Я слушала его и, не прерываясь, смотрела на серый квадрат плитки на стене. В этот момент меня больше интересовал вопрос «где он?». Почему не сидит сейчас рядом с моей постелью, не держит мою руку, не твердит, что все будет хорошо?

– Где мой Андрей? – спросила я у врача.

– М-м-м… Андрей… простите, вас не интересует ваше положение дел?

– Меня интересует, где мой Андрей!

– Вы спрашиваете о молодом человеке, который находился рядом с вами в момент аварии?

– Доктор, я вас прошу, не вынуждайте меня материться!

– Хорошо. Простите. Так сложились обстоятельства… в общем, я вынужден Вам сообщить… пожалуйста, не переживайте…. я думаю, мы что-то придумаем… – и он вышел из палаты.

Я молчала пару минут, обдумывая его поведение, а потом начала кричать. Ко мне прибежали две медсестры, пытаясь узнать, в чем дело и что у меня болит. Они хотели, чтобы я замолчала, но я не могла остановиться. Прибежал мой трусливый врач. Я замолчала и спокойным голосом ещё раз спросила у него, где же все-таки мой Андрей. Доктор ответил, что выяснит, и очень попросил не пугать других пациентов. Я ответила ему, что если через десять минут не будет никакой информации, я снова начну кричать. Он согласился, все вышли. Я лежала в своей постели, и сердце неустанно стучало быстрее. Я понимала, что правду от меня скрывают. Андрей не мог ни прийти ко мне. Я боялась, что у него проблемы с позвоночником, или он вообще лежит в реанимации. Я не выдержала и вновь закричала. И снова ко мне прибежала та медсестра. На этот раз она не стала расспрашивать, где у меня болит и чем она могла бы мне помочь, просто грубо заткнула мне рот своей ладонью. Я яростно замотала головой, пытаясь сбросить со рта ее руку. Она давила и делала мне больно. Я ударила ее по руке, а она в ответ придавила коленом мои руки. Я попыталась ее укусить, но мой рот был слишком плотно прижат. Тогда мне ничего не оставалось, как плюнуть ей на ладонь. От неожиданности она убрала руку от моего рта и принялась вытирать ее об одеяло. Я вновь закричала. Она пообещала вколоть мне снотворное. Я разрыдалась. Никак не могла понять, почему я здесь одна среди таких злых и безжалостных людей, которые скрывают от меня правду. Где мои родные и близкие люди? Медсестра, увидев мои слезы, сжалилась и погладила меня по голове. Она утешала меня тем, что скоро сюда приедут мои родители, что они уже в пути. А я только твердила: «Пожалуйста, скажите, где мой Андрей», «Пожалуйста, скажите, где мой Андрей», « Пожалуйста, скажите, где мой Андрей». Но она оставалась нема к моим просьбам.

Спустя двадцать минут в палату вошли мои родители. Они держались спокойно и сдержанно, но я знала, что за минуту до этого была буря. Мама выглядела заплаканной и еще немного тряслась. Папа был крайне подавлен. Они обнимали меня и шептали, что все обязательно будет хорошо. Мне стало намного легче. Я мечтала услышать эти слова. Я не плакала, только прижималась покрепче к своей маме. Мы пару минут помолчали, и я спросила у них, где мой Андрей. Папа долго смотрел мне в глаза, а потом произнес: «Настя, он умер».

Я хватала ртом беспощадный воздух, стараясь не задохнуться от собственного горя. Моя любовь умерла, соприкоснувшись с куском пластика и металла. Как следовало жить дальше, зная, что такой сильный и жесткий Андрей оказался настолько хрупким? Но ведь я была так же хрупка, как и он.


«Словно увидев что-то в моей душе, ты тянулся ко мне, привставая на пальцах и протягивая руки, но меня не было рядом, прости, тогда тебя не было рядом. А это все просто рождалось в моей голове, просто рождалось, без выхода. Тебя больше нет, но я в это не верю. Я не видела тебя после сна. Мне просто сказали, что тебя больше нет, но кто же поверит в это? Такого просто не может быть. Как тогда этот мир существует, если в нем нет тебя? Как могу дышать я? Как я могу смотреть в окно или просто лежать на кровати, если в этом мире больше. Тебя. Нет ».


Я закрыла глаза и впала в кому на четыре дня.

Очнувшись, я очень хотела спать, а еще понять, где все-таки нахожусь. Про больницу я уже успела забыть. Открыв глаза, я увидела перед собой белый-пребелый потолок комнаты, но я не сразу поняла, что это больница. Мой разум был затуманен. В палате никого не было. Я полежала около десяти минут, пока не пришла в себя. Эти десять минут я была счастлива. Ну, по крайней мере, не убита горем. Осознания того, что Андрея больше нет, в те минуты не было. Но потом оно пришло. И еще я вспомнила про свои ноги. Увидела их еще раз. Они были хуже, чем в прошлый раз. Я тихо заплакала, но, точно не зная, из-за чего. Все вокруг казалось таким нереальным, что я никак не могла соотнести это со своей жизнью. Мне казалось, будто я плачу из-за просмотренного фильма. Все тело ужасно ломило, и по спине бежала судорога. Это было так неприятно и жутко хотелось снова уснуть. От вида моих ног меня немного подташнивало. В тот момент они были похожи на два раздутых красных столба. Я попыталась встать в туалет, а потом вспомнила, что ходить я уже не умею. Это было довольно непривычно, и я постоянно про это забывала. Пришлось позвать медсестру. На удивление я ее вспомнила. Это была та же самая девушка, что и четыре дня назад. Она вошла в палату со стаканом яблочного сока, ласково улыбнулась мне и протянула стакан.

– Выпейте, это вкусно.

– Спасибо. А можно мне в туалет?

– Да, конечно. Сейчас принесу.

Я немного растерялась, не зная, что она хотела мне принести. Из-за двери показалась больничная утка.

–Пожалуйста, – протянула она ее мне и осталась рядом.

Я не знала, что мне нужно делать. Сидела, держала в руке эту утку и ждала, когда девушка выйдет из моей комнаты. Но она не уходила. Пришлось попросить ее об этом.

– Да, извините, но я не уверена, что вы сами справитесь с этим. Мне нужно проследить, что у вас все получится.

Сгорая от стыда, я попыталась просунуть горшок под себя. В начале у меня это не выходило. Девушка дернулась мне на помощь, но мой злобный взгляд охладил ее пыл. В конце концов, у меня получилось. Тогда она вышла из палаты и оставила меня писать в долгожданном одиночестве.

Лёжа целыми днями в своей постели, я совершенно не думала о собственном будущем. Мне лишь хотелось, чтобы хоть кто-то из его окружения пришёл ко мне и рассказал, что случилось и что сейчас происходит в их жизни. Было странно, ведь к тому времени, как я пришла в себя, Андрея уже похоронили. Я не могла смириться с тем, что это произошло без меня. Все время думала, что вот сейчас откроется дверь и войдёт Мила, а за ней деловой Владимир Александрович. Думала, как я с ними заговорю и что расскажу им про этот последний наш день. Думала, как они будут меня утешать и горевать вместе со мной. Думала, предложат ли они мне остаться жить в нашем доме или переселят меня в какое-то другое место. Дни шли, но дверь эта так и оставалась закрыта. Нет, конечно же, в неё входили медсестры и врач, мои родители и близкие люди, но его знакомых среди них не было. И с каждым таким пустым днём мое настроение становилось все хуже и хуже. Я стала думать, что в произошедшем они обвинили меня. Эта мысль ужасала, потому что я сама винила во всем себя. Но также я думала, что и он во всем виноват. Теряясь в догадках и ломая голову, как же все-таки это произошло, я проводила свои дни. Я не пыталась помочь себе снова ходить, думая, что все наладится само собой. Я просто вылечусь и пойду. В конце концов, к моим ногам вернётся прошлая сила. Родители приносили мне книги и журналы, а папа даже покупал копченую курицу. Мне было грустно быть все время одной, поэтому меня переселили в общую палату. Там стало немного веселее. Но, когда наступал вечер пятницы, и всех отпускали на выходные домой, я грустила. Мне было страшно ночью в палате одной, казалось, кто-то ходит по коридору и сейчас заглянет ко мне. Меня терзали страшные сны. Каждый раз, прокручивая один и тот же момент, словно на репите: крик, столкновение, боль, по спине бежали мурашки, все тело содрогалось, как при ударе. В мыслях я снова и снова пыталась этого избежать, предотвратить нашу с ним катастрофу, поехать по другой дороге или остановиться пить чай на ближайшей заправке, словно в этой аварии был виноват кто-то другой, а не мы. Боль не затихала и днём, но ночью она разгоралась адским пламенем внутри меня.

Спустя месяц мои ноги приняли естественный окрас, но шевелиться так и не стали. Наступила новая череда горя: мне стало невыносимо лежать целыми днями на одной и той же постели, смотря в один и тот же потолок. Книги и музыка давно перестали меня развлекать, а соседские девушки из той самой палаты раздражали своей способностью ходить и перемещаться в другие пространства. Со мной стали случаться неконтролируемые приступы ярости. Я долбила руками по тумбочке, кричала на окружающих и бросалась в них едой. Мне были ненавистны все эти люди и их глупые никчемные переживания из-за плохой погоды. Мне хотелось, чтобы другим стало так же больно, как мне. Но этого не случалось. Меня воспринимали за местную сумасшедшую, кто-то, наверное, меня жалел. Во время моих приступов они дружно вставали и выходили в коридор, чтобы не оттирать остатки каши со своих футболок. Потом приступ отпускал меня, и я мирно лежала и смотрела все в тот же потолок. Мне даже стало казаться, что на нем есть какие-то тайные послания, и иногда я пыталась их расшифровывать. Дни шли, словно по строгому графику, ярость и неподвижность сменяли друг друга каждые полчаса. Меня стал чаще навещать больничный психолог. Она постоянно твердила, что скоро все будет хорошо и приносила забавные рисунки. А ещё она давала мне домашние задания, чтобы мне было чем заняться, пока ее рядом нет. Не думаю, что они помогали мне, я не стала сумасшедше-больной, и моя голова не была затуманена, просто я никак не могла смириться с тем, что это произошло именно со мной.


Дни тянулись медленно, и я ничего от них не ждала. Потеряв всякий интерес к происходящему, единственное, чего ждала я столь трепетно и мучительно, – когда меня отпустит боль разлуки с Андреем. Не знала я, смогу ли жить без него. Врач приходил на осмотр каждую неделю по понедельникам. Не видя никаких изменений в моем положении, он зло цокал языком и тихо говорил, что так нельзя. Надо бороться. Я смотрела на серые мрачные стены и молчала. Зачем? Какой смысл? В чем смысл жизни, если не в нем? По этому поводу у меня не было никаких мыслей и не было никакого смысла. Целый месяц я лежала на чужой больничной кровати и думала, в чем смысл этой долбанной жизни? И почему все вокруг твердят, что это пройдет. Что пройдет? Моя жизнь? Эти вопросы так и оставались невысказанными в моей голове. Не думаю, что врач замечал это. Он говорил, что у меня сейчас апатия, и это нормально, вкус жизни вернётся, если начать заниматься. Но начать было самое трудное.