— Никому не разрешается видеться с Эссексом, — заявил государственный секретарь, как только явился в тюрьму. — Он — изменник и мятежник!

— Вы прекрасно знаете, что никакой он не изменник и не мятежник, — прошипела я ненавистному карлику, стоявшему между мною и дверью в камеру моего сына. — Немедленно распорядитесь впустить меня!

Но Сесил не сошел со своего места, а лишь сложил пухлые ручки на узкой груди и глядел прямо перед собой. Я кричала, ругалась последними словами, но он оставался непреклонен. Вскоре появилась дюжина вооруженных стражников, и Сесил ушел, оставив их вместо себя.

Накануне Роб, Крис и еще с десяток их сторонников предстали перед судом. Все они были признаны виновными и приговорены к смерти. Рука моя дрожит, когда я пишу эти страшные слова: «приговорены к смерти».

Если вдуматься, что же плохого они сделали? Не повиновались неразумному королевскому приказу остаться в краю, зараженном смертельной лихорадкой, и продолжать бессмысленную военную кампанию. Они же поступили сообразно обстоятельствам и ушли из Ирландии. Не сделай они этого, погибли бы еще несколько тысяч солдат.

Я металась перед дверями темницы под бесстрастными взглядами стражников. Я в отчаянии молотила кулаком по древним каменным стенам. Раз за разом я звала Роба по имени, но никто мне не отвечал.

Наконец, почти лишившись рассудка от горя, я отправилась во дворец. Меня туда не пустили. Я притворилась, что ухожу, но вместо этого пробралась в один из хозяйственных дворов через незаметный пролом в ограде у причала. По этому проходу можно было пройти только тогда, когда на Темзе был отлив, и он был известен лишь тем немногим, кто долго служил при дворе. Оказавшись за оградой, я сняла чепец и брыжи, а затем повязала голову куском материи, оторванным от одной из моих нижних юбок. Низко склонив голову и держась вплотную к телеге, нагруженной дровами и мешками с зерном, я пробралась во внутренний двор, куда, как я знала, выходили окна покоев королевы.

Я встала под окнами ее опочивальни. В высоком окне то и дело появлялись фигуры, снующие внутри взад-вперед, ибо шторы не были задернуты. Я замерла в нерешительности. Что делать? Покричать снизу, рискуя привлечь внимание стражи, или подождать, пока меня кто-нибудь увидит сверху?

Вдруг раздался знакомый звук. Хриплый крик и звон бьющегося стекла. Видимо, королева впала в один из своих приступов буйства. Прозвучали новые крики и звуки ударов. Потом приглушенный вопль. А затем я увидела в окне лицо Елизаветы, морщинистое и не накрашенное, обрамленное взлохмаченными седыми волосами, торчащими в разные стороны, которые трепал налетевший ветерок. Она подслеповато сощурилась, глядя вниз на меня, и крикнула:

— Кто здесь?

— Ваша кузина.

Она перегнулась из окна, словно не веря своим глазам:

— Волчица, ты ли это?

Не будучи уверенной, что сказать, но зная, что у меня совсем мало времени для того, чтобы привлечь внимание разгневанной королевы, я поневоле заговорила как на молитве:

— Ваше Величество, я раскаиваюсь во всех прегрешениях моих против вас и умоляю вас в вашей неизреченной милости отпустить моего сына и взамен взять меня.

— Тебя? — рассмеялась королева презрительно. — Тебя, забытую всеми вдову полководца-неудачника? Человека, которого все ненавидели?

— Но вы-то не испытывали к нему ненависти, — проговорила я. Вдруг оказалось, что мы говорим о покойном Роберте, а не о моем сыне, ждущем казни.

— Он был слабым человеком! Он был трусом!

— Неправда! Он был благоразумным и осмотрительным командиром.

— Он был трусом! — закричала королева так громко, что во дворе загудело эхо. — Смелый человек заставил бы меня выйти за него замуж!

— А потом бы всю жизнь в этом раскаивался! — заорала я в свою очередь, потеряв голову от того, что она обвиняла Роберта.

— Боже мой! Волчица, что ты несешь? Убирайся прочь, пока я не бросила тебя в тюрьму к твоему пустоголовому сыночку!

Она со стуком закрыла окно, и я поняла, что только что потеряла свою последнюю возможность спасти Роба. Я упала на колени прямо в грязь. Это конец! Королева вновь одержала победу.

В ту же ночь, когда я лежала без сна в постели в Лестер-Хаусе, раздался громкий и грозный стук в дверь. Я услыхала голоса, звук отворяемых слугами засовов, стук сапог и звон шпор по каменному полу.

— Летти! — в спальню вошла Марианна. Моя невестка по собственному почину находилась рядом со мной все то время, пока я ждала исхода суда над Робом и исполнения жестокого приговора.

— Летти! Посланец от королевы!

Меня словно ударило молнией. Возможно ли это? Не принес ли гонец вестей о помиловании? Я оделась со всей возможной быстротой и спустилась вниз в просторный холл. Там стоял человек, которого я не узнала, одетый в ливрею слуги королевы.

— Леди Лестер?

Хотя я была замужем за Крисом, я не взяла его имени, а оставила титул, — который носила как жена Роберта.

— Да, это я!

Он вручил мне маленькую резную шкатулку из слоновой кости.

— От королевы, — сказал он. — Я готов вас сопровождать и подожду снаружи.

Я открыла шкатулку. Там лежали сине-пурпурные подвязки, которые Роберт подарил Елизавете много лет назад, и сложенный лист бумаги. Я развернула его и прочитала строки, написанные дрожащим почерком королевы:

«Ты можешь попрощаться со своим сыном нынче ночью. Прости глупую старуху».

Это не было помилованием, но мне все же позволили увидеться с Робом. Увидеться в последний раз.

Меня отвезли в тюрьму, и теперь никто не встал у меня на пути. Тюремщик отвел меня в камеру Роба с голыми каменными стенами, освещенную только одним факелом.

Роб сидел на деревянных нарах, уронив голову на руки. Он был в рубашке, камзоле, бриджах из мягкой кожи и высоких сапогах, словно готовился выйти из камеры в любую минуту и не собирался ложиться спать.

— Мама! — воскликнул он, увидев меня. — Мама, ты пришла забрать меня домой?

Его простые слова, в которых звучала беспомощность маленького мальчика, его взгляд, загоревшийся сумасшедшей надеждой, пронзили меня в самое сердце. Я зарыдала и, почти лишившись чувств, начала падать, когда меня подхватили его сильные руки.

Глава 51

— Мой мальчик, — только и смогла сказать я, выплакав все слезы, — мой дорогой мальчик…