Декстер сел на кровать и постарался успокоиться.

Все внезапно рассыпалось. Он остался ни с чем. Даже постоянное прежде желание его покинуло. У него не было аппетита, исчезла и тяга к женщине.

Его лицо покрылось морщинами. На лбу появились глубокие складки отметины дьявола и судьбы.

Он положил голову на подушку и почувствовал холод. Прислушался, затаив дыхание, — не слышно ни звука. Он оказался в таком месте, где не было ни людей, ни человеческого тепла, и его посетило новое для него чувство чувство полного одиночества.

Декстер вспомнил об Энн. В последнее время он старался вычеркнуть ее облик из памяти — было слишком тяжело видеть перед собой ее лицо. Даже она отказалась от него. Он вспомнил их последний разговор.

— А что ты думаешь обо мне? — спросил он ее напоследок.

— О тебе я вообще не думаю, — ответила она.

Охранник стоял в конце коридора и курил. Из-за двери камеры Декстера послышались стоны. Такие звуки мог издавать раненый зверь — или проклятая душа.

Настоящее

Грейси неторопливо шагала под деревьями, шагала по дорожке, испещренной солнечными бликами.

Пахло свежескошенной травой, и она наслаждалась этим запахом, наслаждалась теплом и легким морским бризом, ласкавшим ее лицо, обдувавшим волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Последние два месяца пролетели для нее почти незаметно — такая огромная ответственность легла на ее плечи после того, как она вернулась домой.

В последние годы ее душевный огонек почти угас, но теперь начинал разгораться. Она чувствовала любовь, излучаемую Энн, и чувствовала ее присутствие где-то рядом.

Грейси поняла, что для нее настало время перейти на другую, более высокую ступень, настало время иначе воспринимать жизнь.

Она вошла в спальню и села за стол, на котором слева от нее стояла серебряная ваза с веткой жасмина. Взглянув на мамину шкатулку для драгоценностей, Грейси улыбнулась. Ее рука потянулась к авторучке.

Дорогая мама,

Я так занята с тех пор, как вернулась домой. У меня так много всего, что я хотела бы рассказать тебе, — просто не знаю, с чего начать.

За последние месяцы мои страхи утихли, кроме тех, которые охватывают меня, когда я смотрю на Кении и Кейта и вижу, что они в своем поведении чем-то напоминают нас с Керри в их возрасте. Они убаюкивают друг друга, как мы когда-то. Они действительно невинные жертвы. Что же такого они сделали, чтобы заслужить это? Для чего дети появляются в нашей жизни? Чтобы выполнить свое жизненное предназначение или предназначение своих родителей? Может быть, они появляются для того, чтобы учить нас? А разве мы не несем полную ответственность за детей, которых произвели на свет? Как удивительно переплетаются наши судьбы.

Майкл отказался от съемок на несколько месяцев, чтобы побыть с детьми. Он снова думает не о себе, а о других, и меня это не удивляет. С момента нашей первой встречи он ничуть не изменился. Но о том, что у нас было общего в прошлом, больше рассказывать не стоит. Пусть это остается в прошлом. Во всяком случае, пока.

Керри, моя любимая сестра, все еще в больнице. Я навещаю ее каждый день, но ей не становится лучше. Я знала еще с детства, что Керри не могла смириться с тем, что ты уехала от нас. Но я не могу идти тем трудным путем, который она избрала для себя, — осуждать тебя. Это был ее выбор.

Я в конце концов простила себя и избавилась от того — бесполезного чувства вины, с которым жила долгие годы.

Я обвиняла себя в твоей смерти. Я знаю, что и ты сделала свой выбор, а я приняла на себя карму, которая была не совсем моя.

Сейчас, мне кажется, я понимаю, где нахожусь в духовном плане. Благодаря тебе я усвоила тот урок, который дался мне тяжелее всего, научилась себя прощать. Ты всегда меня этому учила, и в итоге я простила себя.

Мой мир уже больше не наполнен ненавистью. Даже ненавистью к отцу. Я еще не простила его за то, что он сделал с тобой, со мной и Керри. Но, может быть, когда-нибудь я прощу и его.

Как и всегда, мне тяжело прощаться с тобой. Я люблю тебя. И буду любить всю жизнь.

Твоя Грейси.

Грейси отложила ручку. И внезапно почувствовала разлившийся по комнате аромат чайной розы — запах духов матери.

Грейси сложила письмо и положила его туда, где ему и следовало находиться, — поближе к сердцу.