, она всей душой сочувствовала дочери, но вступиться за нее не решалась, поэтому, стоя в коридоре, с волнением ожидала решения мужа.

– Я знаю, – Джулия вдруг почувствовала желание рассказать отцу о себе, – я знаю, вы с мамой всегда хотели, как лучше. Но что бы вы ни говорили, это не изменит моего отношения к Лео. Мне очень хочется послать к черту все эти приличия и хорошие манеры! Я из-за них и так уже настрадалась. В детстве я мочилась в постель, ты краснел за меня, в школе я дерзила, и ты читал мне нотации по этому поводу. У дедушки в Модене я водила дружбу с разными подозрительными типами, ты был в ужасе. Я читала сомнительные книги, я влюбилась в сына служанки, все я делала не так, «неприлично»!

Она произнесла свою тираду на одном дыхании, ожидая бурной реакции отца, но тот, невозмутимо выслушав ее, коротко ответил:

– Да, это так.

– Скажи, ты знал про Гермеса? – спросила Джулия.

– Да, у моралистов есть глаза и уши и даже сердце. Но в силу хорошего воспитания некоторые из них не показывают своих чувств. Хоть твоя мать всегда и покрывала тебя, я все знал. Но я верил, что ты, как истинная де Бласко, рано или поздно образумишься. Однако чем дальше, тем хуже и хуже. Ты дошла до того, что завела роман с женатым мужчиной. Или ты надеешься, что он оставит ради тебя жену?

Казалось, горячность Джулии подействовала и на него, он говорил уже не с той усталой безнадежностью, а горячо, взволнованно, и Джулия даже была рада этому.

– А если и оставит, то что? – с вызовом спросила Джулия.

– А то, что вы будете жить вместе не по закону. Тебя устраивает такая жизнь?

– Тысячи пар живут, не будучи обвенчаны, я не вижу в этом ничего страшного.

– Когда ты ему надоешь, он просто выбросит тебя, как ненужную вещь, это я тебе точно говорю. Джулия, не делай глупостей, о которых будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Одумайся, иначе произойдет непоправимое.

Ей было искренне жаль отца. Она видела, что он очень волнуется за нее, и решила не скрывать от него правды.

– То, что ты называешь непоправимым, уже произошло, – испугавшись собственной смелости, призналась она.

В комнате воцарилась тишина. Джулия не отрываясь смотрела на оклеенную желтоватыми, немного выцветшими обоями стену, боясь встретить отцовский взгляд. И все это произошло из-за Бенни, который считает себя вправе всех воспитывать. Лео тоже хорош, зачем-то все рассказал брату, рассчитывая на мужскую солидарность. «Если я расскажу ему правду, – рассудил он, – Бенни, зная о моих серьезных намерениях, займет нашу сторону». Джулия была уверена, что к хорошему откровенность с братом не приведет, и вот, пожалуйста, результат: Бенни все выдал отцу. Если б он знал, что «непоправимое» между его сестрой и другом уже произошло, он и это бы не утаил, чужих тайн для него не существовало.