— Что ты тут забыл? — сурово спросил Джим, обводя глазами комнату. — Здесь тебе нечего делать. Ступай к себе сейчас же!

При виде отца Бобби застыл словно парализованный, и только глаза его наполнились слезами. К счастью, Джонни, наклонившись к брату, шепнул, что тоже пойдет с ним, и они сыграют в скрэббл. В последнее время эта игра в составление слов очень понравилась мальчику, к тому же Джонни заставлял его произносить собранные слова вслух. Ему было очень жалко братишку, на его взгляд, отец был слишком строг с Бобби, но он понимал, в чем дело. Его комната стала для отца чем-то вроде храма, и он не хотел, чтобы домашние трогали что-то из вещей Джонни.

Низко опустив голову, Бобби вышел в коридор и побрел к себе, а Джим прошел в комнату и, подняв с пола упавший кубок и поставив его на место, плотно прикрыл за собой дверь. В комнате Джонни было чисто, пыль вытерта, все вещи находились на своих местах, как было при его жизни. Так, по крайней мере, показалось Джиму. Он заглядывал сюда реже, чем Элис, которая прибиралась в комнате каждую неделю. Откуда было ему знать, что Джонни вернулся и что в последние месяцы он проводит в своей комнате много времени, перебирая фотографии, листая свои детские дневники и перечитывая смешные и трогательные письма, которыми они с Бекки обменивались в младших классах. Все это по-прежнему лежало на своих местах в ящиках письменного стола, и сейчас Джим выдвинул один из них. Сразу же ему на глаза попалась большая цветная фотография, на которой Джонни и Бекки были запечатлены вместе. Не выпуская фотографию из рук, Джим опустился на кровать и долго сидел, не вытирая слез, катившихся по его лицу. Потом оторвал взгляд от снимка и окинул взглядом комнату. Со дня трагической гибели Джонни прошло больше пяти месяцев, а здесь все было так, как прежде: на спинке стула висел спортивный джемпер Джонни, который он в последний раз надевал за день до смерти, а на столе лежали черновики его выпускной речи. Да, все здесь осталось как прежде, только Джонни больше не было.

Наконец Джим поднялся, положил фотографию на место, задвинул ящик стола и вышел.

Элис, которая направлялась к Шарлотте, ничего не сказала мужу, хотя, конечно, сразу поняла, где он был. Молча пройдя мимо него, Элис заглянула в комнату дочери и позвала ее завтракать.

— Отлично, ма! Я ужасно проголодалась! — воскликнула Шарли, обнимая мать.

Какое-то время спустя Шарли, одетая в старый розовый халат, спустилась в кухню. Увидев за столом отца, она буквально просияла. Девочка чувствовала, что в ее отношениях с отцом произошел перелом. Его появление на стадионе так много значило для нее! Даже авария на этом фоне не казалась Шарли чем-то заслуживающим порицания. В отличие от Элис она была готова все забыть.

— Как дела, доченька? Как ты себя чувствуешь? — спросил Джим несколько напряженным голосом.

— Все в порядке, папа. Нет, мне, правда, намного лучше! А как ты? — После того как отец побывал на ее игре, в глазах Шарли появился какой-то новый блеск. Она всегда гордилась своими успехами в бейсболе и баскетболе, но сейчас в ее взгляде было нечто большее. Шарлотта как будто приглашала его разделить с ней радость победы, и Джим почувствовал себя тронутым до глубины души.

— Я тоже в порядке, — ответил он и попытался улыбнуться, но улыбка у него вышла жалкая. Элис два дня с ним не разговаривала, собственный сын смотрел на него как на врага, и Джим чувствовал, что подошел вплотную к тому, чтобы лишиться своей семьи — семьи, которую он считал чем-то незыблемым, вечным, раз и навсегда данным. Кроме того, сказывалось и двухдневное воздержание от спиртного — мысли разбегались, руки тряслись хуже, чем с похмелья.

Днем Джим куда-то уехал и вернулся только через два часа. Он ничего не сказал Элис, и ревнивые мысли снова обуяли ее. Впрочем, она удержалась от вопросов, даже несмотря на то, что ей показалось — настроение у Джима заметно улучшилось, и дело тут было, конечно, не в работе. Но больше ее волновало, продолжит ли Джим пить. Элис пристально следила за мужем на протяжении всего вечера, но, к ее огромному удивлению, он так и не прикоснулся к хранившейся в холодильнике упаковке пива. Вместо того чтобы, по своему обыкновению, усесться перед телевизором, Джим вышел на задний двор, чтобы убрать сухие листья. За ужином он предпринял несколько робких попыток заговорить с Элис, но она упорно молчала, и Джим обратился к Шарлотте, спросив, думает ли она возобновить тренировки. Шарли сказала, что двух дней безделья вполне достаточно.

— Начнешь тренироваться, когда сказал доктор, — оборвала ее Элис. — Через неделю. Никуда твой баскетбол не денется!

Ее слова прозвучали резко, и Джим, бросив на жену укоризненный взгляд, заговорил с дочерью о том, как хорошо она играла три дня назад. Видно было, что эта тема вдохновляет его. Джим считал, что у Шарли начал формироваться собственный стиль. Джим дал дочери еще несколько полезных советов, и Шарлотта буквально на глазах расцвела, как майская роза.

— Спасибо, папа, я обязательно попробую, — сказала она. Подруги, которые справлялись о ее здоровье, уже сообщили ей, что по результатам последнего матча ее назвали лучшим игроком команды и что тренер уже приготовил для нее вымпел и грамоту. — А ты придешь на мою следующую игру?

— Я постараюсь. Вообще-то мне хотелось бы побывать у тебя на тренировке, если тренер не станет возражать, — ответил Джим и улыбнулся. И Элис почувствовала, как помимо ее воли у нее потеплело на сердце. Только Бобби был все еще обойден вниманием отца. Неудачная попытка заговорить с сыном, которую он предпринял сегодня утром, настолько его разочаровала, что Джим предпочел о ней забыть.

После ужина Джим и Шарли вместе уселись перед телевизором, ожидая трансляции одного из матчей Национальной баскетбольной лиги, а Элис и оба ее сына остались в кухне. Убирая со стола посуду, она потихоньку разговаривала с обоими, но Шарли, обладавшая острым слухом, ее услышала.

— Теперь она разговаривает сама с собой уже постоянно, — доверительно сообщила Шарлотта отцу, наклонившись к самому его уху. — Я давно заметила… Раньше это случалось не так часто, но теперь я уверена — с мамой что-то не так.

Она, впрочем, заметила не только это. Как и мать, Шарли обратила внимание, что сегодня отец совершенно трезв, что было на него совсем не похоже. От него даже ничуточки не пахло — ни пивом, ни чем другим, но Шарли пока не знала, как на это реагировать, и потому решила не касаться этой опасной темы.

— Мне кажется, она разговаривает с Бобби, — ответил Джим и вздохнул. — Мама все еще надеется, что, в конце концов, произойдет чудо, и он заговорит… Просто не знаю, откуда в ней столько упорства! Ужасно трудно разговаривать с человеком, который не может тебе ответить. Я, к примеру, просто не знаю, что ему сказать…. — добавил он совершенно искренне, и Шарли сочувственно вздохнула.

— Чтобы узнать, что думает или чего хочет Бобби, нужно только присмотреться к нему повнимательнее. И тогда все становится понятно, — сказала она негромко. Впервые в жизни она чувствовала, что между ней и отцом установилась тесная связь, которой так не хватало ей раньше. Шарлотта чувствовала его любовь, одобрение и даже уважение, вызванное ее успешной игрой.

— Как ты думаешь, он когда-нибудь заговорит снова? — спросил Джим. В другое время ему бы и в голову не пришло задавать дочери подобный вопрос, но сейчас Шарли была единственным человеком, с которым он мог говорить о самом больном. Его дочь казалась ему намного старше и мудрее своих четырнадцати лет.

— Мама считает, что да. Она сказала — для этого нужно время, и гораздо больше, чем нам хотелось бы.

Услышав эти слова, Джим только головой покачал. Бобби молчал уже пять лет. На что можно было надеяться в этой ситуации?!

— Джонни тоже постоянно с ним разговаривал, — продолжала Шарлотта. — А ты, папа, мог бы как-нибудь выйти с ним во двор побросать мяч в кольцо.

— Разве Бобби тоже нравится баскетбол? — удивился Джим. Он никогда не знал, что нравится и что не нравится его младшему сыну, да и не стремился узнать.

Шарли кивнула.

— Да. И для своего возраста он довольно неплохо бросает.

— Как и ты! — Джим улыбнулся и обнял дочь за плечи.

На экране телевизора появилась заставка со стилизованным изображением баскетболиста — начиналась трансляция. Не успели, однако, игроки открыть счет, как в гостиной появился Бобби. Он сел на диван рядом с Шарли и стал внимательно смотреть матч. Лишь время от времени он слегка поворачивал голову в сторону большого старого кресла, в котором, невидимый для остальных, устроился Джонни, и улыбался. Казалось, присутствие старшего брата придало ему смелости! Бобби стеснялся отца, и если бы не ободряющие жесты Джонни, он, наверное, не решился бы даже войти в гостиную.

Еще некоторое время спустя в гостиную вошла Элис. Увидев всю семью перед телевизором, она не сдержала улыбки. Элис не перестала сердиться на мужа, но вынуждена была признать, что в семейных отношениях произошли перемены. После того как Джим и Шарлотта попали в аварию, он перестал пить. Конечно, Элис не могла этого не заметить, но она решила пока не заговаривать с мужем на эту тему. Ничего подобного она не ожидала и теперь боялась сглазить. Кроме того, сама атмосфера в доме как-то неуловимо изменилась, но в чем тут было дело, Элис не могла окончательно определить. Об этом она продолжала размышлять, занимаясь домашними делами.

На следующий день, отвезя Бобби в школу, Элис занялась шитьем. Настроение у нее было на редкость хорошим, она даже негромко напевала что-то, когда зазвонил телефон. Сначала она решила, что это Джим — как правило, он был единственным, кто звонил ей в течение дня, — все остальные ее знакомые работали и не располагали избытком свободного времени для болтовни. Но и Джим тоже давненько не звонил ей с работы. Когда погиб Джонни, он словно отгородился от всех — даже от нее — и звонил домой только в случае крайней необходимости.