Звева Модиньяни - Джулия

Марта сделала нетерпеливый жест.

– Я все про вас знаю, доктор Корсини, – с подкупающей непосредственностью сказала она. – Папа рассказал мне, что вы подаете большие надежды. Поэтому я и заехала сюда. Мне захотелось познакомиться с таким блестящим хирургом и пригласить его на вечеринку.

– Я польщен вашим вниманием, – все еще пытался сопротивляться Гермес, но чем больше он упирался, тем зыбче становилась почва у него под ногами: он чувствовал, что эта миниатюрная девушка обретает над ним власть.

– Я, кстати, знаю, что в следующую субботу у вас выходной, – уже в дверях добавила Марта, – так что отговорки не принимаются.

Через три дня в Портофино на ночном берегу под яркими звездами случилось то, что резко изменило жизнь и судьбу молодого хирурга.

В двадцать девять лет Гермес Корсини стал правой рукой профессора Аттилио Монтини, мужем его дочери Марты и отцом Теодолинды. Девочка появилась на свет в дедушкиной клинике и сразу же стала миллионершей: счастливый Монтини подарил ей пятьдесят процентов акций своего заведения. Когда внучке исполнился год, она получила от деда еще один подарок – виллу в Брианца.

Марта хотела сына и не проявляла к нежеланной дочери никакого интереса, Гермес, с утра до ночи пропадавший на работе, был не в состоянии уделять Теодолинде много времени.

Как-то Марта заявила мужу, что больше рожать не будет – беременность, дескать, портит фигуру. Девочка была еще совсем маленькой, когда она оставила ее на попечение няньки и отправилась отдыхать на Барбадос. Отдых растянулся на целый месяц, в течение которого она ни разу не позвонила, чтобы справиться о здоровье Теодолинды и жизни Гермеса.

Разрываясь между клиникой, больницей и университетом, Гермес пришел к выводу, что так и должно было случиться. Его брак был составной частью сделки, заключенной с его согласия: Марта заполучила себе мужа, Монтини обзавелся надежным помощником, а сам он сделал карьеру, о которой всегда мечтал. Винить было некого, кроме самого себя. Когда он понял, что ошибся и Марта не отвечает его представлениям о хорошей жене, он на все махнул рукой. Сохраняя видимость супружеской пары, они стали чужими друг другу: Марта никогда не интересовалась его делами, он не спрашивал, где и с кем она проводит свободное время.

До поры до времени такое положение обоих устраивало. Они продолжали жить вместе в квартире на улице Венеции, подаренной профессором Монтини ко дню их свадьбы, но спали в разных комнатах. Теа полностью находилась на попечении няньки, деспотичной женщины с садистскими наклонностями, которая занималась ею одна, – у родной матери были другие интересы. Теа обожала отца, но он мало бывал дома.

Как-то, придя домой раньше обычного, он застал дочь перед телевизором – она смотрела эротический фильм. Гермес испугался, что жестокие сексуальные сцены, одну из которых он как раз застал, могут оказать пагубное влияние на психику шестилетней девочки. Он выключил телевизор и сел рядом с дочерью.

– А где мама? – спросил он.

Теа сидела, потрясенная увиденным, и ответила не сразу.

– Она ушла, – ответила она наконец.

– Давно? – удивился Гермес.

– Давно, сразу после ужина.

– А где твоя Ина?

– У нее сегодня свободный вечер.

– И что же, дома нет никого?

– Никого, папочка, Джованна тоже ушла.

Джованна была горничной и после ужина уходила домой.

Казалось, для девочки было не внове находиться одной в большой квартире. Стараясь казаться веселым, Гермес шутливо спросил:

– Ты у меня смелая и ничего не боишься, да?

– Разве только совсем чуть-чуть, – смутилась Теа, – поэтому я и включила телевизор.

– И он тебя еще больше напугал, – заключил Гермес.

Девочка улыбнулась отцу застенчивой улыбкой.

– Ложись спать. Я дома, тебе больше нечего бояться.

Теа заснула, держа отца за руку, а Гермес никак не мог успокоиться. Что же это за мать, которая бросает ребенка одного в пустой квартире! Да и он хорош – все время проводит на работе, а как живется его единственной дочери, понятия не имеет.

Он вышел на балкон. В это время к их дому подъехала машина и остановилась перед подъездом. Первым вышел мужчина, отворил правую дверцу и помог выйти Марте. Потом довел ее до дверей, поцеловал и вернулся к своей машине.

Эта сцена не вызвала у него ни ревности, ни возмущения, ни обиды. Возможно, этот человек любит его жену, почему бы и нет? А он сам? Был ли влюблен в нее по-настоящему? Ему вспомнился праздник в Портофино, их первый поцелуй… Марта тогда задирала нос перед подругами, хвалясь своим кавалером – красивым талантливым хирургом.

Он открыл дверь, прежде чем Марта вставила ключ в замочную скважину.

– Ты уже дома? – удивилась она.

– Если бы я знал, что Теа сидит в пустом доме одна и дрожит от страха, я бы пришел еще раньше, – ответил он жестко.

– Оставь, пожалуйста! – устало сказала Марта, бросая сумочку на диван в холле и направляясь в гостиную. – Мне надоело слушать, что я плохая мать и мало забочусь о ребенке.

– Да таких, как ты, в тюрьму надо сажать! – взорвался Гермес. – Ты просто чудовище!

– Не ломай комедию, – невозмутимо бросила она. – Когда я уходила в полдевятого, Теа спала. – Марта закурила сигарету. – Да, дома никого не было, но я уходила ненадолго и, как видишь, уже вернулась. Сколько сейчас? – она посмотрела на часы. – Всего только одиннадцать. И вообще, ты живешь своей жизнью, а я имею право жить своей, и нечего изображать из себя ангела, я знаю, что ты спишь со всеми подряд, ни одну юбку не пропускаешь.

Она затушила в пепельнице окурок и налила себе виски. Гермесу было стыдно и за себя, и за жену.

– С завтрашнего дня этой няньки здесь больше не будет, – решительно заявил Гермес. – Я найду другую, которая будет заботиться о девочке как следует.

Марта не обратила внимания на слова мужа и молча ушла в свою комнату.

Гермес прекрасно понимал, что смена няньки ничего не решит. Теа не только боялась оставаться одна в квартире, она боялась собственного одиночества, потому что, имея отца и мать, она была одинока. Очень одинока.

Джулия преодолела секундный страх и посмотрела на себя в зеркало. Вот это да! Губы непроизвольно расплылись в улыбке. Из зеркала на нее смотрела уже не юная, но очень привлекательная женщина, чья красота достигла полного расцвета. Витторио, как всегда, постриг ее отлично; густые, несмотря на облучение, волосы блестели живым здоровым блеском, редкие серебряные нити, вплетенные в каштановые пряди, вовсе не старили ее. Да если бы и старили, Джулия ни за что на свете не стала бы их красить – слишком это муторное занятие. К седине и к морщинам она относилась как к отметинам, оставляемым прожитой жизнью, и не старалась их скрыть. Что ж, годы проходят не бесследно, но это лишь доказывает, что она живет, а не прозябает. Искусный макияж, который сделала ей Тереза, был почти незаметен, только ее большие темные глаза стали казаться еще больше и глубже, а синева под глазами, появившаяся после первых сеансов радиотерапии, почти исчезла.

Витторио снял с Джулии накидку и удовлетворенно улыбнулся. Потом помог ей подняться с кресла, подал норковую шубку и проводил до лифта.

Джулия вышла на улицу и полной грудью вдохнула свежий морозный воздух. Стоял один из тех солнечных зимних дней, когда воздух чист и прозрачен, точно хрусталь, и трудно поверить, что Милан – один из самых загрязненных европейских городов. Но сейчас Джулии не хотелось думать о неприятных вещах. Город был красив, и она была красива и в прекрасном настроении шла на свидание.

Свидание ей назначил Гермес, и она торопилась, боясь опоздать. Они не виделись ровно неделю, со дня операции Теодолинды. Сейчас опасность уже миновала, девушка быстро шла на поправку.

Сегодня утром Гермес позвонил очень рано.

– Как дела? – спросил он смущенно, чувствуя себя виноватым за то, что столько дней не объявлялся.

– У меня все в порядке, – ответила Джулия, – скажи лучше, как Теа?

– Лучше не бывает.

– Ты даже не представляешь себе, как я рада это слышать.

– Ты не выкроишь сегодня немного времени, чтобы повидаться со старым другом?

– Я в полном твоем распоряжении. На всю жизнь.

Сказав это, Джулия почувствовала грусть. Кто знает, сколько продлится ее жизнь? Мысли о смерти возвращались к ней постоянно, но сейчас она отмахнулась от них, как от назойливой мухи.

– В любое удобное для тебя время, – поправилась она.

– Пообедаем вместе?

– С удовольствием.

– «Тула» тебя устроит?

– Возражений нет.

Идя по хорошо знакомым улицам, Джулия чувствовала себя спокойной и счастливой. Такого настроения у нее не было уже несколько месяцев. Она останавливалась у витрин, любуясь великолепными ювелирными украшениями, разглядывая модную одежду, сумки, обувь. Проходя мимо магазина «Бригатти», она приглядела себе очень миленький тренировочный костюм для занятий гимнастикой, поскольку уже возобновила посещения спортзала. Потом, задержавшись на минуту перед витриной «Шанель», решила, что стоит, пожалуй, зайти сюда после обеда и примерить элегантный костюм – он должен ей пойти. Но в первую очередь надо сменить сумку. Она свернула на корсо Эуропа и в магазине «Каравель» купила сногсшибательный кожаный мешок из разноцветной кожи, который оживлял ее темно-коричневую норковую шубу. Старую сумку через плечо со сломанной «молнией» она оставила в магазине.

У нее был пунктик: она никогда не опаздывала, поэтому, придя в ресторан «Тула» с десятиминутным опозданием, чувствовала себя виноватой. Метрдотель, увидев, как она входит в обеденный зал, поспешил к ней навстречу. Галантно поцеловав ей руку, он засуетился, не зная, как угодить известной писательнице, которая к тому же стала в последнее время героиней светских сплетен. Его глаза горели нездоровым любопытством, когда он спросил: