Каждую ночь я засыпала с надеждой, что завтрашний день будет лучше. Именно завтра не пройдет в веренице дней пустым окном. Завтра я, наконец, соберу волю в кулак и изменю свою, катящуюся в бездну, жизнь. Но завтра наставало, и было только хуже или также. Ничего не менялось изо дня в день. Наступало шесть вечера, потом девять, потом мы медленно близились к десяти и около двенадцати ложились спать, не забывая перевернуть календарь на следующее число. Дни бежали, потом неслись и никогда не замедлялись. Я представляла, как в это самое время миллионы сверстников и младших меня людей совершают что-то интересное, их жизнь наполнена чудесными эмоциями и они проживают их с радостью в глазах, а я только считаю под вечер, сколько теперь ребер у меня болит. В какой-то момент я привыкла к постоянной лени, и меня все стало устраивать. Реже и реже случались моменты желания взять себя в руки и совершить усилие над собой. Я знала, что проснусь на следующий день около двенадцати, не спеша позавтракаю и выпью чашку кофе, а затем буду наблюдать по телевизору за жизнью более успешных людей. Буду смотреть, как они смело шагают по планете, совершая новые открытия и поднимаясь выше по социальным ступеням. Как они открывают для себя новые страны, а я буду, словно молчаливая тень, проживать вместе с ними их жизнь. Думать их мысли и переживать с ними взлеты и падения, просто из-за того, что моей настоящей жизни на самом деле просто нет. Да, я знаю, вы будете думать: «Ну, это же так просто: начать все с нуля и вот именно сегодня проявить свой характер, начать заниматься», но это не так. Наш организм считает положение лежа лучшей позицией для времяпрепровождения, а находиться дома в безопасности – лучшее, что можно придумать. Он начинает подавлять разум с его постоянным желанием развиваться, и, в конце концов, мозг сдается под натиском и становится все не так уж и плохо. И лишь стоит заняться непривычным делом, скорая усталость заставляет вернуться в постель. В это время мозг и организм действуют заодно, и это конец. Из этого состояния уже не выбраться. По крайней мере, без чужой помощи. У меня такого друга, к сожалению, не было. И я продолжала лежать.


В то время я совершенно зациклилась на себе и своём эгоизме. Если бы я хоть на секундочку вылезла из своих мыслей о бессмысленности всего происходящего, то точно заметила бы, что кроме него в моей жизни есть ещё любящие меня люди, которые так же горестно, как я переживала разлуку с Андреем, переживали разлуку со мной. Да, я была жива и дышала, но это не означало, что я была с ними. Отвечая короткими, словно ударами, «Да» или «Нет» на все предложения и вопросы, я все больше погружала в уныние своих родителей. Они, так же как доктор, с затаенным нетерпением ждали положительных изменений в моем состоянии. Но их все не было и не было. Спустя несколько месяцев, не выдержав, мама спросила меня, почему я бездействую. К тому моменту я больше не плакала. Мои истерики практически сошли на «нет». Я тихо и мирно лежала в своей белой постели, считая часы. С ответом на её вопрос я помедлила, ведь он меня немного смутил. В тот момент я, наконец, увидела кого-то, кроме себя. Я долго-долго смотрела на мамино красивое лицо, и слезы потекли по моим нижним векам.

– Не могу, – прошептала ей я и отвернулась, стирая слезы с лица. Я решительно ненавидела плакать при маме. Ведь в такие моменты мои слезы текли не только по моему лицу, но и по её сердцу.

– Почему? Объясни мне, прошу! – она умоляла меня, и её голос переходил на крик.

– Я не знаю, зачем это все. Что делать мне дальше с этой одинокой жизнью?

– Но ты не одинока. А как же я? Как же папа? Как же вся твоя прежняя жизнь? Ведь до Андрея ты также жила и радовалась, строила планы. Я понимаю, тебе сейчас очень больно, но ты сможешь жить без него, поверь мне. Ты должна жить! Должна и ради него, или ты считаешь, что он зря тебя спас?

На моем языке ещё долго вертелось это слово «Да», но высказать вслух я его так и не решилась.

– Начни жить хотя бы ради нас с папой, ради всей твоей большой семьи, которым очень тяжело без тебя!

Я, как и всегда, молча смотрела вдаль, но в моей душе бушевала досада и злость на себя. Каким отвратительным чудовищем казалась я себе тогда со стороны. Я пообещала ей постараться. Когда мама ушла домой, я пролежала ещё пару часов в тишине, а потом приподнялась на руках на постели и попробовала свесить свои ноги вниз. Слушались они меня плохо, но я их чувствовала, они были живые. Как и я. Не зная, что конкретно делать мне дальше, я вызвала звонком медсестру. Она явилась, неся в руках утку. Я заверила ее, что это не совсем то, что нужно. Попросила ее подсказать мне пару упражнений. Не проявив особого интереса, она ответила, что упражнений никаких не знает, но позовёт для меня доктора по лечебной физкультуре. Доктор явился довольно быстро. С широкой улыбкой на лице он похвалил меня за энтузиазм. Я кисло улыбнулась ему и прошептала, что это все ради мамы. Он похвалил меня ещё раз, теперь и за маму. Я промолчала, так как все ещё считала это дело пустым и глупым занятием. Доктор осторожно взял мою ногу в свои руки и стал медленно сгибать и разгибать колено. Все мое тело пронзила волна жуткой боли. Я вскрикнула, и он немного испугался. Принялся извиняться и хотел уже её опустить, но я приказала ему продолжать. Он повторил свои действия. Боль не уменьшилась, но я перестала вскрикивать, боясь его ухода. После пяти упражнений я была выжата, как лимон, и мое терпение кончилось. Я вскрикивала от любых его прикосновений, и он принял мой сигнал к остановке. Ещё раз похвалил меня за смелость и удалился. Мои колени горели огнём. Я снова расплакалась от боли. От той душевной боли, которая все время терзала меня. Мне казалось, я никогда не смогу этого сделать. Я не смогу каждый день терпеть эту грубую практику, этого улыбчивого доктора, который будет приходить, улыбаться и делать мне больно вновь и вновь. Единственное, чего я хотела тогда, это лежать, как и раньше, и лучше бы еще ни о чем не думать. А еще лучше, наверное, не дышать.

Ночь прошла без сна, ныли колени, и все мое тело противилось тем давно забытым для него движениям. В голове я считала овец, но доходила всегда лишь до двенадцати, мои ноги пронзала острая боль, и я сбивалась со счета, начиная всхлипывать. Заснув лишь под утро, когда все уже встали, я проспала всего пару часов, а может быть, даже и меньше. Вряд ли это можно было назвать сном. Я не знаю, скорее всего, мой мозг просто не выдержал и впал в легкую форму комы. Меня разбудил доктор, который всегда приходил ко мне по понедельникам. Но, кажется, в тот день была среда.

– Сергей Дмитриевич сообщил мне о ваших вчерашних занятиях. Это очень похвально. Я вижу, Вы хотите пойти на поправку.

– Нет, доктор, я не хочу. Но этого очень хочет моя мама. В конце концов, мне придется сделать это ради нее.

– Ну, что же, пусть так. Для начала хватит и этого. Главное не бросайте, прошу Вас.

– Я постараюсь. Но я не смогу Вам этого обещать.


Мы стали заниматься с Сергеем Дмитриевичем каждый день. Он принес в мою палату тренажеры и заставлял меня заниматься и на них тоже. В конце концов, во мне проснулся азарт. Захотелось доказать самой себе, что смогу. Что встану, выйду на улицу, и все будет так же, как раньше. Вначале мы занимались всего по пятнадцать минут, а в итоге дошли до пятнадцати часов в день с перерывами на короткий сон, завтрак, обед и ужин. Каждый день одно и то же, эти монотонные движения коленей, лишь бы заставить их двигаться самим по себе. Медсестра делала мне уколы, чтобы укрепить их. Это было чертовски болезненно, но уже совершенно не важно. Я, словно заведённая, повторяла одно и то же, одно и то же. Я тренировалась до тех пор, пока икры не сводило судорогой, пока ноги не горели огнём. По ночам я рыдала от боли, а днем продолжала мучить себя. Это странное чувство мазохизма, когда от боли начинаешь получать удовольствие. И я встала, честное слово! Я стояла на своих ногах без посторонней помощи. Это было невероятно. Невероятно, потому что я действительно до конца в это не верила. В первый раз я смогла простоять не более пяти минут, затем мои ноги подкосились, и я упала на пол перед своей кроватью, неудачно зацепившись и разбив губу о прикроватную тумбочку. Во рту почувствовался соленый привкус крови и сладкий вкус победы над обстоятельствами. Наконец-то это была победа. Это был осязаемый результат. Дальше было проще. Теперь я точно знала, к чему стремлюсь. Я занималась еще усерднее и еще больше, чем раньше. Спустя неделю я уже могла простоять десять минут и медленно передвигаться по комнате, опираясь на ближайшие предметы. Спустя еще некоторое время я добиралась до туалета сама. Цель была достигнута, я больше не сомневалась в успехе.

В очередной понедельник на плановом осмотре Анатолий Иванович после оценки моих успехов сообщил, что я больше в больничном надзоре не нуждаюсь и могу вернуться домой. Теперь мне предстояла продолжительная реабилитация, но не больничное лечение. Для меня это была не слишком радостная весть. Конечно, я не могу сказать, что полюбила больницу и ее персонал, но куда мне нужно вернуться, не знала. Мне предстояло решить, что теперь делать с моей сохранившейся жизнью.

***

После выписки я вернулась в тот дом, где мы прожили с ним последние месяцы вместе. Я приехала туда на такси. Тихо открыла дверь своим ключом и вошла в темный коридор. Включать свет мне совсем не хотелось. Я стояла у входа в звенящей тишине и никак не могла рискнуть сделать еще хотя бы один шаг. Этот дом стал чужим для меня. Таким знакомым, родным и чужим. Он был домом из моей прошлой жизни. Мне казалось, что прошли годы с того момента, когда Андрей надевал мне кольцо на безымянный палец. Как кружил меня в этом самом холле. Как мы пили по вечерам вино на этой огромной кухне. Словно чужая жизнь проносилась перед моими глазами.

Я поднялась на второй этаж и открыла дверь в ту самую комнату. Мое сознание подвело меня, я оперлась на ручку двери, дабы не разрыдаться и не упасть. По дороге сюда, в такси, я убеждала себя, что он тут. Я никак не могла поверить, что его нет. Ведь это могло произойти со всеми, но только не с нами. Ведь Бог любит меня, он оберегает меня ото всех страданий и бед. Состояние дикого ожидания, безумной нервозности, скорее всего, передалось даже водителю, иначе, почему он так сильно давил на газ? И вот я тут. Понимаю, что его нет. В этом доме его больше нет и в этой жизни его больше нет. Душа опустилась как можно ниже, и я осознала. Осознала, что это произошло именно со мной.