И, чтобы не видеть этих ее христианских глаз великомученицы и вечно извиняющееся выражения лица, он встал, торопясь уйти.

– Все, мне пора. Я завтра приеду. – Степан клюнул ее коротким поцелуем в холодную щеку, пахнущую больницей. – Ни о чем не беспокойся. Настраивайся на борьбу с болезнью!

И стремительно, широкими шагами вышел из палаты.

Ибо ни кротостью, ни беспредельным терпением не обладал.

И закрутился в водовороте срочных дел, поспевая во все места, разгребая навалившиеся одновременно проблемы. Позвонил маме и просил узнать у Валентины Николаевны, свободна ли она на данный момент, возьмется ли помогать по хозяйству на ближайшие месяца три, и сколько это будет стоить, по ходу объясняя, зачем и кому, отвечая на все мамины вопросы и сочувствующие охи.

Покупая продукты в супермаркете по Анькиному списку, Степан не переставая говорил по телефону, прижимая трубку плечом к уху. С Валентиной Николаевной, перезвонившей уточнить подробности и давшей согласие, с Ольгой Львовной, успокаивая насколько можно, но без подробностей, с Анькой, заждавшейся брата. Завез сестре продукты, поведал о делах скорбных, чуть не силой всунул ей деньги на такси до больницы к Юре и обратно, потому что сам не успевал ее отвезти, поцеловал сестрицу и Дениску, попрощался с Юриной мамой, приехавшей на метро, заступить на вахту с внуком, и умчался перевозить Валентину Николаевну к Вере домой.

Милая женщина что-то рассказывала всю дорогу, пока они ехали, радуясь возможности пообщаться, он слушал вполуха и думал о том, что скажет Ольге Львовне и как.

Это тоже его крест. И наказание.

Он сказал правду.

Ольга Львовна разрыдалась, Валентина Николаевна тут же обняла ее за плечи, принялась успокаивать, когда это не помогло, строго отчитала:

– Вот что, хватит! Что ж это вы дочку взялись оплакивать! Ребенка вон напугали! Она молодая, сильная – справится! Нам надо ей помогать, а не слезы безутешные лить! Потом поплачем, когда она на танцы пойдет! Сядем вместе и поплачем от радости!

Ёжик, не понимавший, что происходит, но чувствовавший беду, пришедшую в дом, вторил бабушке, плакал, держась за ее халат, и никак не мог успокоиться, капризничал, не хотел засыпать. Пришлось Степану серьезно, по-мужски, с ним поговорить, объяснив, что мама заболела и ей сейчас очень нужна Ванькина помощь, поддержка, чтобы выздороветь. Они договорились, Степан почитал ему на ночь сказку, когда Ванька уснул, вышел в коридор, отозвал Валентину Николаевну с кухни, отдал ей деньги за месяц вперед.

– Не знаю, Степан, – засомневалась она. – Мне с тебя брать деньги неудобно, да к тому же у людей такое несчастье.

– Валентина Николаевна, – прекратил он жестким тоном ее робкие отнекивания, – вам ведь придется сюда перебраться на время, и не так легко ухаживать за маленьким ребенком и пожилой женщиной с неработающей рукой, да к тому же и за Верой придется. Берите. И без разговоров!

Быстро обсудив с женщинами самые важные и насущные вопросы следующего дня, он торопливо попрощался и ушел.

Степан сидел в незаведенной машине и не знал, куда ему ехать.

Все это время, наполненное суетой и решением проблем чужих и родных людей, он думал о Стаське не переставая.

Как только услышал рыдания Ольги Львовны в трубке, изменившие все его радужные планы и надежды, мысли о Стаське потекли параллельно с делами, решениями, действиями сегодняшнего дня.

Он не мог сказать Вере, что расстается с ней, и не мог именно сейчас ее бросить!

И не мог одновременно с этим быть со Стаськой! Не мог принести к ней разрывающее сердце чувство своей вины и ответственности за Верину болезнь, и за то, что не умеет он быть сразу с двумя женщинами, пусть и номинально!

Ему выть хотелось!

Что же это такое валится на них обоих?! А?!

То его, Степана, страхи и трусливое бегство, боязнь изменить свою удобно выстроенную одинокую жизнь, которые чуть не выжгли их со Стаськой до углей, то Верина болезнь, в один момент ставшая препятствием перед тем чистым, искрящимся, радостным, что уже сложилось у них со Стаськой!

Это что, испытание забубенное или несудьба такая?!

– Ну уж нет!! – рявкнул на последнюю предательскую мысль Степан, изгоняя ее напрочь. – Испытание – да! Сдаваться – хрен вам!

И он набрал Стаськин номер телефона.

Поймет? Не поймет?

Услышит так, как могла слышать его только она?

И сердце заболело, заныло, плача о своем…


После отъезда Степана Стаська сладко проспала еще часа два, проснулась, потянулась, чувствуя стон всего тела и звенящую радость от воспоминаний. Щадя ноющие от «непривычных нагрузок» мышцы, Стаська не спеша ликвидировала разгром, учиненный ими в квартире, наведя близкий к идеальному порядок, и затеяла свой фирменный пирог с яблоками.

Не переставая улыбаться ярким воспоминаниям, замесила тесто, высыпала яблоки в кухонную мойку, принялась мыть и вдруг остановилась…

Что-то захолодело внутри, какая-то непонятная тоска или грусть, как предупреждение о чем-то – нечеткое, непонятное, заменяющая радость в душе на настороженность.

– Тихо, тихо, – приказала себе Стаська. – Подумаешь, настроение! Что за дела такие?

Из комнаты еле слышно долетела мелодия телефонного звонка. Стаська, позабыв о ноющих мышцах, бегом бросилась на тетушкин вызов.

– Да! – проорала она, запыхавшись от тревоги.

– Я тебя не отвлекла? – дипломатично спросила княгинюшка.

– Нет! С тобой все в порядке? – не зная, к чему отнести возникшую ниоткуда тревогу, спросила Стаська.

– В полном, насколько я могу судить по ощущениям, – подивилась переполоху Сима.

– Слава богу! – выдохнула Стаська.

– Что за паника, Слава?

– Да что-то у меня на душе неспокойно! – призналась племянница.

– Так! – привычно заявила тетка. – Ты одна?

– Да.

– Я сейчас возьму такси и приеду! Жди!

Стаська заставила себя, в ожидании тетушки, помыть и порезать яблоки, заправить пирог и поставить его в духовку. Услышав, как пискнул в прихожей домофон, сообщая, что кто-то открыл подъездную дверь, набрав код, она ринулась к входной двери, распахнула и от нетерпения вышла к лифту.

– Как хорошо, что ты приехала! – заорала она и кинулась княгинюшке, еле успевшей выйти из лифта, на шею.

– Никто и не спорит – хорошо!

Тетя погладила Стаську по спине, отодвинула, внимательно всмотревшись в выражение ее лица, и уточнила:

– У нас очередная беда с последствиями?

– Нет, нет! На сей раз все замечательно, великолепно, потрясающе! Только что-то я разволновалась! Идем скорее! – Схватив тетку за руку, Стаська потащила гостью в квартиру. – Я тебе все расскажу! И пирог я испекла с яблоками!

Рядом с Симой дурные мысли и страхи скукожились и отодвинулись, не мешая Стаське рассказывать в восторженных тонах с активной жестикуляцией.

А как еще рассказывать о том, что с ней случилось?!

– Это так здорово, что ты пришла! – в сотый раз воскликнула девушка. – Он приедет вечером, вы познакомитесь!

– Горю нетерпением! – хмыкнула Сима. – Но хочу напомнить, что я его знаю и хорошо помню, и благодарна ему необычайно за то, что он Евгеньюшку моего тогда поставил на ноги.

– Да ладно, когда это было! Он тогда молодой был, да и знала ты его как врача! Он тебе понравится! Он необыкновенный!

– Ну, еще бы! – уже хохотала тетка – Чтобы у тебя и обыкновенный!

Стаська смех княгинюшки почему-то не разделила, даже улыбаться перестала, задумалась и посмотрела невидящим взглядом в кухонное окно.

– Слава! – тут же оборвала смех Сима. – Ты что-то недоговариваешь?

– Нет, – очнулась Стаська от задумчивости и вернулась в разговор, посмотрев на тетушку. – Что-то тревожно на душе, не отпускает. И, знаешь, не так, чтобы чувствовать беду какую-то… не знаю. Ты пришла, мне полегче стало, но не ушло совсем. Что бы это?

– У нас в семье порядок, я перед приездом к тебе с Ольгой разговаривала, все у них хорошо! Так позвони ему, и все дела! Что попусту мучаться предположениями! – предложила радикальное решение проблемы Сима.

– Нет, – тряхнула головой Стаська. – Глупости! Говорю же, не беда, я б почувствовала! Давай еще чаю с пирогом!

– Нет уж, хватит! – изобразила праведный испуг Сима. – И так литр чаю, наверное, выдула, и пирога твоего налопалась, не удержалась!

– Может, тогда мяса? У меня вкусное-превкусное есть!

– Ты что, Слава, смерти моей хочешь или ожирения! – возроптала княгинюшка. – Поверх криминального на ночь пирога, мясо есть!

И тут запел, задребезжал Стаськин сотовый, заскользив по столешнице.

Степановым вызовом!

Стаська посмотрела испуганно на княгинюшку, приподнявшую вопросительно на ее «кроличий» взгляд одну бровь, и ответила:

– Да!

– Это я, привет, – просипел Степан.

У него перехватило горло от волнения. Он прокашлялся.

– Я не смогу… – И не сумел сказать, что именно.

– Ты в порядке?! – заорала Стаська отчаянно. – Что с тобой случилось?!

– Я? – удивился Больших, настроенный совсем на иные мысли. – Я в полном порядке. Стаська, ты чего?

– Господи! Я думала, с тобой что-то случилось! – выдохнула она с облегчением.

– Почему? – поразился Больших.

– Не знаю! Что-то мне тревожно весь вечер! С тобой точно ничего не случилось?

– Со мной нет, – потрясенный до глубины души этим ее чувствованием, ответил он.

– А с кем? – требовательно спросила Стаська.

– С Верой…

– Что? – перешла на деловой тон она.

– Рак. Завтра срочная операция.

Он вкратце объяснил, что случилось. Они замолчали. И слушали эту тишину, как разговор.

Станислава понимала, что именно Степан не может – и приедет к ней не то что не сегодня, а даже неизвестно когда.

И все причины, не пускающие Степана Больших к ней, укладывались в тысячи «потому что».

Потому что сейчас он жизненно необходим той женщине и ее семье…